Беседы с батюшкой. Исповедь и Причастие

На вопросы телезрителей отвечает протоиерей Андрей Ткачев, священник храма св. мц. Татьяны при МГУ. Передача из Москвы. Эфир 6 июля 2015 г. (Повтор эфира от 22.07.2014 г.)

– Здравствуйте, в эфире телеканала «Союз» программа «Беседы с батюшкой». В студии Сергей Юргин.

Сегодня у нас в гостях священник в честь святой мученицы Татианы при МГУ протоиерей Андрей Ткачев.

Здравствуйте, батюшка. Благословите наших телезрителей.

– Здравствуйте. Милосердие Божие да будет со всякой душой христианской, впрочем, как и со всякой душой человеческой. Аминь.

– Отец Андрей, сегодня хотелось бы поговорить об очень важных практических вопросах православной веры: об исповеди и причастии.

– Это один из стержневых вопросов, волнующих человека, являющегося христианином.

– Батюшка, расскажите, пожалуйста, о Таинстве исповеди, зачем оно нам нужно?

– Исповедовать – по смыслу слова означает открывать. То есть, человек открывает о себе нечто двум, из которых Один знает все, другой не знает все. То есть, человек показывает некую изнанку своей жизни, стыдную тайну, не парадную комнату своей жизни, но некие свои чуланы, чердаки и подвалы. Богу, Который знает и чердаки, и подвалы нашей жизни, и священнику, который есть свидетель таинства и похож на свидетеля Жениха, друга Господа. И он приводит кающегося ко Христу. Священник слышит эту исповедь, не разглашает ее под страхом смерти и в идеале помогает человеку избавиться от того, что его мучает, если эти вопросы касаются духовной жизни.

Священник, самбудучи человеком грешным, должен быть исполнен страха, принимая чужую исповедь, потому что, в принципе, он слышит свои грехи, что косвенно или прямо касаются и его. Но участие в исповеди он принимает потому, что является человеком, облеченным силой и славой Бога, которая дана ему в Таинстве Священства. Одно из проявлений этой славы и силы – это власть Христова вязать и решить грехи человеческие: то, что свяжете на земле, то будет связано на небесах, и то, что разрешите на земле, будет разрешаемо на небесах. Облеченный славой, но не лишенный грешности, то есть, по личному немощный, но сильный во Христе, он является свидетелем некой тайны человеческой и должен быть человеком, начитанным в Писаниях, сострадательным, внимательным, и еще много нравственных и духовных требований. Чтобы не усугубить страх грешника за свои грехи, не обидеть, не отогнать, но помочь справиться с собой, исправиться и о Господе возрадоваться.

Таинство исповеди – сведение Христа и грешника при помощи священника. То есть в исповеди три «действующих лица»: Господь, кающийся человек и священник, который нужен Христу, для того чтобы все совершилось.

– Зачем нужен посредни к? Многие не идут на исповедь и говорят, что Бог и так знает наши грехи и сокрушенное сердце.

– Дело в том, что ни у кого не хватит смелости отвергнуть необходимость частной молитвы, личного покаяния, личного предстояния человека перед Богом.

Покаяние – очень широкое понятие. Когда человек кается, он может посещать больных, и это будет знаком его покаяния. В покаянии он может раздавать свое заработанное имущество, частично или полностью. В покаянии он может отказаться от лечения и терпеть болезнь, зная, что он достоин всякой боли. В том числе покаянием является личная молитва человека ко Христу Спасителю о прощении своих грехов.

Но как невозможно лично себя самого причастить, так невозможно и совершить над самим собой Таинство исповеди. Поэтому в покаяние некой ниточкой, скрепляющей эту ткань, вплетается и исповедь, которая довершает все покаянные труды человека.

Прежде чем прийти на исповедь, надо еще кое-что сделать. Например, примириться. Если возможно, говорит апостол Павел, будьте в мире со всяким человеком. Например, человек как-то попостился, помолился, как умел, от чего-то воздержался, с кем-то примирился, поборолся, помучался, что-то выплакал и пришел на исповедь с уже созревшей ненавистью к своему греху. По сути, исповедь – это последний аккорд, когда заканчивается некая симфония уже свершившегося покаяния, но последнее слово здесь за именем Божиим. «И я, – говорит священник, – недостойный Его иерей, властью Его, мне данной, прощаю и разрешаю тебя от грехов твоих во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». Последнее слово, все-таки, за именем Божиим и за священником, произнесшим эти священные слова.

Нельзя умалять и отвергать личных покаянных трудов, но нужно понимать, что в полном, целостном покаянии исповедь занимает важнейшее место, и, возможно, место последнего аккорда.

