Беседы с батюшкой. Вознесение Господне

На вопросы телезрителей отвечает протоиерей Александр Рябков, клирик храма святого великомученика Димитрия Солунского в Коломягах. Передача из Санкт-Петербурга.

– На каких событиях основан праздник Вознесения Господня?

– Присутствуя сегодня в храме, мы все слышали новозаветные чтения из 1-й главы Деяний и из Евангелия от Луки. Канва событий нам всем довольно знакома и понятна. В самом названии праздника заложен его смысл: Господь взошел на небеса, воссел на Престоле одесную Бога Отца. Здесь нас должна больше интересовать не земная оболочка этого события, а богословский и нравственный смысл. И он довольно глубок, потому что событие Вознесения– это завершение нашего искупления. Мы в большей мере связываем искупление с Голгофской Жертвой, а оно все-таки более обширно и более многосоставно. Начинается оно с Рождества, воплощения Бога Слова…

– Наверное, с Благовещения, с зачатия…

– Да, Благовещение, воплощение и, разумеется, Крест и Голгофа, сошествие во ад, победа над смертью и уже воскресение Христа и затем вознесение. Говоря языком богословским, произошло воипостазирование природы человека в природу Бога, в ипостась Бога, принятие нашей природы в природу Божественную. Вознесение завершает наше искупление, исцеление нашей природы восшествием Господа на небеса. У Григория Паламы ́ в основании его учения об обо ́ жении лежит именно праздник Вознесения. Вознесение нашей обо ́ женной природы на небеса и сидение этой природы одесную Бога Отца – это не только свершившийся факт, деяние Христа, Богочеловека, Сына Божия, но и возможность нам получить обо ́ жение. Если мы обратимся к древним текстам (а праздник Вознесения, по сути дела, уже упоминается в древних исповедальных текстах, древних Символах веры первых веков), мы видим, что Вознесение Бога Слова на небеса играет огромное значение. И наряду с этими текстами еще параллельно мы можем изучать тексты древних анафор, то есть древних литургий, не таких, может быть, обширных, больших, торжественных, как мы имеем сегодня литургии Иоанна Златоуста, Василия Великого, а скромных, маленьких, от которых остались одни формулы освящения Святых Даров. Там мы видим отголоски и упоминания о Вознесении, потому что Христос проявляется в Вознесении как Первосвященник. Он восходит к престолу, и Его восхождение подает нам небесный хлеб. Его Вознесение – это залог того, что мы получим от Него небесный хлеб, новозаветную манну небесную, то есть Святое Причастие Тела и Крови Его. Будучи вознесенным, Он получает возможность быть Первосвященником уже на небесах, перед Престолом и подавать нам Причастие. Через Причастие, через получение обновленной природы человека ― Богочеловека, мы становимся и причастными Божества, и получаем возможность обновления нашей индивидуальной человеческой жизни. Поэтому это праздник глубоко богословский.

Скорее всего, этот праздник стал праздноваться отдельно от Пятидесятницы где-то в IV веке. Примерно так говорят церковные историки и литургисты. Причиной его появления была ересь Македония, когда перед Церковью времен Второго Вселенского Собора, конец IV века, стояла задача дать ответ и на ересь Македония, который неправо учил о Святом Духе, понижая Его статус, и на заблуждения полуариан и ариан. Здесь, с одной стороны, мы видим возвеличивание Христа как подлинного Сына Божия самим событием вознесения(это против ариан) и выделение праздника Святой Троицы, суть которого ― Господь Дух Святой. Ну и отдельный Духов день. Это, конечно же, против неправильного учения о Святом Духе еретика Македония.

