Беседы с батюшкой. С прот. Дмитрием Смирновым

В московской студии телеканала на вопросы телезрителей отвечает протоиерей Дмитрий Смирнов, настоятель храма святителя Митрофана Воронежского на Хуторской, г. Москва.
 

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Здравствуйте, дорогие наши зрители! Всех поздравляю с праздником Введения во храм Пресвятой Богородицы!

– Хочу начать с такого вопроса: «Объясните, как надо относиться к постным продуктам, которые во время поста доставляют удовольствие и радость? Можно ли их вкушать или лучше от них отказаться и ограничить?»

– Сразу скажу, что можно отказаться, а можно и не отказываться. Это все зависит от того, какую задачу постом ставит себе человек. Если человек хочет победить свое чревоугодие в направлении лакомства и борется со своей пристрастностью к разным яствам, то можно воздержаться. Если человек к качеству пищи, к каким-то ее вкусовым проявлениям спокоен, то можно и оставить для разнообразия и для того, чтобы не было ущерба в каком-то виде продуктов, потому что баланс белков, жиров и углеводов, клетчатки должен быть все-таки приблизительно соблюден, чтобы человек не ослаб.

– Но все-таки постом человек физически слабеет из-за такого малокалорийного рациона еды.

– Если слабеет, значит что-то было не сбалансировано.

– Многие люди говорят, что врач им назначил диету, но она совершенно противоположна церковному уставу. Врач прописал молочное, кисломолочное, а может быть, даже и мясное. Как человеку быть?

– Надо есть что врач прописал.

– То есть здесь все-таки на первом месте то, что врач рекомендует.

– А тогда зачем ходить к врачу? Ложись и помирай, «мы умираем, но не сдаемся».

– Но постимся. (Смеется.)

– Вообще болезнь, по мнению древних наших учителей, вменяется человеку в пост.

– То есть она уже ограничивает человека во многом.

– Во многом, да. Ну, например, человек болеет и ему хочется, чтоб его пожалели, а он старается виду не подать и всегда бодр, весел. Это тоже проявления поста.

– Видно, люди все-таки не очень научены в том, что есть пост, поэтому самое распространенное…

– Самое распространенное: «Я пирожок съел, а там яйцо было». Это вот такие самые «страшные трагедии». Или плавленый сырок из пальмового масла, и я подозреваю, что все-таки какого-то там порошка молочного «подложили». Вот такие «трагедии», что теперь все – конец наступает благочестию и так далее. С этим ничего не сделаешь. И у взрослых людей бывает детское сознание.

Я сегодня получил истинное удовольствие. Пришла женщина, на вид года восемьдесят четыре, приехала из Мордовии, из деревни. Что она приехала? Дочка с собой взяла, упросила мать: «Поезжай к нам». У нее прямо полная растерянность на лице от такого большого города. В Москве раньше никогда не была, но на Введение сразу в «церкву». Я попытался (недолго, минуту) как-то спросить о покаянии, о Евангелии, и вот она мне что-то отвечала, а я как будто поговорил с ребенком средней группы детского сада. И получил такое утешение: насколько деревенский хороший, чистый человек. Когда ему говоришь о грехах, он даже не знает, о чем я говорю. Потому что ее жизнь кристально чистая, в одних трудах и в терпении всяких невзгод; и еще, естественно, телесные скорби от болезней долголетия. У нее и зубов нет, и одета она так, как у нас в Подмосковье не ходят. Смотришь, бабы идут в деревне все в мехах, так стараются форсить. Это тоже немножко смешно смотрится, не как у Васильева на «Модном приговоре». В этом есть милость некоторая. Но эта бабушка прямо врезалась мне в душу, просто всех остальных людей, которые подходили на исповедь (сегодня было очень много народу), она затмила своей простотой и чистотой. Такое ясное детское сознание…

– Вопрос телезрительницы: «У меня мама смотрит телепередачи про колдунов и экстрасенсов. Можно ли ей их смотреть? Или какие-то последствия будут? Расскажите, пожалуйста».