– То есть нужно различать понятия покаяния и исповеди?

– Конечно, они не совпадают. Покаяние шире, чем исповедь. Можно всю жизнь исповедоваться, но ни разу не покаяться. Если брать критичные вещи. Я исповедуюсь, то есть, я рассказываю о себе, но я не оставляю своих грехов, возвращаюсь на них обратно с удобностью и с удовольствием, и даже не считаю, что должен от них избавляться.

Например, перед смертью иллюзии у человека исчезают, у него только трепет души. Тогда, конечно, человек просит прощения у Господа, близких, детей, готов все отдать им, и вдруг к нему приходит ангел-хранитель – священник с Тайнами. Последнее, что самое важное, без чего все остальное будет неполным. Священник, который накроет епитрахилью, выслушает исповедь, скажет эти великие, священные слова, которые имеют в себе великую власть Божию, и даст ему Таинства Тела и Крови. И тогда совершится все. Если не будет этого действия священника, то что-то тоже будет, но будет всего, а ведь нужно все.

Посредничество – это слово католическое, как и споры о посреднике – споры католические в конфликте с протестантизмом. Мы это впитали в силу религиозных споров, общего религиозного поля, но в православии это по-другому.

Мы не говорим о посредничестве, мы говорим о Таинстве Церкви, которое без священства не совершается. Есть личное таинство. Святитель Иоанн Златоуст говорит: сделай молитву таинством. То есть попробуй молиться так, чтобы молитва была таинством. Если встал у постели больного, молишься о нем, ушел, а он выздоровел. То есть Господь услышал тебя: в ответ на твою молитву совершил милость этому человеку. Возможно ли такое? Конечно, возможно, иначе зачем молиться?

Священник – тот, кто уделяет тебе большое церковное таинство, которое сам ты не вымолишь. Ни одно из Таинств не совершается без наличия священства: благодать на благодать. Как первое зачало евангельское: Моисеем дан закон, и закон – это хорошо, но Иисусом Христом дана истина, и благодать на благодать.

Когда человек это знает, и ему нужно, тогда человек бежит к врачу. Как в рассказе о Герасиме Иорданском: бывает, человек прибегает на исповедь, как лев, занозивший лапу. Человеку больно, он не знает, что говорить, слово еще не родилось у него, и священник должен быть тем грамотным человеком, подобным повивальной бабке, который поможет ему разговориться. Тогда прорывается источник слова у этого человека. Здесь нужен человек, нужен священник, в нужное время, в нужном месте нужен нужный священник.

– Вопрос телезрительницы из Челябинска: Как бороться с бесами? В книге «Православная вера» написано, что надо бороться с ними терпением, смирением, долготерпением, а Феофан Затворник в своей книге предлагает их гнать со словами «поди прочь!» Как же лучше бороться?

– Очевидно, речь идет о разных вопросах. Если человек попадает в сложную ситуацию, в которой ему предлагается выбор: воевать или же потерпеть, то цитата, которую Вы привели первой, говорит «потерпи, как Христос. И во Христе терпением победишь».

Вторая цитата, очевидно, касается ситуации, когда, например, вдруг возникло искушение, и Вы понимаете, что искушение имеет дьявольский характер. Это касается ни соседей, ни родственников, вспыхнуло нечто дьявольское. Видимо, вторая цитата относится к этому. Когда мы говорим: «отрицаюся тебе, сатано», «Господи, сохрани», и Вы уходите от этой ситуации, и в то же время стараетесь именем Божиим оградиться от действия нечистой силы.

Первое касается целых жизненных процессов и длительных ситуаций, второе – конкретных ситуаций, в которых вдруг загорелась бесовская злоба.

– Как часто нужно исповедоваться?

– Праведнику закон не лежит. Мера любви определяет частоту, и сколько бы мы не спорили о частоте, мы не выйдем на какой-то норматив, который был бы общецерковным. Например, дети и старики, многодетные женщины и бездетные женщины, живущие с мужем и без мужа, живущие с верующим мужем и с неверующим мужем, сильные и крепкие телом и слабосильные, работающие вдали от дома и так далее. То есть, поститься и причащаться у всех них получится по-разному. То есть, я не могу говеть, не знаю, где исповедоваться, я в дороге, в работе, ослабел от поста, у меня слабая вера, мне муж не позволяет. То есть здесь надо примиряться к каждому случаю.

Как говорят доктора, в лечении болезни есть общие методы, но каждая болезнь – это отдельный случай. Иногда лечение начинается с разговора и им же заканчивается. Как говорили древние, болезнь лечится словом, травой и железом. То есть первое слово, потом трава, а уж хирургия – последнее. Священник – это первый лекарь, первая ступень. Каждому требуется свое слово, потому что каждый человек – это отдельный случай.

