Беседы с батюшкой. Память смертная как духовное упражнение

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает архимандрит Савва (Мажуко), насельник Свято-Никольского монастыря города Гомеля (Республика Беларусь).

– Тема сегодняшней передачи, как всегда, сложная и интересная – «Память смертная как духовное упражнение». Очень радостно, что есть возможность задать этот вопрос Вам, отец Савва, потому что как-то, читая митрополита Антония Сурожского, я прочел у него, что размышление о смерти чрезвычайно полезно для христианина. Тогда я подумал о том, в чем же эта польза, ведь все мы относимся к смерти с особым трепетом, с особым страхом, и редко встретишь человека, который скажет о том, что готов к смерти и не боится ее. Все-таки что такое память смертная и размышление о смерти?

– На самом деле это духовное упражнение не есть достояние исключительно христианской традиции, это тот опыт, который лежит в самой основе универсальной духовности, духовности подлинно человеческого опыта. Поэтому заявлять здесь какие-то свои исключительные права мы, христиане, конечно, не можем, просто пользуемся в том числе опытом глубокой древности; и в частности, древности языческой.

Если вы откроете теологию Платона, то найдете немало мест, где есть просто памятники, запечатлевшие это духовное упражнение. Например, самый знаменитый диалог «Федон», где описывается смерть Сократа, диалог, очень сильно повлиявший на поколения людей, живших уже после Платона. Блаженный Августин, например, вспоминает о некоем молодом философе Клеомброте, который, прочитав этот диалог, даже сбросился со стены, то есть в этом духовном упражнении могут быть некоторые крайности.

Но чтение этих текстов, в том числе античных авторов, не только платоников, но и стоиков, весьма полезно, потому что есть такие универсальные точки, в которых мы с ними совпадаем. Например, есть прекрасный текст «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки, знаменитого философа, учителя Нерона, где как раз подробное описание хода этого размышления. Потому что память смертная как духовное упражнение начинается с определенного рода размышления, или, как сейчас говорят, медитации, – размышления о своей бренности, своей финальности. Это очень полезно, но, конечно, надо знать меру, чтобы не случилось так, как с несчастным Клеомбротом, потому что бренность пугает, и пугает не только то, что ты сам умрешь, но то, что умрут твои близкие. Мы ведь, особенно люди молодые, не очень верим в то, что опыт смерти случится именно с нами, но гораздо страшнее пережить утрату близкого человека.

У Федора Михайловича Достоевского был такой период в жизни, когда в один год он похоронил троих самых близких людей, и это привело его в настоящую яму отчаяния. Умер его любимый брат, который во всем его поддерживал. Умерла его первая супруга. У него умерло несколько любимых детей (например, его трехлетний сынишка Алеша, дочка Сонечка). Мы перечисляем это как некие литературоведческие факты, на самом деле это глубочайшая трагедия конкретного человека.

В биографии отца Сергия Булгакова есть эпизод, запечатленный в его бессмертной книге «Свет невечерний», где он признается, какой переворот в его жизни совершила смерть его любимого сына Ивашечки, который умер от нефрита в Крыму. Эта смерть «белого мальчика», как он его называл, повернула его ко Христу, собственно, положила начало его священству, хотя он принял сан уже в послереволюционное время. Тем не менее опыт переживания смерти близкого человека может быть не менее трагичен и более глубок, чем опыт своей собственной финальности, своего конца.

Поэтому в традиционном обществе в хороших семьях детей с самых ранних лет готовили к принятию той мысли, что им надлежит в свое время достойно, с благодарностью похоронить своих родителей, когда придет их час, досмотреть их старость, чтобы это было красиво, достойно и уважительно. И правильно скорбеть, что является очень важным моментом. Духовное упражнение состоит не только в том, что ты размышляешь, как умрешь, будешь лежать в тесном гробике и так далее, но и в том, чтобы правильно скорбеть, потому что рано или поздно утраты нас все равно настигают.