В этом празднике стыкуются две эпохи: с одной стороны, прекращается, завершается земное, видимое пребывание Господа, и с другой – начинается активное действие человека, апостольская проповедь. Господь видимо покидает мир, но посылает Святого Духа, и начинается активное служение человека в лице апостолов. В Ветхом Завете чудо проявлялось через синергию Бога и отдельного человека, Моисея например. В результате этого появлялось чудо, от которого питался весь народ (например, манна небесная). В Новом Завете мы видим уже соработничество Бога и верующих людей. В синергию входит не только отдельный пророк, учитель, а входит Церковь, все царственное священство, все церковное собрание. В Новом Завете действует формула: Бог плюс не только человек, а человечество. Незадолго до распятия Господь говорит очень важные слова Своим ученикам: «Больше не называю вас рабами, а называю вас друзьями, потому что рабы не знают, что делает господин. Вам же сказал все, что слышал от Отца Небесного». Господь нам дает свободу действия, видимо отстраняясь, но невидимо пребывая с нами. Здесь не только проявляется наша вера в Бога, но и вера Бога в нас, Его вера в то, что мы можем ответить на Его жертву. В Христовом Воскресении мы получаем обновленную свободу воли, выбора, и даже обновленное понятие свободы. А в чем же наша свобода? Это не свобода выбора между сладким и горьким, между злым и хорошим, между добрым и негативным. Свобода реализуется в нравственном поле. Нравственность – это ответственность перед Голгофским Крестом, перед этой Христовой жертвой. Ответственность и созидание, достижение зрелости в полный возраст Христов, по слову апостола Павла из Послания к Эфесянам. Вот богословский, догматический смысл этого праздника. Мы уже не рабы, мы друзья Богу, но мы себя продолжаем в смирении называть «я раб Божий такой-то», потому что в христианской свободе невероятно важно смирение. Когда оно прекращается, тогда прекращается и свобода. Свобода, которая развивается не в нравственном поле, становится еще большей проблемой, еще большим порабощением, если свобода нами неправильно понята, принята и реализована. Потому смирение – это то, что помогает нам не потерять нравственный аспект даруемой нам обновленной свободы. А как свобода проявляется? По учению святых отцов, настоящая свобода – это жертва. Апостол Павел говорит: «Подражайте мне, как я подражаю Христу». А в чем подражать? В жертве. Как Господь говорит: «Возьми крест свой и иди за Мной». Сам человек, его существо, его данные, которые он получил от Бога, образ и подобие могут правильно реализоваться только в жертве. Слова, конечно, очень жесткие, трудные не только для осуществления, но даже для понимания.

Давайте возьмем для примера священнослужителей или профессию врача, учителя, воина. Если во всех этих родах деятельности человека полностью иссякнет жертва, то, разумеется, ничто ее не восполнит. Это будет пустая оболочка. Мы с вами можем вполне ощущать, что где-то в нас проявляется самость, самолюбие, тщеславие, славолюбие. И когда оно занимает большую часть души, то мы видим, что не происходит нашей человеческой реализации, мы видим, что какая-то подделка начинает нас заполнять, что-то фальшивое, неистинное, неподлинное начинает в нас царствовать. Совесть нас обличает. Может быть, совесть не так чувствительна у какого-то отдельного человека. Но тогда Господь это тщедушное царство земное, которое мы построили внутри себя, дуновением ветра все равно разрушит. И тогда мы вспоминаем основу основ: «Блаженны нищие духом». Пусть горько начинать сначала, но и радостно, когда Господь показывает: твой удел – постоянно быть блаженным через нищету духа и быть рабом Божиим. А жертва необходима для семейной жизни, для воспитания детей. Если не будет жертвенности в отношении между мужем и женой, между отцом, матерью и детьми, между близкими родственниками, если мы не будем приносить себя в жертву, никогда ничего ценного, основательного в духовном плане не построится. А что касается телесной «основательности», физической, мы знаем, что это неосновательно для времени, для Бога, для вечности.

– Ученики стояли на горе, и вдруг Господь вознесся. Как они себя ощущали и какие нравственные дилеммы в них возникли в этот момент?

– По тексту мы видим, что они с радостью вернулись в Иерусалим. На что их эта радость вдохновила, мы помним. А плоды этой радости какие? Это боль, гонения, изгнание, статус изгоя среди своих, как и у Христа. Христос к своим пришел, но Свои не признали и не приняли Его. И с апостолами произошло то же. Но у них была радость о том, что жизнь не заключена в оболочку тела. Жизнь продолжается, и никто не может отнять у тебя жизнь, если ты сам ее не предашь. Это огромная радость, которая и горы двигала. И вместе с тем, знаете, нам всем нужен какой-то ощутимый пример. Мы с вами будем этот год жить с начала и до конца под эгидой юбилея Дня Победы. Апостольская проповедь укоренилась в христианском обществе, пусть даже в постхристианском. В какой-то период времени о России можно было уже говорить, что это постхристианское общество. Но война показала, что в людях остался христианский фундамент. Мы можем вспомнить массу примеров героизма, когда это было настоящее принесение себя в жертву ради других. И когда мы читаем литературные описания подвига народа, мы видим у советских писателей аллегории и аллюзии, по сути дела, библейские и евангельские. Можно вспомнить хрестоматийное произведение «Сын артиллериста» Симонова, слова, которое многие из нас, может быть, помнят с детства. Диалог отца и сына, которого отец посылает на смерть: «отцовский мой долг – сына вперед послать», «раньше других я должен сына на смерть послать». Когда верующий человек читает этот эпизод, он отчетливо вспоминает Авраама и Исаака. Здесь трудно не увидеть евангельский мотив, библейский сюжет.