– О последствиях я не знаю, это зависит от того, насколько глубоко маменька во все это верует. Если глубоко, последствия могут быть тяжелые, вплоть до завершения жизни в сумасшедшем доме, как в простонародье называются психиатрические больницы. А если поверхностно, то, думаю, скоро все-таки ей это наскучит, потому что там, собственно, одно и то же: состязания всяких шарлатанов. Я прекрасно знаю, как вообще устроены всякие шоу и какая ставится задача. Главная задача – не добыть истину, кто из этих экстрасенсов самый мощный, а главное – приковать внимание, чтобы вставить рекламу и с нее получить деньги. Это такой бизнес на тех людях, которые любят все таинственное, всякие загадки, на которые нет отгадок, и так далее. Вот это к этой области относится. Поэтому тут все зависит от того, какова Ваша мама сама, какие у нее отношения с Пресвятой Троицей, с Богородицей, со всеми нашими святыми, какое отношение к церковной иерархии. Поэтому я Вам советую: Вы о мамочке молитесь как о болящей, потому что пристрастия к таким вещам свидетельствуют о некоторой склонности к болезни, а может, она уже и есть.

– У нас как раз вопрос тоже на эту тему: «Мама, испытывая болезненные симптомы, обратилась к целительнице. После этого стала считать, что папа колдун, вторые половинки ее детей колдуны и ведьмы и что все они вредят. Возможно ли помочь моей маме справиться с этой греховной болезнью?»

– Это сложная операция, но, конечно, возможно. Но тут вообще-то по законам Российской империи, которые действовали у нас до 1917 года, эту маму полагается насильно помещать в психиатрическую лечебницу. То есть если человек кого-то обвиняет в таких вещах, он подлежит сразу изъятию из общества, его городовой связывает, «упаковывает» и отправляет, и там уже им занимаются. А сейчас даже еще более серьезных больных очень трудно отправить в психиатрическую лечебницу благодаря заботе наших болящих (кто на всю голову, кто на полголовы) правозащитников, которые в определенный период нашей истории (в 90-е годы) себя обезопасили, как они говорили, от карательной психиатрии. Теперь только если человек с гранатой вбегает в универсам, вот тогда ему это грозит. Что бы он ни делал дома, несмотря ни на какой острый психоз, он может лечь в больницу только тогда, когда сам осознает, что он болен, обратится к психиатру и попросит, чтобы его положили в стационар, хотя он реально невменяемый…

– …и опасен даже.

– Сколько угодно таких опасных, но зато демократично... Человек может устроить пожар в доме и полдома сгорит с людьми, но зато будет все демократично. Собственно, без этих правозащитников, которые это все продавливали (не без помощи, конечно, наших очень любящих бесконечно Россию и русский народ западных партнеров), тут вообще ничего не обходится.

– Следующий вопрос: «Страх перед грядущим адом будет правильной мотивацией для покаяния или должен быть другой стимул?»

– Правильной, надежной, благословленной.

– То есть человек живет под этим страхом?

– Да, целый (может, большой) период жизни. А потом, по мере своего совершенствования, он переходит уже в разряд наемников: «Вот, Господи, я Тебе, а Ты уж, будь добр, мне…» А потом как сын или дщерь: «Все для Тебя, Господи! А Ты Сам знаешь, в рай мне или в ад. Твердо верую: что бы со мной ни случилось, благо мне».

– А каким образом этот животный страх за себя перерастает в страх Божий?

– А это не животный, у животных нет страха ада, у них есть страх боли, страх смерти и у некоторых животных страх одиночества. Собака, оставшаяся дома одна, может выть.

– Вопрос телезрительницы: «Я чувствую себя как зомби и как Фома неверующий. Как выйти из этого состояния? Я просто не могу, не знаю, что делать даже. Я всем подчиняюсь, выполняю все требования, а сама себе не принадлежу. У меня вот слезы текли, а сейчас уже и слезы не текут. Простите меня».

– Я бы Вам рекомендовал сперва обратиться к доктору, все подробно изложить, а он Вас направит к специалистам, и Вам обязательно помогут. Сначала к доктору общего профиля, называется терапевт.

– То есть здесь скорее какое-то болезненное состояние?

– Совершенно очевидно, я имею в виду внутреннее око.