Мотив утраты является центральным, например, в творчестве Томаса Вулфа, у которого есть автобиографический роман «Взгляни на дом свой, ангел». Он просто пронизан этим опытом утраты, который разъедает молодого человека, это роман о взрослении, роман воспитания, если угодно. Это роман о том, что однажды подросток сталкивается с опытом утраты, то есть все исчезает в этой жизни; оказывается, все недолговечно: и молодость, и друзья, и мама, и эти люди, которые рядом с ними, и друзья – все это почему-то уходит; и любовь уходит, все опадает.

Не случайно в Писании есть замечательная строчка – человек яко трава… яко цвет сельный, тако оцветет. Это тоже размышление о смерти, но оно не является красивой метафорой, это переживание самого процесса увядания. Человек будто чувствует, что он, как и листва на деревьях, постепенно жухнет, постепенно выцветает, становится желтым и вот-вот опадет, но перед ним опадут те люди, которые старше его, которые его любят. Ему предстоит обязательно пережить смерть родителей, смерть близких, и эту мысль о том, что ты должен похоронить своего отца, свою маму, очень тяжело пережить. Но в традиционном обществе всегда учили этому.

Сейчас в нашей светской, секулярной культуре мысль о смерти затирается, мы стараемся об этом не говорить. Если вы обратили внимание, в голливудских фильмах, если в сюжет вплетается нить кончины и показывается дом усопшего, там никогда не будет гроба. Он не находится там ночью, как это принято у нас, и похороны проходят максимально стерильно: чтобы не подходить, не касаться и так далее, то есть человека надо максимально изолировать от этого.

Но мы никуда не спрячемся, надо учиться правильно скорбеть, правильно принимать эту утрату, учиться правильно проводить свою жизнь, чтобы бренность не раздавила нас, – вот что очень важно. То есть здесь есть две крайности: с одной стороны, полное забвение, запрет себе на мысль, чувства, в каком-то смысле даже самоослепление, а с другой стороны, то состояние, когда человек просто убивает себя этим испугом перед смертью.

– Вопрос телезрительницы Анны из Подмосковья: «Почти год назад умерла моя подруга, очень хороший человек. Она старше меня, мы когда-то с ней вместе жили. Умерла она у вас в Санкт-Петербурге. Досматривала ее далекая-далекая родственница, и выясняется, что ее предали кремации, что эту урну до сих пор не захоронили. Дело в том, что родственница эта избегала разговоров, а когда я дозвонилась до нее, она сказала: «Ой, Вы меня не осуждайте, урна стоит у меня дома. Потому что на родине у нее все умерли, некому за ней смотреть, а здесь место есть где хоронить, но я не хочу, потому что мне с ней хорошо, я с ней разговариваю; мне кажется, она мне во всем помогает, поддерживает; может быть, я уже “ту-ту” (как она выразилась)». Я ей ответила, что насчет «легче» я не знаю, но осуждать не собираюсь. Вот решила спросить у батюшки. Ответьте, пожалуйста, что делать в таком случае, правильно ли это вообще?»

– Да, мы сталкиваемся с такой реальностью из-за того, что города растут, традиционные похороны стали очень дорогими, поэтому действительно случаются такие эпизоды, не традиционные для нашей культуры. Но – скажу то, что может даже кого-то возмутить – для христианской церковной традиции это непринципиально, потому что Господня земля, и исполнение ея, вселенная. Раз человек принял такое решение, раз так получилось, ну что же, в любом случае мы за него молимся, и ничего не случится с ним в момент воскресения. Это всего лишь один из обычаев похорон, причем он относится в большей степени к той культуре, которая бытует в данном месте.

На Афоне, например, хоронят таким оригинальным способом, каким не хоронят нигде: закапывают на несколько лет, потом выкапывают и складывают кости отдельно. Потому что земли у них мало – и они нашли такой выход. То есть на самом деле все это непринципиально, была бы молитва и, самое главное, жизнь христианская. И доброта, которая отличает человека порядочного, цельного, – вот это очень важно.