Например, человек причащается раз в год или всего-то причащался раз в жизни. Ты говоришь ему: приходите каждое воскресение в храм. Он послушался и приходит, тогда ты можешь сказать ему: причащайтесь каждый пост, то есть четыре раза в год. Проходит еще год, и Вы можете сказать ему: причащайтесь каждый месяц, то есть 12 раз в год. А через два-три года он уже сам говорит: можно чаще?

Священник должен быть педагогом, у него должен быть педагогический такт: он должен понимать, кто перед ним. Как тренер не может давать одинаковую нагрузку только что пришедшему в секцию и уже кандидату в мастера спорта, он должен распределять эти вещи. Мы тоже распределяем, но не всегда, а хотим набросить некий общий ярлык. Это недопустимо, надо вникать в человека.

Нюансов тысячи, и они требуют от священника такта, опыта, внимания, любви к человеку, и, наверное, священнику самому надо любить причастие, ощущать пользу причастия. Чтобы он причащался не потому, что он сегодня служит, а чтобы он причащался с любовью, и тогда бы он захотел, чтобы все причащались.

Но в то же время он будет стараться, чтобы каждый причащался «не в суд или осуждение». Если человек осквернился накануне нечистыми видениями или поругался с женой иедва сдержался, чтобы не поднять руку, даже если формально он попросил прощения, священник может не разрешить ему причащаться сегодня.

Но если человек сам хочет причащаться, то это очень важно, и надо обязательно рассмотреть эту ситуацию. Например, старушка, которая по смерти мужа живет в уже неизбежной чистоте, не знает ничего, кроме Псалтири, и выходит на улицу, только чтобы заплатить за квартиру и купить хлеба, и она хочет причащаться каждое воскресение. Ее образ жизни почти монашеский образ жизни, и что мешает причащаться ей каждое воскресение? Это почти как пророчица Анна, дочь Фануилова, та, что встретила младенца Христа в Иерусалимском храме, вдовица от юности, день и ночь служившая Богу в храме.

– Некоторые отцы предостерегают часто причащаться, чтобы это не было привычкой.

– Конечно, привычка является критерием неправильного направления. Если для человека одинаково, что антидор съесть, что причастие принять, конечно, это неправильно.

Духовное здоровье человека определяют голод и жажда. Мы знаем по себе, что когда человек болен, он не ест, то есть отвращается от пищи тело, которое страдает, а здоровье – это когда хочется есть. Когда Христос воскресил дочку Иаира, Он сказал: дайте ей есть. Это знак того, что Он не только воскресил ее, но дал ей здоровье.

Человек, здоровый духовно, хочет есть. Господь говорит: «Примите, ядите, сие есть Тело Мое». Человек же говорит: «Я голодаю по Твоему Телу, я хочу это есть». Если жажда есть, хорошо, а если привычка, то надо разбираться. Может быть, надо воздержаться на большее время, чтобы воспитать в себе эту жажду.

– Вопрос телезрительницы из Екатеринбурга: Я из неофитов, хожу в храм 18 лет, причащаюсь раз в две-три недели. В последнее время я несколько раз замечала, что после причастия заболеваю, не сильно, но болею. Скажите, пожалуйста, это результат недостойного причастия, или может быть какая-то другая причина?

– Во-первых, не будем только анализировать достойно или недостойно, потому что то, когда человек терпит беду, может быть признаком достойного причастия. Скажем так: это не оставляет Вас той же, которой Вы были.

Хуже всего, когда Вы причащаетесь, и ничего не меняется: ни в лучшую, ни в худшую сторону. Тогда очевидно, здесь что-то не то: ты огню примесился, огня вкусил, и ничего не изменилось. Когда ты вкусил этого огня, очевидно, что-то должно поменяться в лучшую или худшую, бытийно понимаемую, сторону. Больной выздоровеет, здоровый заболеет. Находившийся в ссоре помирится, находившийся в мире поссорится, то есть движение произойдет, потому что Вы приступили к причастию.