– «У меня с женой два маленьких сына шести и трех лет, живем в однокомнатной квартире, соседка снизу, под нами, сходит с ума от топота наших мальчиков, устраивает нам всякие пакости. Пока расширить жилплощадь нет возможности, жена болеет, недавно перенесла экстренную операцию. Все вокруг нас твердят, что нам надо еще детей, но по факту это кажется просто невозможным. Как быть? Или нам просто веры не хватает?»

– Веры не хватает – это очевидно, потому что сначала дети, а потом квартира. А потом – слабо ковер купить, что ли? Постелить два ковра – и дома будет тихо. Что-то совсем какие-то странные.

– Вопрос тут еще о том, что люди не хотят больше детей из-за стесненных жилищных условий… Вот этот страх, что не проживем, не поместимся, не вытянем.

– Бесы по-разному людей пугают, но русский народ говорит: «Господь даст детей, Господь даст и на детей». Я еще не знаю ни одной многодетной семьи, которая бы голодала, не имела вещей. В нашем приходе все многодетные уже получили жилье, и некоторые очень даже хорошее. Господь даже через власть как-то это устраивает. И потом, если ты имеешь однокомнатную квартиру в Москве, ты можешь поменять ее на трехкомнатную в Пушкино: и воздух свежий, и питание, и можешь что-то из деревенских продуктов детям дать. Говорят: «А школа?» А что школа? Что в нашей мат, что в той. Если хочешь так страстно деток отдать в школу, так везде, собственно, одно и то же.

– Порой даже в таких (не центральных) школах педагогический коллектив как-то получше бывает…

– Бывает. У нас была в Москве элитная школа (по-моему, номер пятьдесят семь), но  выяснилось, что педагоги под покровом дирекции, а может, и он в этом участвовал, просто занимались развратом с детьми: и с девочками, и с мальчиками. Это была такая самая-самая школа, которая гремела своей элитарностью. Ну и зачем такая элитарность? Если ты нравственно с детства уже растлен, причем педагогами. Это, как мне кажется, никак не компенсируется.

– Ну, элитарность все-таки предполагает некую и нравственную планку, более высокую?

– Я думаю, это первое, потому что, как нас святые отцы учили, все-таки главное – это не интеллектуальное развитие, которое очень ценится. «Талантливый, талантливый, – только и слышишь, – там поет, на трубе играет, акробатикой занимается, такой талантливый». Главное же не это. А главное – добрый или злой, щедрый или жадный, скромный или выпендривается. Вот этому главное научить, а тригонометрия – это дело сотое уже. Любой трезвомыслящий человек, если возьмет учебник и найдет раздел тригонометрии, освоит это за неделю. Что там вообще? Какие проблемы?

А вот научить благоговению к труду учителя, послушанию, научить не подражать дурному: «Мальчики и девочки педагогам хамят, а я вот не буду»… И надо еще противостоять напору класса. Представляете, собрались двадцать хамов, а пятеро этому сопротивляются. Вот этому научить, это важнее и для будущей семьи. А то всё таланты, таланты… Все дети таланты; конечно, есть уникальные – как Моцарт; Иннокентий Иркутский в семь лет Апостол в церкви читал. Есть, конечно, особенные детки, которые забегают вперед, и надо им давать такую возможность, но не надо их ставить на пьедестал, никакая душа не сможет это выдержать. Когда они хлебнут этого внимания – это гибель для детей.

– Но сейчас как раз проекты, которые детей ставят на сцену, их все больше и больше.

– Я категорически против. Конечно, мы уже люди старые, но если проследить судьбы этих детей, – это как судьбы вот этих красавиц: «мисс то», «мисс сё». И что потом с ней стало, во что она превратилась? Вообще как по ним потом жизнь проходится? Тебя использовали? Использовали. Деньжат тебе дали? Дали. Ну и так далее. Так же и здесь. Но как-то надо такую вещь, как детское целомудрие, всячески оберегать. А какая-то известность просто сжигает детскую душу. И если мама разумная, она не будет в ладоши хлопать. Такое и в древности было. Некоторые в публичные дома детей отдавали, чтоб пораньше с них иметь копейку, некоторые в рабство продавали, и сейчас это бывает, на мясо детей продают. Все в нашей жизни бывает. Так же и это: сидит, хлопает. А все взрослые люди говорят: «Талантливый!» И тоже в ладоши хлопают. А что с душой ребенка происходит?