Так что пусть Вас это не пугает, хотя, если это возможно, надо придерживаться той традиции, которая существует в Вашей семье.

– Спасибо за такой подробный ответ, потому что очень многих людей это волнует. Волнуют и другие вопросы: существует очень много суеверий,  связанных с обрядом погребения. С чем это связано, почему погребение так обставляется всякими, может быть, ненужными обрядами?

– Это очень естественно, потому что, как заметил один классик религиоведения Малиновский, религия несет в себе задачу психотерапевтического избытия эмоций, связанных со столкновением человека с явлениями, которые он не может объяснить. Смерть пугает. Помочь как-то осмыслить этот совершенно непонятный опыт помогают обряды. Поэтому обряды существуют во всех религиях, это не изобретение христианства. И если подходить глубоко, христианство – это вообще не религия, но в нем присутствует религия.

Человек невоцерковленный, не погрузившийся в стихию Евангелия, тем не менее остается религиозным, мы это прекрасно знаем по опыту большевиков: похорон, гражданских панихид. Хотя человек до мозга костей материалист, но мы знаем, что без гражданской панихиды никак не обойдется. Мы знаем, например, прощания в каком-нибудь Колонном зале, какие-то обряды: медали на подушечках. Ритуал все равно остается, и вокруг него все равно остаются какие-то знаки, символы, суеверия, потому что с помощью языка символов человек пытается справиться с тем шоком, который приносит этот опыт смерти. Поэтому, конечно, суеверия всегда были, есть и будут. Это, с одной стороны, происходит из-за невежества, с другой стороны, из-за естественной потребности человека как-то справиться с этим опытом, который его просто сводит с ума.

– Вопрос телезрительницы Маргариты из Санкт-Петербурга: «Батюшка, конечно, Вы правильно говорите, что нужно досматривать своих пожилых близких и очень трепетно относиться к их уходу. Но почему тогда у нас так много стариков в домах престарелых? Почему мы не относимся к старости так, как, например, относятся в Грузии, где нет домов престарелых? Как поменять это направление и как мы вообще должны жить, когда наши престарелые родители брошены и находятся под присмотром чужих людей?»

– Прекрасный вопрос, Маргарита, очень насущный. Грузия – маленькая страна, в маленьких странах всегда можно позволить какие-то замечательные вещи. Нас, например, сравнивают иногда со Швейцарией, которая географически поделена на кантоны. Мы говорим о Греции, Грузии, сравнивая себя с ними. Но Россия – слишком большая страна, которая пережила на своем веку серьезнейшие потрясения и социальные эксперименты, последствия которых мы еще будем расхлебывать, может быть, несколько веков. Но дело не в этом.

Вы затронули такую проблему, которая касается, если хотите, даже государственной идеологии. Я считаю, что идеология, которую надо было бы сформулировать нашему государству, могла бы звучать очень просто: главная ценность Российского государства – это российский народ. Все, что связано с заботой о детях, стариках, о любом гражданине России, есть первоочередная задача государства. Ценность наша не просто политические задачи, не участие в каких-то геополитических конфликтах и так далее – это тоже очень важно, большое государство не может без этого, оно должно участвовать в этих больших, сложных и неприятных играх, но первая, самая большая ценность – это российский гражданин. Забота о стариках, детях должна быть заботой всего общества. А у нас, к сожалению, как наследство и от царских, и от советских времен осталась привычка мыслить государство отдельно от общества – вот это, мне кажется, самое большое заблуждение. Его надо избегать, надо чувствовать ответственность общества за государственную политику. Надо понимать, что если ты способен разрулить какую-то проблему, не надо шуметь. Как говорил один из персонажей: «Поди-тка послужи». Если ты недоволен чем-то, если понимаешь, как исправить ту или иную проблему, сделай карьеру, стань министром, стань президентом, чтобы провести свои улучшения в реальность. Не шуми, а просто потрудись годами, десятилетиями, набей руку, приобрети опыт, сделай что-нибудь полезное, что можно было бы предъявить людям.