Не стоит бояться этого. Надо идти к причастию, а все последствия этого – дело Божие. Мы не можем и не должны планировать, что и как сделает Господь после нашего причастия. Мы должны знать, что у нас есть некий внутренний душевный беспорядок, и Господь, приходя к нам через двери наших открытых уст, заходит внутрь и начинает наводить там порядок. Когда после долгого беспорядка наводится порядок, что-то выбрасывается, что-то вымывается, что-то выскабливается, вычищается. В любом случае это процесс трудный и не очень приятный. Так бывает с людьми, которые, причастившись, вдруг ощущают бурю поднявшихся изнутри грехов. Откуда это? Христос вошел вовнутрь и взбаламутил твои грязные воды, полные всякого ила. Он приходит туда, как враг всякой нечистоты, Христос не хочет жить вместе с твоей грязью. Он начинает очищать все это через разные болезни, неприятности. Но смотреть надо не на болезни и близких, но понимать, что внутри Вас происходят некие процессы, идет борьба. Слава Богу, ведь было бы хуже, если бы ничего не происходило.

Как человек, желающий послужить Богу, стать Его слугой, Его обителью, ибо Он желает жить внутри нас, надо решиться на то, чтобы Он очищал нас, как Он сам знает, как Сам хочет. Смотреть на это спокойно и к причастию готовиться благоговейной, принимая Святые Тайны разумно и сознательно.

– Вы начали говорить о тайне исповеди, о том, что священник под страхом смерти не может разгласить тайну исповеди. Почему так? Ведь в первые века христианства была практика публично исповедовать свои грехи. Почему сложилось так, что исповедь сугубо личное и интимное дело?

– Здесь происходит борьба качества с количеством. Например, в монашестве. До какого-то времени игумены занимались и духовной жизнью монастыря, и его материальной составляющей. Людей было немного, все было просто. По мере усложнения игумен занимается духовной жизнью, эконом телесной жизнью монахов. По мере еще большего усложнения жизни игумен носит титул, духовник занимается духовной жизнью, эконом своей стороной, и еще появляется целый ряд должностей. Усложняется жизнь – усложняются дефиниции, и что-то древнее, родовое, изначальное может потихоньку уйти.

Когда христиан было мало, когда они платили за свою веру и молитву кровью, многое было не нужно. Заметим, что крестились они в зрелом возрасте. Крестившись в зрелом возрасте и омывши взрослые грехи, они под страхом смерти боялись совершить эти взрослые грехи, и им было нечего исповедовать, кроме бытовых, повседневных мелочей.

Подобно историку, надо смотреть на масштабный процесс движения Церкви во времени: как она увеличилась в количестве, как изменялись духовные практики, как они подстраивались под образ жизни, психологию новопришедших человеческих масс. Тогда и возникла необходимость в том, чтобы тайно выслушивать каждого. Крещеные в детстве, не пережившие религиозного обращения во взрослом возрасте, а пережившие его, когда ты уже крещен, это совершенно иная ситуация.

Например, язычник, который уверовал в Господа в возрасте тридцати лет, входил в купель крещения и выходил из нее, ощущая свое второе рождение. Он с омерзением отвращался от своих прежних грехов, своей прежней жизни. Среди древних христиан таких было большинство.

В наше время такие случаи, конечно, есть, но гораздо чаще происходит так, что человека крестили в детстве, пробовали или нет воцерковлять, но затем он оторвался от Церкви и возвращается в нее в возрасте 30-40 лет, набрав, ужебудучи крещеным, столько и таких грехов, что заставить его говорить о них публично, все равно что заставить умереть.

Возникает множество исторически возникших нюансов, на которые мы вынуждены реагировать, и Церковь реагирует на них, меняя практику совершения Таинств, подстраиваясь под ту или иную ситуацию.

Мы с Вами уже говорили о разнице между покаянием и исповедью. Покаяние – это если я устроился волонтером в Дом престарелых и массирую пролежни лежащим больным, потому что ощущаю себя грешником. Исповедь – это центральный сектор покаяния.

Есть исповедь, а есть откровение помыслов, у нас эти вещи тоже смешаны. Есть покаяние в грехах, например: я в гневе побил детей, мне, действительно, стыдно, я положил грех на грех. Это мои грехи, я в них каюсь. А есть исповедование помыслов, это монашеское занятие, которым у нас занимаются многие миряне. Это уже другое. Есть покаяние в греховных фактах, а есть откровение помыслов. Многие люди, которые не имеют больших грехов, но исповедуются часто, по сути, превращают исповедь в откровение помыслов, рассказывая, какие помыслы тревожили их в течение последней недели или двух. Тогда повышаются требования к священнику, который получается какой-то старец или монах. Не каждый священник может это, да и не каждый должен мочь разбираться с помыслами.