– Но о душе не принято думать или не умеют.

– Вот как-то забыли о душе. Моя педагогическая совесть просто удручается от этого.

– Сейчас в жизни устроиться непросто стало, и поэтому многие родители обеспокоены именно будущим своих детей.

– Замечательно, ты мне напомнил анекдот:

– Алло, Абрам, ну как там? Устроился?

– Да нет, все работаю.

Поэтому лучше работать, чем устраиваться.

– Вопрос телезрителя: «Если человек проклинает другого человека, как это сказывается на человеке, которого прокляли?»

– По-разному. Я, например, всегда смеюсь. А некоторые плачут. А некоторые приходят в состояние ужаса. Это происходит от того, что большинство людей никогда не читают Священное Писание. А если читают, то формально, «бу-бу-бу», а уж до того, чтобы вникнуть в слова... Например, Господь сказал: «Благословляйте проклинающих вас». Взять, прочесть, подумать. Он тебя проклинает, а ты ему: «Да благословит тебя Господь! Да введет тебя и всю твою семью в Царствие Божие. И да исцелит от всех болезней, теперешних и будущих. И даст Господь вам всяческого долголетия и блага, изрядных милостей Своих во веки веков. Аминь».  Вот так надо отвечать каждому проклинающему. Что тут такого нового? Первый раз, что ли? Книжки надо хорошие читать!

– «Есть помысел об усыновлении ребенка. Всю жизнь прожила для себя. Хочу сделать доброе дело, научиться любить, но страшит неустойчивое финансовое состояние, обремененное ипотекой; то, что одна, без мужа, то, что не умею и не знаю, как обращаться с детьми. Страшит, что вдруг не смогу полюбить этого ребенка. Посоветуйте, пожалуйста, как проверить свою готовность к усыновлению, чтобы оно не стало роковой ошибкой для меня и ребенка? И как понять, есть ли на то воля Божия?»

– Нет, конечно. Если такой малодушный человек, трусливый, боязливый и не имеющий любви к детям, а имеющий любовь только к себе, тем более любовь очень отягчена ипотекой, – тут, конечно, какие дети? Главная забота – это о будущей квартире и об ипотеке. А вот когда все будет закончено, тогда вернемся к этому разговору.

– То есть у человека должна быть жажда сделать маленького человечка счастливым?

– Да нет, просто человек любит детей, он как бы не думает о таких каких-то странных вещах. Ребенок занимает первые три года своей жизни квадратный метр. Ну, бегает по всей квартире, трехкомнатная она или двухкомнатная. Всегда можно эту ипотеку продать или просто взять…

Я с женщиной из Мордовии, про которую рассказывал, немножко поговорил. Она говорит: «У нас в деревне много пустых домов». Вот поезжай, да и живи. А как? А чего? А на что? Финансы… Вот спроси у этой женщины: «А как с финансами?» Она и не поймет, о чем речь. И там люди жили селами по восемьсот лет, по шестьсот. Они равны по возрасту городам огромным, старинным. А тут ипотека, «кукарека»…

– Вопрос телезрительницы: «Как вымолить, какой подвиг взять? Сын сидит за компьютером, не работает, уже взрослый, 23 года».

– Да это очень просто. Нужно доесть все, что в холодильнике, и больше ничего туда не класть. И он, когда захочет поесть (на второй, на третий день, когда все будет съедено), обеспокоится. Пойдет уже на прогулку к какому-нибудь другу, там покушает, потом к другому, а потом друзья увидят, что он что-то повадился, и ему придется на работу устраиваться. Вот, собственно, и все. Потому что какой дурак будет работать, когда его кормят, поят, обстирывают? Надо прекратить кормить, обстирывать, что-то покупать. Кроссовки развалятся, новые уже не покупать. И пусть сам. Есть еще радикальнее способ: подать на него на алименты. Еще государство будет довлеть. Вот и все. Потому что сыночек уже большой, его не надо грудью кормить. Это вот маленький не может себя пропитать, только может просить еду, а большой мужчина должен еще и мамочку кормить и участвовать в другом – за свет платить, за газ, свою часть за квартиру. Вот что он должен. А так, у такой хорошей мамочки, как Вы, только сидишь играешь в компьютер, да и все. И все дела.