Мы должны как-то сломать стереотип, когда общество и государство находятся в постоянной тяжбе, – это наша большая проблема и боль. Это все наше единое, мы должны научиться как-то отвечать за стариков, за детей, за образование. Не просто роптать где-то на кухне: вот что происходит с образованием, а как-то цивилизованно, красиво, правильным образом отвечать за все это. В связи с этим вспоминаю фразу Марка Твена, который говорил, что правду нужно говорить не так, как бросают в лицо мокрое полотенце, а как подают пальто изящной даме. То есть все эти проблемы нужно решать по силам, красиво, правильно, достойно нормальных, цивилизованных людей.

Еще раз подчеркну, что главной ценностью должен быть народ, люди – это самое главное и большое богатство России. Не нефть, не якутские бриллианты, не участие в Совете Безопасности ООН и так далее. Все это тоже очень важно и замечательно, но главное богатство – это люди. И прирастать надо именно этим богатством. Не разбрасываться им, а создавать все возможности, чтобы женщины безопасно рожали, отцы не переживали за судьбу своих детей. Чтобы люди жили красиво, искали возможности раскрытия всех своих талантов и чувствовали поддержку общества, которое не противоречит государству, а вместе с ним защищает эту самую большую ценность – российский народ.

– Очень неожиданный ответ на вопрос, вспоминается персонаж из произведения «Горе от ума» (что Вы упомянули), который говорил: «Шумим, братец, шумим!» Размышление о смерти здесь все же присутствует: мы не можем заботиться о ком-либо, не размышляя о памяти смертной.

Вопрос телезрительницы Татьяны из Екатеринбурга: «Единственное, что мы знаем наверняка, это то, что будет смерть. Тем не менее мы бегаем от разговоров о смерти. Как все-таки научиться не цепляться всеми силами за жизнь и здоровье, а как апостол Павел, даже желать разрешиться и быть с Господом? И еще один вопрос по вчерашней теме о жертвенной любви. Жертвенная любовь и дар рассуждения не противостоят друг другу? Они как-то взаимосвязаны?»

– Два больших вопроса. Прежде всего, Татьяна, я Вас призываю – как делал и в прошлой передаче – к простоте. Не надо здесь особенно себя мучить, потому что в меру жития бывает познание истины. И как говорил апостол Павел в Послании к Филиппийцам, по той мере веры, которой человек достиг, он и должен поступать. Есть люди, которым, как говорил Алеша Карамазов, мало жертвовать пять копеек после обедни, ему хотелось отдать больше. Его жертвенность достигла той меры, когда она требовала большего. А кто-то не достиг этой меры. То есть не нужно самого себя обманывать, но жить в ту меру, которой достиг.

Это касается и первого вопроса. Не будем забывать, что апостолу Павлу, который позволял себе такие великие фразы, которые трогают христиан уже не одно тысячелетие, на пути в Эммаус явился Сам Христос, и он тогда ослеп – это было событием всей его жизни. Апостол Павел был визионером: Христос являлся ему не однажды, он видел Его многократно. Это был человек, который жил Христом осязательно, он действительно переживал Христа более живым, чем кто-либо из его современников, поэтому, может быть, он уже стоял одной ногой в Царствии Небесном. Потому говорил о таких вещах.

К памяти смертной нам, как людям, к которым Христос не являлся, мне кажется, надо относиться тоже в свою меру. Моя бабушка говорила: «Помирать помираешь, а пшеничку сей». И моя мама тоже часто повторяет эту фразу. То есть кто знает, когда ты умрешь: может быть, сегодня, может быть, через десять лет – дело житейское, но нужно вставать, трудиться, жить, радоваться жизни до самой последней минуты. В этой простоте, мне кажется, и есть то духовное упражнение, которое доступно абсолютно каждому из нас. Радоваться жизни, несмотря на то, что ты однажды помрешь, потому что Господь создал нас для того, чтобы мы жили и радовались тому, что нас окружает. Жили и радовались – вот исполнение завета Божьего. Поэтому исполняйте Божий завет – живите и радуйтесь каждой минуте и всему, что вам дарует Господь: и чашке чая, и пирогу. Тем самым вы исполните завет Христов.