– Вопрос от телезрительницы из г. Белгорода: «Почему люди в наше время в основном в своих молитвах просят у Бога здоровья, семейного благополучия, решения каких-то проблем? А ведь в первую очередь христианин должен молиться об исправлении своей жизни, о победе над своими страстями. Цель христианина – очиститься от грехов и прийти к Богу. А в молитвах о другом просят».

– Я думаю, что нам надо быть друг к другу милосердными, в том числе и к своим ближним. Каждый из нас в полной мере может реализоваться как священник, врач, военный, учитель, когда все-таки у него есть более-менее твердый тыл в виде семьи. Мы видим пример апостола Павла, как он слезно молил Бога исцелить его. Господь ему ответил: «Воспринимай свою телесную болезнь как помощь тебе, как постоянное напоминание о твоей немощи». Наши телесные болезни напоминают нам, что мы нищие. Сила Божия через нас творит и совершается в немощи. Но, разумеется, было бы не совсем смиренно говорить: «Нет, Господи, не надо мне здоровья. Только хочу на кресте быть распятым!» Как бы красиво это ни звучало, но это все-таки отдает самомнением. Смирение проявляется и в том, как мы молимся. Христианин выявляется через то, как он заботится о своих ближних. Блаженно не только телесно, кровью, но и молитвой умирать за ближнего: «Молиться за других – кровь проливать». Это к эпизоду о геройстве. Как-то мне попались строки Андрея Платонова. Он писал своей жене, что где-то на участке фронта произошел такой случай: командир поднимал в бой свой отряд, и во время минометного обстрела ему оторвало руку. Он взял в правую руку оторванную левую, поднял ее как знамя или флаг и повел в атаку своих солдат. Андрей Платонов этот эпизод использовал затем в произведении «Одухотворенные люди». Опять же он пишет словами почти литургическими. Командир взял в свою руку еще трепещущую, живую, кровоточащую плоть, и из его умирающего сердца вырвались слова: «За Родину, за вас, за всех и за вся». То есть в этом небольшом рассказе Платонов придал эпизоду чисто литургический смысл. Этот командир, умирая, тоже хотел вернуться домой, и наверняка, если бы у него был навык молиться, он молился бы о своей семье и о детях. Но в этот момент ему нужно было умереть за всех и за вся. Наверное, удивительно, а может, наоборот, и не удивительно, но и в те постхристианские тогда времена библейский сюжет не только был в литературе, он присутствовал и в жизни рядовых, обыкновенных людей. Принесение себя в жертву, понимание, что ты можешь реализоваться как человек только через свое жертвоприношение. Это удивительный феномен жизни. И неправда, что сегодня таких людей нет. Это вполне подтверждается тем, что во все времена этот сюжет ― библейский, евангельский, литургический ― будет востребован среди людей.

– Вопрос от телезрительницы из группы Вконтакте по 50-му псалму: «Не совсем понятны такие слова из молитвы: “Научу беззаконныя путем Твоим”».

– Вопрос как раз на тему нашего апостольского действия, нашей апостольской активности ― апостолате мирян, всего нашего духовенства. Важно научить беззаконных истине, но научить опять же не словесно, а жертвой, любовью, состраданием, соболезнованием, сочувствием, сопереживанием ближнему своему. Научить беззаконных не бранью, не отчитыванием кого-то, не строгим словом, а как Серафим Саровский: «Радость моя, Христос воскресе!» Человеку требуется только любовь, только жалость. Бунин как-то вспоминал, что когда Горький говорил: «Человек – это звучит гордо», Чехов отвечал: «Человек – это звучит до боли жалко, до боли несчастно». Мы видим перед собой человека: как бы на вид он ни был благополучен, как бы ни был состоявшимся внешне, телесно, физически, материально, он страдает. И поэтому надо всегда видеть в своем собрате, в своей сестре во Христе (или, может быть, он или она далеки еще от Христа) страдающее чадо Божие. И только этим мы можем какие-то беззакония исправить – опять же, только жертвой. Только так мы можем реализоваться сами, сделать свою жизнь христианской, полностью подлинной. Так вот мы можем научить беззаконных истине.