– «Наш батюшка сказал, что если нет молитвы в душе, то к Иисусовой молитве приступать не стоит. А как надо молиться, чтобы возрасти в молитве?»

– Я не знаю, что значит возрасти в молитве. Вот мы сейчас с тобой разговариваем, как нам возрасти в том, что мы с тобой говорим? Вообще не понимаю, что значит возрасти в молитве. Возрасти можно в талии, возрасти можно в образовании, слух развить…

– …в умении каком-нибудь.

– Да, в умении, а как возрасти в молитве? Звучит красиво, но как-то весьма странно. Что такое молитва? Молитва – это разговор человека и Бога. Зачем в этом как-то возрастать? Скажешь: «Господи!» – и вот Он. Куда тут возрастать? Ты уже на небе.

– Хочется, чтобы молитва как-то опустилась в сердце человека…

– Так это же только произволением Божьим, Он вообще сказал: «Се, стою у дверей и стучу». Имеется в виду дверь нашего сердца; Он же Сам хочет туда войти. Только мы своими какими-то странными задачами о возрастании препятствуем этому в своих горделивых установках. Там, где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного.

– То есть такие задачи, наоборот, мешают Богу? Общению с человеком.

– Общения-то нет, стоит человек, напрягся, потеет и возрастает. Ну, только в гордости если, да еще на таком священном, как молитва, действии. Другое дело, человек огород как по нитке посадил, грядка к грядке, и доволен. Это еще полбеды. Такого рода художество всем на радость, но если человек уж очень этим гордится, то и огород будет во вред.

– Ой, батюшка, все, что чуть-чуть удалось, тут же вызывает прилив тщеславия.

– Это у молодых, а люди зрелые не должны тщеславиться.

– Как будто это так: взял и как ножом отрезал. (Смеется.)

– Нет, не ножом, но постепенно. Как вот моешь, моешь, моешь, а потом все-таки чисто. Так же не бывает: по тарелке провел – и она уже чистая. Надо же несколько раз…

– А сколько таких мамочек, которые к своим старшим детям с обидой: «Вот, вы мне должны… Сколько я в вас сил вложила, сколько я на вас времени потратила!»

– Она совершенно права. Но если человеку не привили это с детства, то он никогда это не оценит. Потому что надо детей вводить в круг семейных забот с самого малого детства. Дети должны трудиться. Если мы их освобождаем от труда, от физкультуры, еще от чего-то, при них врем, обманываем учителей, даем всякие фальшивые справки, то и они такими вырастают. Жуликами.

– Это называется пожалеть ребенка, которому так трудно живется.

– Конечно, пожалеть. Но вместо того, чтобы колыбельную спеть, лучше две таблетки димедрола – пусть спит. Это пожалеть, да? Это то же самое. Это жаление себя. Одно дело ребенка научить мыть посуду, чтоб он это полюбил и научился тарелочки расставлять и не бить их, – это большой труд. Другое дело быстро, за две минуты вместо него все сделать.

– Это проще.

– Это проще, а для ребенка очень важно, чтобы он не боялся мытья ни посуды, ни полов, ни окон, ни стирки, ни глажки – ничего не боялся. Можно и не гладить, деньги есть – пойди в прачечную, но пусть он отнесет, хранит квитанции, заботится. Пусть платит за квартиру, он же это все может делать. «А,– говорит, – ему некогда». Ну и всем некогда. Человек должен к двадцати годам уметь всё. Он должен жить самостоятельно. А если родители умрут? А если война? А если там еще чего? Вот надо к чему готовить-то. К жизни.

Вот наша отечественная школа, которую хвалят наперебой, абсолютно к жизни не готовит. И семья тоже. Вот мамочка… сынку двадцать с лишним лет, она не знает, что делать, он сидит на компьютере играет.

– «Как заполучить всеоружие Божие: шлем спасения, броню праведности, щит веры, меч слова, пояс истины? Спрашивает девятилетний сын Артемий».

И вот папа не может на этот вопрос ответить.

– Идешь в «Детский мир» и покупаешь. Какие вообще проблемы?