– Вопрос из нашей группы в соцсети «ВКонтакте»: «Что значит – делай не для себя, а ради Христа? И второй вопрос – как не впасть в уныние, упражняясь в памяти смертной, ведь это помнить о том, что придется за все ответить?»

– Друзья мои, не увлекайтесь, относитесь ко всему проще. Лев Николаевич Толстой заметил, что люди простого звания помирают как-то спокойнее, чем дворяне, обремененные образованием и прочитавшие не один шкаф книг. Поэтому я призываю вас подражать как раз простым людям, которые сильно не переживали. Мне, как священнику, приходится отпевать, и помню, как после похорон я утешал одну старушку, у которой я перед этим отпел маму. Мне показалось, что я должен сказать ей какие-то трогательные слова поддержки, и тут она меня неожиданно оборвала, удивленно посмотрела и сказала: «Батюшка, ну что Вы такое говорите: вот мама моя умерла, ну чем я хуже?» Представляете, как человек относится к своей смерти: мама умерла, бабушка умерла, а я чем хуже? Конечно, я тоже однажды умру; страшно, но это тот путь, который освятили такие замечательные люди, с которым Господь дал мне общаться. То есть не надо относиться к смерти с каким-то ужасом, потому что на самом деле Евангелие говорит нам совсем о другом: оно говорит, что человек обречен на жизнь. Это самый настоящий философский вопрос – я приговорен к жизни; что бы я с собой ни делал, я уже живой навсегда, и смерть здесь просто переход. Я помру и тут же окажусь в совершенно ином состоянии, но живым.

Был такой замечательный английский писатель Терри Пратчетт, у которого есть забавный роман «Мор, ученик Смерти», который говорит о юноше, получившем работу в качестве подмастерья Смерти. Он должен был заменять Смерть, принимая души покойников, и там есть такое ироническое замечание – смерть не кажется такой страшной, когда ты можешь после смерти человека переброситься с ним парой слов. Так вот, христиане тоже относятся к этому не так грустно. Потому что мы все равно можем перекинуться с человеком после смерти парой слов: вы молитесь за ваших близких, они молятся за вас, и это прекрасно.

Святые умерли, но все равно молятся за нас. Например, блаженная Ксения Петербургская. Знаю множество эпизодов, когда она помогала. Ведь умерла она столько лет назад и тем не менее помогает совершенно незнакомым людям, которые живут в других странах. Она умерла – и что? Все будет хорошо, друзья мои! Не рвите сердце, как говорит моя мама.

– Вопрос телезрительницы Татьяны из Санкт-Петербурга: «За пять лет я похоронила двоих детей, мужа и маму и потеряла смысл жизни, страдаю от одиночества. Как мне жить дальше? Как все это пережить и снова встать на ноги? Я очень страдаю».

– Татьяна, Вас никто не утешит, если Вы сами не посвятите свою жизнь чему-то действительно стоящему, потому что боль утраты никогда Вас не покинет. И это нормально, это естественно, очень много людей с этим живут. На самом деле очень много, это нам кажется, что нас окружают люди благополучные, но есть множество людей, которые живут со своей болью, со своей утратой. Но с этим можно научиться жить. И нужно научиться жить. Вы живы – и это самое главное.