Какой-нибудь человек прочитал монашескую книжку, где написано, что каждый вечер некий инок приходил в келью к старцу и открывал ему свои помыслы, чем достиг глубокого смирения и великой веры. Хорошо? Очень хорошо, но как это приложить к себе? Куда идти? И человек пытается идти к своему священнику и каждый раз открывать ему свои помыслы, а перепуганный священник говорит ему: «Зачем ты мне все это рассказываешь? Это все не нужно тебе». Получается конфликт: желание хорошее, реализация ошибочная. Нужно понять, что это разные вещи. Исповедание помыслов – это монашеский труд. Кроме того, не каждый монах способен и принимать помыслы, ибо это уже высота. Тем более, не каждый мирянин обязан это делать.

Поэтому исповедоваться нужно в фактах. Кроме этого, конечно, надо вести с собой работу и понимать, какие в тебе живут страсти, то есть из каких корней рождаются факты. Например, я гневлив, очевидно, из-за гнева я сквернословлю, говорю лишнее, веду неправильно себя за рулем и дома. Давайте разбираться с гневом. Но слушать перечисление всех вспышек гнева за месяц священник не обязан, он для этого не предназначен. Он скажет: «Давай кайся во всем вместе, Господь да простит. Читай правило и иди кпричастию». И он поступит правильно. Так что нужно разделять покаяние, исповедь и откровение помыслов.

Любой серьезный труд ведет нас к сепарации: к отделению одного от другого. Например, молитва: есть молитва гласная, есть молитва умная, есть молитва церковная, есть молитва келейная. Есть целая наука о молитве, такая же наука есть об исповеди, но для этого нам всем нужно говорить об этом, что мы сейчас и делаем, читать, думать.

Естественно, человеку хочется исповедоваться дедушке с добрыми глазами, лучиками морщин от улыбающегося лица, с мозолистыми руками, конечно, с белой бородой. Почему дедушке? Потому что когда молодой человек приходит к молодому священнику, есть свои нюансы. Когда молодая девушка приходит к молодому батюшке. Есть вариант, что он будет снимать стружку. Когда дедушка будет принимать исповедь у «внука» по возрасту, у него будет больше сострадания, больше жалости, больше милости, больше опыта, он будет больше иметь права сказать: «Сынок, да ладно, поплачешь, Бог добрый, Он простит. Помучаешься, выздоровеешь, я знаю, я это видел много раз».

Там, где молодой священник скажет «Да, как ты мог, как ты такое себе позволил, как тебя земля носит», там дедушка скажет: «Что же за жизнь такая, Боже, такие юные, а такое творят. Ну ладно, ты приходи ко мне, приходи». Найдет такие слова, что, по сути,«купит» человека, не желая его покупать. Просто согреет его в течение минуты, а купит на всю жизнь, но не себе, а Христу. У человека произойдет идеальная перемена в душе.

Чего только не творит над собой современный человек, и вдруг он очнется, расплачется над собой, поймет, что он опозоренный, безобразный, всю жизнь плохо проживший. Что ему делать? В петлю лезть – Боже сохрани! В церковь идти, но ведь его же надо принять, а ему скажут: «Вот пришел, чучело, весь в наколках. Сними кольцо из ноздри». Тоже правильно, но сейчас ему нужно не то. Он потом сам с себя все снимет, но принять его надо, как дитя Божие, как блудного сына, для этого нужен опыт личного покаяния священника. Священник хорош, когда он сам кающийся.

Помните, как с апостолом Петром? Господь говорит ему: «Дам тебе ключи Царства Небесного». И в это время Господь попускает Петру тяжко согрешить, по сути, отречься от Него. Почему? Ведь Петру придется принимать покаяние миллионов. Если он будет невинный, как Архангел Михаил, он просто всех прогонит от райских дверей.

– То есть по принципу «сам быв искушен, искушенным можешь помощи»?

– Совершенно верно. Господь наш Иисус Христос искушен по всем, кроме греха, то есть Он знает пот, кровь, слезы, боль, радость. Если бы люди сказали:

-Да что Тебе на небесах... что Ты знаешь о нашей жизни? Ты что знаешь, что такое кровавые мозоли?

Христос говорит:

– Знаю.

– Ты что знаешь, что такое предательство, Тебя что били когда-нибудь?

– Знаю, – говорит Господь. – И били, и предавали.

– А Ты что знаешь, что такое рано утром вставать, на работу идти, когда солнце еще не взошло.

– Знаю, – отвечает Господь.

Все знает Господь. А апостолы еще знают опыт греха, слезного опыта. Апостол Петр плакал всякий раз, когда пел петух, говорил: ведь я тоже грешный. «Пришел Господь в мир грешников спасти, от них первый есть я».