– Щит-то можно купить…

– И шлем, и меч – все можно купить, повесить в детской, а сынок надписи сделает, будет рассматривать эти надписи, размышлять. Потом еще годика два пройдет, узнает, что есть толкования на апостола Павла, узнает, что под этим подразумевается. А зрительные образы от этого шлема, щита останутся у него в памяти, и это будет ему уже как притча, как путеводители в его будущей жизни.

– Человек надевает шлем и чувствует себя уже защищенным.

– Да, потому что он всякие кинофильмы смотрел.

– А если меч в руке – уже вооружен.

– Да.

– Он еще не умеет им особенно владеть, но уже чувство…

– Уже чувствует.

– Чувство вооруженности уже есть.

– Да.

– «Мне 24 года, хочу стать христианином. Не могу сам себе ответить на вопрос: для чего я прикладываюсь к иконам? Делаю это механически, бездумно. Объясните, пожалуйста, смысл этого».

– Я не знаю, в чем смысл бездумного прикладывания к иконам.

– Делает так, как другие. Видит людей в храме…

– А, ну тогда смысл просто в обезьянничанье.

– А люди зачем это делают?

– Я не знаю, у людей не спрашивал. Я могу сказать, зачем я это делаю. Когда подхожу к иконе, я подхожу как бы к самому человеку, который на ней изображен. И даже когда я прикладываюсь к иконе, я ему что-то говорю. И он мне отвечает, но не вслух, а как-то вот через сердце. И я иду дальше – например, прикладываюсь к иконе Введения и говорю: «Пресвятая Богородица, спаси нас». Причем говорю не просто так, формально, как будто я канон читаю, а именно стараюсь, чтобы все силы  души у меня были в этих словах. Ум, как учил нас Игнатий Брянчанинов, вкладываю в слова молитвы. И все. За пятьдесят лет научился немножко. Что тут такого?

Я даже очень люблю прикладываться, потому что участвует не только ум (умом можно молиться и без икон), а как-то вот всё, и тело твое. И потом, губы – такая чувствительная часть нашего тела, мы же обычно целуем только того, кого любим, или родного человека. И вот поцеловал как родного. И потом, я так люблю иконы, бесконечно! Когда хорошая икона, это для меня очень важно. Даже гораздо больше, чем музыка. В Третьяковке же не будешь целовать, а здесь можно.

– А какая икона самая любимая?

– Вообще все, потому что это все равно что спрашивать у музыканта: «А какое твое произведение самое любимое?» Так не бывает, человек всегда любит какой-нибудь большой объем музыки.

– Хорошую музыку.

– Вообще бывает музыка и не музыка. И если хорошая, то это музыка. Другое дело, что человеку может быть тяжеловата какая-то музыка для понимания (Прокофьев, например, или Игорь Федорович Стравинский, я уж про Шёнберга не говорю), тогда он выбирает  себе что-нибудь. Как мне одна женщина сказала: «Я в детстве “Полонез Огинского” играла». И слава Тебе, Господи! Это тоже хорошая музыка. Но Огинский  все-таки не Прокофьев, хотя своим полонезом, можно сказать, прославился в детской аудитории.

– Вопрос телезрительницы: «Может ли в детском саду на новогоднем утреннике присутствовать вместе с Дедом Морозом и Снегурочкой такой персонаж, как Баба-Яга?»

– Ну, не знаю. Если сделать ее доброй, симпатичной, чтоб она детей не пугала, то я согласен потерпеть, потому что бабушки – это наш самый надежный контингент в приходе, хотя многие из них по характеру сплошные бабы-яги, но все равно я их люблю. Поэтому если детей не будет пугать… Потому что я сам помню из детства всякие такие елки, которые проходили во Дворце спорта в Лужниках, куда папа доставал билеты; там бывали жуткие истории. От них мое детское сердце холодело. Вот это совершенно нежелательно. Поэтому если она будет добрая и расскажет детям, что Баба-Яга вообще-то добрая и если бы детки ее всегда слушались, то все бы хорошо играли, читали и пели… А так как детки бывают противные, то и она сердится. А так, конечно, я против того, чтобы детей пугать.