Вы живы и, может быть, проживете еще очень много лет, и это важно, потому что Вы можете сделать многое из того, чего не сделали Ваши близкие. Вы можете предоставить им свои руки, свои таланты, свои средства, в конце концов, чтобы они здесь и сейчас через Вас осуществили какие-то прекрасные вещи. Я говорю о вещах очень важных, прекрасных: у Вас наверняка есть какие-то таланты, наверняка Вы человек, который имеет свой голос, свои увлечения, который может кому-то помочь. Во имя своих близких делитесь, помогайте. И найдите то дело, от которого у Вас горят глаза, а оно наверняка есть.

Не оставайтесь в этом лабиринте скорби, он все равно всегда будет при Вас,  никто никогда Вас не утешит, это боль, которая всегда будет вместе с Вами. Но жизнь продолжается – живите дальше, и живите с высоко поднятой головой. Проживите красиво, чтобы Ваши близкие усопшие Вами гордились, чтобы они восхищались тем, как Вы несете свою жизнь, неся эту боль благородно, красиво, с достоинством.

Моя прабабушка умерла в 1992 году, прожив сто лет. Она пережила несколько революций, несколько войн и, будучи до революции очень состоятельным человеком, все утратила. Ее муж умер во время войны у нее на руках. Она потеряла старшего сына Владимира, который был убит под Варшавой. А младшего сына, которого она любила больше всего, фашисты расстреляли у нее на глазах в нашем городе Гомеле. И она своими руками похоронила его ночью. Во время войны ей было за сорок лет, потом она прожила еще половину жизни, похоронив своих близких, подруг, друзей. В конце своей жизни она, может быть, оставалась последней. Но она всегда шутила, при возможности пела, поддерживала людей, которые к ней обращались, – это достоинство.

Никогда не теряйте это достоинство – Вы живы, а живой человек всегда достоин восхищения, тем более женщина, пережившая утрату. Ваши близкие Вами восхищаются. Да, на том свете. Да, у Бога. Они молятся за Вас, поддерживают Вас, но восхищаются Вами. И это очень много, Татьяна. Поэтому живите, живите на полную катушку: живите за людей, которых Вы потеряли, живите их жизнями, делитесь их жизнями. Помножьте свою жизнь на число их жизней и с таким размахом и живите, неся себя с достоинством, как дама, как Женщина с большой буквы. И это будет по-настоящему жертвой и подарком Вашим близким. Это не смягчит боль, но облагородит ее и, может быть, поможет другим людям с такой же болью вынести ее, пережить и остаться человеком.

– Вопрос телезрительницы Любови из Челябинской области: «В ноябре будет три года, как у нас умерла мама, все это происходило у нас на глазах. Сейчас я слушала о том, что не нужно бояться смерти, но мама умирала так тяжело... На следующий день после соборования ей было полегче, а через день у нее началось сердцебиение, она была вся мокрая, и это продолжалось целые сутки. Сутки мама находилась в коме, я на ней, как говорил батюшка, ставила крестики, мочила ей губы, а потом мне сказали, что этого не нужно было делать. Эта картина у меня перед глазами три года. И я боюсь того, что нас ожидает такая же смерть. Она так мучилась, и мы ничем не могли ей помочь. Мне хочется спросить, что чувствовала мама в этот момент?»

– Конечно, это очень тяжело... Что тут сказать?.. Но Вы помните: то, что Вы видели, – это жизнь тела. Мы не можем точно сказать, что переживала Ваша мама, может быть, это была агония тела. Скорее всего Ваша мама была уже у Бога на руках, а тело еще продолжало сопротивляться, и то, что Вы видели, было последней борьбой материи за то, чтобы продолжить хоть какое-то подобие жизни. Вы знаете, что даже в больницах многие люди живут в почти растительном состоянии: это не говорит о том, что душа человека переживает все это. Конечно, все это очень сложно, и к тому, что я сейчас говорю, можно задать массу вопросов и даже кое-что подкорректировать.