Личный опыт греха есть у каждого человека. Потеря рая в детстве –это первый грех детства: какое-нибудь первое воровство, подглядывание за кем-то, первое вранье, первое предательство. Потом уже небеса свинцовые – и ты уже не в детстве. Детство – это рай, а первый грех – это уже выход из него. У каждого из нас есть своя история греха, и мы не можем забывать об этом. И оказывается, что эта история греха может быть нашим сокровищем, потому что благодаря этому мы можем смотреть на грешника, как на брата, как на заключенного в той же тюрьме, забитого в те же колодки. И мы исполним заповедь Евангелия: «не судите». Почему? Потому что у меня внутри то же самое, или было, или есть, или может быть. Священник должен это чувствовать. Он должен максимально стремиться к святости, но он человек, и у него тоже есть своя греховная история.

– Вопрос телезрительницы: Моей крестнице осенью исполняется 7 лет, она была крещена в самом раннем младенчестве, и мы буквально каждое воскресение сначала приносили, потом подводили ее к Чаше. Но с семи лет она должна исповедоваться. Как мне, ее восприемнице, правильно подготовить ее или помочь ей?

– Думаю, что здесь самый простой и бесхитростный совет: присмотреться в храмах Вашего округа к духовенству, к таким вот дедушкам, которые стопроцентно обнимут дите, поговорят, не напугают требованиями, выслушают, расспросят. Либо к батюшкам, у которых три-четыре своих ребенка, которые знают, что такое дети, какие они бывают, что с ними связано. И тогда такой дедушка или папа в священническом сане смогут задать ребенку правильные вопросы, касающиеся круга его обязанностей.

Главное – сделать так, чтобы ребенка тянуло в церковь, чтобы ему там было хорошо. Эту задачу лучше всех выполняют те, у кого есть свои дети, или те, которые смотрят на всех уже глазами дедушки. Дедушкины глаза – самые правильные.

– Есть понятие «генеральная исповедь». Все ли могут приходить к этому, и что это такое вообще?

– Генеральная исповедь производится с теми, кто хочет этого, и кому нужно это. Если человек хочет «выскоблить» всего себя, он должен найти священника, который будет готов принять у него такую исповедь. Очевидно, это будет разбор всего, что было в его жизни, это будет длинный разговор. Так делают в монашестве, об этом я читал, например, в книгах старца Силуана. Когда он пришел в монастырь, то в течение продолжительного времени рассматривал свою жизнь, выскабливал себя, после чего принес такую исповедь, чтобы начать новую жизнь в монашестве.

Это надо делать перед каким-то решительным шагом, не думаю, что это нужно всем. Поскольку есть натуры здоровые, которые спокойно «проглатывают верблюда», не тревожатся о многих вещах, а есть натуры, очень тонкие, склонные к самокопанию, анализу, болезненному «оцеживанию комара». Последние, как раз, и испытывают потребность в такой исповедь. И такая исповедь обычно превращается в написание нескольких книжек «Детство», «Отрочество», «Юность», которые они приносят на исповедь.

Наверное, это и нужно кому-то, но не всем, и уверен, что не каждый священник может принять такую исповедь. Поэтому здесь надо подходить дифференцированно: кому это надо, зачем это надо, и кто может принять такую исповедь?

– Нужно ли идти на исповедь с брошюрами вроде «В помощь кающимся» и оттуда зачитывать все, что там написано?

– Не до жиру, быть бы живу. Можно идти и с брошюрками, и с записочками. Думаю, никто не прогонит и не будет ругаться. Однако мы не приходим к врачу с медицинской энциклопедией. Если болит зуб, ты приходишь в кабинет острой боли. Если желудок, к гастроэнтерологу, ухо к отоларингологу. Человек знает, что у него болит, он приходит к врачу и начинает рассказывать, где болит, как болит, начинается диалог больного и врача о болезни. Я думаю, это очень похоже на исповедь.

Есть грехи, которые можно называть постоянно. Например, люди говорят: нет любви, нет терпения, нет смирения. Это правильные слова, но нужно понимать, что тебе придется произносить их всегда. Можно ли представить, что когда-нибудь ты придешь и скажешь: раньше у меня не было любви, теперь она появилась, а терпения еще нет. Нет, всегда будешь это говорить. Может быть, переведем тогда это в область понимания по умолчанию.

Давайте примем, как факт, что у Вас нет любви.А кем Вы работаете? Давайте разберемся с Вашей конкретной жизнью.Если продавец, то не продаете ли залежалый товар? Если водитель «Урала», ты дизельное топливо на бок не сливаешь? Давайте поговорим о Вас, зачем нам каждый раз говорить высокие формулы. Мне кажется, на каком-то этапе это повторение высоких формул становится вредным. Ты должен понимать, что от повторения того, чего у тебя нет, оно у тебя не появится. Терпение, любовь и смирение приобретаются всей жизнью.