– Но иногда даже чертей во всяких сказках представляют благородными и добрыми…

– Эти сущности оставим тем любителям телеканалов, где представляют битвы этих сущностей под видом людей. Лучше вообще этого не касаться, и даже самого слова люди избегают, чтобы вообще это исчезло из памяти, из того, чтобы видеть, на себя это напяливать. Человек должен в него одеться и это все изображать. Получится уже не детский утренник, а какой-то гнуснейший хэллоуин. Есть ли что доброе из Европы?

– В обертке красивой обычно представляется.

– Так и что? Это чисто дьявольское дело: не товар, а обертка. Это все лживое. Вот расписывают все «Киндер-сюрприз», а откусишь – гадость какая-то. Разве сравнить с нормальным шоколадом? Просто натуральная гадость все эти «киндеры», химия какая-то, отрава. Зачем нам это надо?

– Вопрос телезрительницы: «Муж два года читал о бесах блуда, рассказывал мне, как он воздействует на человека, постился, молился, причащался, а сам избил меня и ушел к другой женщине, забрав двоих детей. Почему он так сделал?»

– А не лучше ли у него спросить, почему он так сделал?

– Телезрительница: «Он ответа не дает».

– Потому что он очумел, Ваш муж, а может, уже и был чумовой, когда Вы замуж выходили, но не разглядели. А под воздействием этого чтения он уже очумел окончательно.

– Телезрительница: «Понятно, спасибо большое».

– Пожалуйста.

– «Господь не посылает мне тяжких испытаний, только обычные житейские трудности. И порой становится страшно, что, может быть, эти испытания еще будут, а я так привыкла к спокойной жизни. Или я совсем бессильная и Господь меня жалеет? Или почему такое происходит?»

– Во-первых, потому, что, видно, человек слаб; во-вторых, это может еще быть все впереди.

– Но человек привыкает к спокойной, размеренной, безбедной жизни.

– Ну а что привыкает? А помирать как? Ну, привык, а надо же готовиться к вечности.

– Когда у человека жизнь тяжелая с юности, ему всякие испытания легче даются.

– Конечно, тренированность. Бывают мышцы души.

– А тут, получается, человек совсем в тепличных условиях растет, а потом вдруг раз…

– Это долго; чтобы так начал и закончил, не бывает.

– То есть испытания неизбежны?

– Абсолютно неизбежны. Если учить и без экзаменов, то так человек либо ничему не научится, либо не узнает, научился он чему-то или нет.

– А люди частенько спрашивают: «Угодна ли моя молитва Богу? А как моя жизнь: греховна или не очень?» Тем самым как бы свидетельствуют о том, что они не понимают вообще, идут они в правильную сторону или нет.

– Ну да, потому что они в лесу блуждают и одной ногой больше загребают, поэтому ходят по кругу. Ну и так нормально.

– Вопрос телезрительницы: «У меня сахарный диабет, до субботы я не могу без мясного. Я причастилась в среду. И мне иногда говорят: “Почему ты не была в храме?” У меня еще сердечная астма. Но я не унываю, хожу в храм; когда возможно, и в Москву, и в Коломну еду. В среду меня батюшка благословил, мне было плохо. А в пятницу я не ем. Потом, бывает так, что я Евангелие не читаю, когда мне плохо. Хожу в магазин сама, слава Богу, а потом развожу. Говорят, нельзя, Господь Бог не велел покупать впрок, и я развожу. Господь Бог мне дает, и я даю».

– А какой вопрос-то?

– Телезрительница: «Вопрос в том, что я иногда не могу в субботу сходить в храм, вчера не могла, почитала акафист Пресвятой Богородице».

– А вот я один раз с лошади упал и тоже не мог в церковь пойти, в больнице лежал. И что теперь?

– Телезрительница: «Ну, мне иногда говорят: почему ты не была?»

– Когда человек лежит помирает, у него сахарная кома и он не может идти – и что? «Я лежу, я не могу». И чего тут такого-то?

– Телезрительница: «Нет, я дома читаю молитвы».

– Русскую пословицу знаешь? На «нет» и суда нет.

 – Телезрительница: «Да».

– Ну вот, я не знаю, кто там тобой руководит. «Говорят, говорят…». Что говорят, ты все делаешь?

– Телезрительница: «Нет, ну кто-то, кто вообще не ходит».

– Есть кто ходит, а есть кто не ходит, каждый живет как может.

Ведущий протоиерей Александр Березовский
Записала Елена Кузоро