Но то, что Вы видели и чем впечатлились, это жизнь тела. Поэтому не переживайте, с Вашей мамочкой уже все было в порядке, скорее всего она уже была на руках у Бога. И если Вам придется пережить такое на собственном опыте, не надо страшиться: мы люди верующие и должны доверять Богу. С Вами все будет хорошо. Видимо, телу нужно было пережить такое. Еще раз повторю, это не страдания Вашей мамы, а страдания тела Вашей мамы; с телом же приключается всякое, мы даже не видим снаружи, что происходит внутри тела. И только в момент смерти, когда отходит душа и пропадает контроль, видим этот механизм, который продолжает вращать свои маховики, продолжает работать вхолостую, но уже задыхается. Это не Ваша мама, это просто тело.

Поэтому не страшитесь, отнеситесь к этому спокойно, и большая к Вам просьба – не вспоминайте это, не перебирайте и ни в коем случае не вините себя ни в чем... Это самая распространенная ошибка, которой особенно подвержены женщины. Что бы ни случилось, как бы ни умер человек, она непременно чувствует себя виноватой. Это очень распространенная эмоция. На самом деле это ложная вина. Кажется, можно было еще вызвать врачей, скорую, подать какие-то лекарства и так далее, – это ложная вина. В момент смерти особенно чувствительные и впечатлительные люди крайне беззащитны, поэтому любая эмоция, самая безвредная в обычном состоянии, начинает раздуваться.

Знаете, как на коже человека постоянно живет стафилококк и не причиняет нам никакого вреда до тех пор, пока организм не ослаблен. Когда мы находимся рядом с близким человеком, особенно с тем, которого любим, его боль отдается в нашем сердце и коже, и кажется, мы умираем вместе с ним. В этом состоянии наша психика, наша эмоциональная жизнь максимально уязвима, ослаблена, и какие-то совершенно обычные эмоции, в обычном состоянии не причиняющие нам никакого вреда, начинают раздуваться, паразитировать, охватывать нас. И потом для особо впечатлительных людей требуются годы, чтобы это как-то избыть.

У нас в Церкви существует традиция поминать усопшего в девятый, сороковой день, в полгода и год. На самом деле это тоже не церковное изобретение. В Ветхом Завете есть упоминание о традиции поминовения усопших у египтян, у которых тоже была эта цифра – 40 дней. На самом деле это универсальная находка – это как некий карантин для души, чтобы выболеть, выскорбеть. Знаете, как иногда говорят: если ты лечишь грипп, то болеешь 14 дней; если не лечишь, то две недели. Смерть близкого человека – это тоже некая болезнь, которой мы заражаемся. Нужно выболеть. Девять дней – это некоторый этап, сорок дней – некоторый этап, полгода, год. Нужно выстрадать, выплакать, отвыть тот период, когда это положено, чтобы потом уже не болеть. Не продлевайте эти дни скорби, их нужно вовремя заканчивать.

Поэтому в традиционном обществе, в нормальных семьях учили правильно скорбеть, правильно плакать. Был такой замечательный философ Мераб Мамардашвили, который, наблюдая в молодости грузинские похороны, даже смеялся над тем, как там плачут: ему казалось, что это лицемерие. Приглашали плакальщиц и так далее. Это не лицемерие. Позже он понял и сам писал в своих текстах о том, что это тоже некоторое психотерапевтическое действие – нужно отвыть свое, отплакать. И эти плакальщицы не врут, они просто помогают душе разродиться слезами, выболеть, выплакать – все сделать правильно, чтобы потом жить без этого опыта, который тенью нависает над живым человеком.

– Вспоминается история из моей жизни. Когда у меня умер папа (он умер в другом городе), я пришел в церковь и заказал панихиду. После панихиды я спросил священника: «Почему же так? Я знаю, что мой папа у Господа – и я должен только радоваться». Он мне замечательно ответил: «Сейчас твое время – плакать, придет время – ты будешь смеяться».