На покаянии нам нужно сконцентрироваться на том, что нас беспокоит сегодня. Идет война на юго-востоке Украины, и я подпрыгиваю на стуле и хочу сделать то-то и то-то, грех это или не грех? Это уже конкретно.

Книжечки на исповедь носить можно, но рано или поздно их надо отложить, и ходить на исповедь уже со своими грехами.

– А если наоборот человек не видит себя греховным?

– То и не стоит будить в нем зверя, растравлять ему душу. Ведь грехи познаются благодатью – это радикально важная вещь. Это столп нормальной жизни.

Мы с вами сидим в студии, где очень много искусственного освещения и нет окон. Это необходимо для того, чтобы можно было снимать. Но если бы погасили все лампы и пустили солнечный свет, мы бы увидели в его лучах пыль. Пыль есть везде. Мы не видим ее сейчас потому, что освещение искусственное. Но солнце «обличает» пыль, так и Христос обличает грех. Грех познается только во Христе. Сам по себе грех не познается, либо познается и ввергает в уныние, или познается, но не рождает покаяния, или познается, тяготеет, убивает человека. Зачем мне знать то, от чего я не убегу. Мне надо знать то, от чего я могу освободиться.

Познание греха происходит только по мере познания Бога, от противного. Сам по себе грех изучать не стоит. Надо познавать грех, познавая Бога. Ты идешь к Богу, а грех мешает, и в это время познается. Пока я к Богу не иду, никто мне не мешает. Как только я начинаю идти к Богу, возникает лень, раздражительность, чревоугодие, зависть и так далее. Откуда взялось? Проснулось. Где раньше было? Спало. Почему? Потому что я к Богу не шел. Эти змеи спят спокойно, пока ты к Богу не идешь. Познавать грех надо не от книжки, а от стремления к Богу. Грех проявит себя, скажет:

– Стой! Ты мой!

А ты ответишь:

– Нет, я не твой, я Божий!

И начнется борьба за человека. Только так можно познать грех, обличить и вступить в некую схватку, дай Бог, чтобы он нас не задушил в этой схватке, потому что схватка серьезная.

– Вопрос телезрительницы из Санкт-Петербурга: Насколько действительно полезна общая исповедь, которая сейчас часто практикуется? Я читала слова одного известного старца, который говорил о себе, что он ниже всех грешников. Что же тогда делать нам, простым людям?

– Постараюсь быть кратким и конкретным. Там, где архиереи благословляют общую исповедь, где духовенство имеет такое благословение, там это возможно, потому что общая исповедь рассчитана уже на воспитанных, поставленных на ноги прихожан. Новичка на общую исповедь посылать не нужно, сначала его надо внимательно рассмотреть. Те, которые много раз исповедовались, причащались, одно и то же повторяют из исповеди в исповедь, им нужна такая общая исповедь. Там, где евхаристическая жизнь от этого не страдает, мы видим плоды этой жизни, помогай Бог.

Но не всем все. Кому-то нужно иметь своего духовного отца и регулярно, подробно рассказывать ему про самого себя, а кому-то хватает, чтобы раз в две-три недели помолиться, попоститься, выслушать общую исповедь, общее благословение и пойти со страхом Божиим и верой к Чаше. Это нужно для разных людей, и Церковь вмещает в себя разных людей. Такая исповедь может быть, где это благословлено, и где такая практика себя оправдала.

Что касается слов старца, то я бы предостерег мирян и всех нас от того, чтобы в превосходных категориях рассказывать, какой я грешник. Мои грехи – это моя зубная боль внутри, моя печаль. А говорить о том, что Вы самая большая грешница не надо. Святые люди по неизбежности ощущают себя грешными, ибо они близки к Богу. Если человек от Бога далеко, он думает, что он хороший. Чем ближе он приближается к Богу, тем чувствует себя хуже. Об этом есть замечательные слова у аввы Дорофея: главный человек в селе будет в городе самый незаметный, а в царском дворце самый ничтожный, близ царского престола он будет недостоин даже поднять глаза. То есть, чем ближе к царю, тем более в твоих глазах теряется собственное достоинство: ты просто человечек. Чем ближе святые люди к Богу, тем больше они ощущают свою сугубую грешность. Но часто говорить об этом на людях не надо.

– Если человек приходит на исповедь, но не раскрывает все грехи, а лишь те, которые считает наименее тяжкими?

– Это распространенное явление, оно объяснимо с точки зрения стыда. Но должен сказать, что большие грехи удобно затаиваются в человеке, когда он в них не покаялся. Человек кается в мелочах, а большое затаивает. Но по своему опыту скажу, что часто человек начинает с маленького, а через месяц приходит и начинает вынимать из себя все скверные вопросы.

Бывает, что человек приходит в церковь, сперва чтобы освятить крестик, потом машину, потом квартиру. А через полгода он приходит и спрашивает:

– Начинается Великий пост, можно мне попоститься?

– Можно.

Еще проходит время:

– А можно мне поисповедоваться?

– Можно.

И на этой первой исповеди он ничего особенного и не произносит. И ты принимаешь исповедь, какая она есть. Но уже в следующий раз, через месяц-два, больше или меньше, он будет снимать слой за слоем, будет доходить до магмы, до ядра. И когда это ядро приоткроется, тогда он придет и скажет:

– Вот, батюшка, теперь я Вам скажу, что у меня на самом деле есть, и от чего я страдаю.

И вывалит во всей честности и неприглядности всю свою печаль о том, что у него в семье, с собой, с детства проявляется, в сердце, в мыслях. Но к этому нужно дойти.

Исходя из собственного опыта, могу сказать, что так часто происходит: начинают с маленького, а когда дорожка протоптана, приходят по-серьезному. Так что потерпим, подождем. Но если главное не вытащится, второстепенное вернется. Потерпим, но сами тащить не будем. Если сами потащим, ему это будет больно, он будет не готов.

– Многие спрашивают, нужно ли поститься перед исповедью?

– Церковь все определила. От пастыря только зависит, чтобы он примерялся к возрасту человека, его духовному возрасту, степени воцерковленности, к здоровью, семейному положению, прочим многочисленным нюансам его жизни.

Есть серьезные обсуждения среди образованного духовенства, в патриархиях и академиях о том, что если человек постится в среду и пятницу, нужно ли ему поститься накануне воскресения. Это все обсуждается.

Мы стремимся к причастию, хотим причащаться, следовательно, будем рассматривать и обсуждать нормы благоприятной практики. Пастырю нужно быть внимательным и понимать, что одно и то же правило в отношении двух разных людей действует по-разному,и поэтому нужно педагогически и сострадательно поступать.

– Вопрос нашей телезрительницы: Исповедь, написанная на бумаге и прочитанная самим священником, принимается Богом? Я инвалид и по-другому не могу.

– Без сомнения. Аминь.

– Вопрос телезрителя: Исповедался и причастился, затем снова согрешил. Как вернуться к Богу. Посещаю храм регулярно, но чувствую себя безучастным, как бы беру благодать в долг у Бога. Произношу «Верую», а на деле получается, не исполняю. Как вернуться в лоно Церкви?

– Это благородное страдание человеческого сердца, которое не чувствует себя в полноте причастным Богу. Должен сказать, что такое страдание испытывает всякое верующее сердце, потому что мы спасены в надежде и имеем не все, но часть. Поэтому все мы стремимся к полноте, и каждый из нас мучается о том, что он не до конца такой, каким он должен быть. Поэтому Ваши страдания не одиноки, двигайтесь вперед без уныния. Главный наш враг – это уныние. Двигайтесь вперед и надейтесь не на себя и свои труды, а на прощающую, спасающую благодать Господа. То, что мучает Вас, мучает всякого человека с обрезанным сердцем.

– Считается ли духовником приходской священник, к которому ходишь на исповедь?

– Да, если Вы регулярно ходите к нему на исповедь, это, по крайней мере, Ваш друг, советчик и податель благодати. Вы можете не советоваться с ним о каждом своем шаге, как это происходит в общении с духовником, но если Вы приносите ему на исповедь свои грехи, то, конечно, это не чужой Вам человек, это уже почти духовный отец.

– Время нашей передачи подошло к концу. Благодарю Вас за сегодняшнюю беседу. Что бы Вы хотели пожелать в завершении нашим телезрителям?

– Исходя из звонков, которые у нас были, а это были звонки от наших мам, сестер, бабушек, я бы хотел, чтобы православие было мужской религией. Не потому, что женщины должны будут исчезнуть, нет, вы все равно будете составлять большую долю верующего населения: вам рожать, вам кормить, вам воспитывать. Но я бы хотел, чтобы наши мужики проснулись, оторвались от телевизоров и нашли себя в Церкви.

Когда религия становится мужской, когда ясные мужские глаза и широкие мужские плечи наполняют храм Божий, тогда мы знаем, что у нас есть будущее, и такая Церковь совершает правильное плавание в Небесную гавань.

Милосердный Христос да укрепит всякую верующую душу и да посетит милостию Своею всякую душу вообще, Ему слава во веки. Аминь.

 

Ведущий: Сергей Юргин
Расшифровка: Юлия Подзолова