Хочу задать один сложный вопрос, касающийся одного моего разговора с людьми. Умирала женщина, некрещеная, у нее была смертельная болезнь – рак. Возник вопрос о том, нужно ли говорить ей о том, что надо принять крещение, покаяться и причаститься, чтобы спокойно ей отойти ко Господу. Но родственники сказали: «Ни в коем случае не говорите ей о том, что она умирает, пусть она живет до последнего часа без знания о смерти». Что в этом случае можно было бы ответить и как поступить?

– Не нужно забывать замечательную фразу, которую часто повторяют в голливудских фильмах: прояви уважение. Это очень важная фраза, о которой религиозные люди часто забывают, просто повальная эпидемия забывчивости. Прояви уважение: речь идет о человеке из другой семьи. У семьи все права на этого человека; как они решили поступить, так пусть и будет. Для нас, христиан, это, повторяю, очень тяжело, больно, нам бы хотелось как лучше. Не надо вторгаться в ту сферу, куда тебя не приглашали, потому что последние дни жизни – это то, что принадлежит ей. Пускай их немного, пускай они будут проведены каким-то светским образом, как человек привык, – проявите уважение.

Может быть, это звучит как-то странно, потому что речь идет о спасении души и так далее, но тайна души в руках у Бога, мы ничего не знаем о том, что лучше для нее. Получится как-то деликатно сказать – замечательно. Но если близкие родственники запретили, не надо; потому что это тоже дело семьи. Нужно быть очень деликатным в этих вопросах.

Как мне кажется, человек должен знать о том, что он умирает, потому что это тоже его опыт. Если ему врут, люди некоторым образом совершают преступление. Мне так кажется, но всегда все очень индивидуально. Здесь нельзя обобщать, всегда должен быть очень личностный подход, очень осторожный, аккуратный. Хочет человек так умереть, это его право, его достоинство. Был замечательный немецкий фильм «Достучаться до небес», где описана история двух пациентов клиники, умирающих от рака. Один из них просто хотел увидеть море, которого не видел никогда в жизни. Это единственное, что им двигало в последние дни и минуты его существования. Весь фильм посвящен тому, что герои пытаются добраться до моря. Может быть, это и есть то последнее, что наполняет его жизнь каким-то смыслом. Нужно проявить уважение.

Поэтому о христианстве, о Евангелии, о том, что мы знаем о смерти, нужно говорить крайне деликатно, ненавязчиво, ни в коем случае не делая акцент на обрядах. Нам кажется, что если человек «упакован», простите за выражение, значит, все в порядке: нужно непременно покрестить, причастить, пособоровать – весь «пакет услуг» оказали, значит, можно успокоиться. Это вовсе не так; люди порой соглашаются на это потому, что им кажется, что они сейчас исцелятся и так далее. Как они зовут шамана, так же зовут и священника.

Поэтому здесь нужно быть максимально деликатным, осторожным и помнить эту очень простую, порой даже иронично звучащую, фразу – прояви уважение. Христианам это нужно помнить постоянно: утром встал – повтори эту фразу. Потому что мы, верующие люди, ведем себя порой крайне беспардонно, касаясь интимнейших вещей в жизни человека: вопросов смерти, дружбы, любви, брака, веры в том числе. Нужно быть очень осторожным, деликатным и учтивым в этих материях.

– Основные вопросы мы обсудили и, наверное, не будем касаться того, что ожидает души крещеных и некрещеных людей.

– Отвечу на этот вопрос так: товарищи, доверяйте Богу. Просто доверяйте Богу. Нашему Богу можно доверять, поэтому не надо поднимать эти вопросы. Господь хочет нам всем добра, поэтому, думаю, все возможные пути дарования этого добра Он использует. Поэтому доверяйте Богу.

– Бог есть любовь.

– Любовь и доброта.

– Память смертная действительно может стать для человека упражнением, если мы будем размышлять о смерти не с ужасом и паническим страхом, а трезвенно, с достоинством.

– Мир дому вашему, друзья мои! Будьте всегда добры, милосердны, деликатны и уважительны друг к другу.

Ведущий Глеб Ильинский

Записала Ксения Сосновская