– Вопрос от телезрителя: «Можно ли слушать канон ко Причастию через аудиозаписи? Желательно ли это или нежелательно?»

– Может быть, у человека это связано с болезнью глаз, слабостью зрения. Прослушивание, прочитывание, а по сути дела, пропускание через сердце молитв важно именно как пропускание через сердце, как прочувствование. Не как прочтение, прослушивание, а как прочувствование. Но человек должен быть внутренне до конца честен. Он может включить молитвы и жарить яичницу на кухне, а потом ее съесть с салом и лечь спать, а молитвы идут. Нет! Он включил эти молитвы для того, чтобы уединиться, чтобы быть в этот момент с Богом. А не так, что молитвы включены – долг исполнен. Как бы ни молились: сидя, стоя, больной человек, может быть, даже лежа, идя на работу, возвращаясь с нее, идем мы в Церковь или идем в школу, в институт и молимся по памяти, – нам главное молиться в сердце, а не для того, чтобы исполнить формальные обязанности, которые не нужны ни Богу, ни нам. Пользу они нам не принесут. Сердце чувствует, когда молитва состоялась. Приходит благоговейный трепет; прочитал ты одну молитву, две или строчку из Евангелия или псалма, но читал с осознанием, что я ― нищий, что я – раб Божий, как блудный сын, пришел и сказал: «Я ничего не реализовал из того, что Ты мне дал, Отец, поэтому снова я называюсь Твоим рабом, прими меня». Любая молитва должна быть пропитана чувством покаяния, нищеты, чувством богооставленности, которое может быть утолено только по воле Божией. И тогда будут и благодатные слезы, будет и переживание, тогда будут и силы на жертву, ― не наши силы, конечно же, а силы, которые Господь нам дарует для подражания Ему.

– Когда вознесся Господь, то у апостолов была иллюзия, что Он скоро придет. А мы все живем в иллюзии, что Господь придет нескоро. Как Вы считаете, какая иллюзия страшнее? Нужны ли вообще эти иллюзии?

– Может быть, это была не иллюзия. У первой Церкви было ожидание скорой парусии. Оно в какой-то мере облегчило подвиг мученичества. Хотя вряд ли что-то может облегчить те страшные телесные страдания, которые испытали первые христиане. Ожидание скорой парусии – не иллюзия, это правильное чувство. Иллюзия была, например, у апостолов, когда они подходили с матерью ко Христу и говорили: «Устрой, пожалуйста, нас в Твоем Царстве». Иллюзия – это когда мы понимаем Царствие Божие как нечто земное, ощутимое, со своей иерархией, и надо успеть договориться, чтобы занять там хорошее место. В том числе эта иллюзия проецируется на жизнь загробную. Нам кажется, что можно будет как-нибудь по конкурсу пройти в Царствие Небесное: «Ну да, грешен, но на троечку-то меня оценят». Но дело-то в том, что Царствие Божие уже пришло в силе, оно внутри нас есть, но не раскрылось. Вот это проблема, и нам бывает до слез больно, каждому, кто об этом задумывался, что жизнь проходит, а Царства Божия мы в себе не открыли. Вот что страшно! Нам кажется: «Ну ничего, я милостыню подал. Господь мою душу устроит». И у нас есть некоторое законное право так мыслить, мы не можем ни о чем духовном сказать, что это иллюзия, а то не иллюзия. И апостол Павел говорит: «У того, кто строил из соломы, дело сгорит, но сам он спасется, но так, как бы из огня». Господь нас милует посредством апостола Павла: «Да уж вы, строители!Что бы вы ни сделали, все равно все это из соломы, из глины. Сгорит, конечно, но что-то от вас останется». Печаль в другом: что радость о Христе Иисусе и Царство Божие, пришедшее в силе, переносится туда, вдаль. Вот это иллюзия, потому что мы могли бы многое для себя открыть. Мы многого сегодня не понимаем, не ощущаем того, например, что испытал апостол Павел, несмотря на телесную немощь, что ощущали Серафим Саровский, Амвросий Оптинский, Сергий Радонежский. Ученики видели их в окружении ангелов, Богородицы, апостолов. Нам даже сложно представить, что переживали их души. Но когда мы на молитве расплачемся, мы можем чуть-чуть ощутить, что же это такое. Как это наименовать? Может быть, чистота совести. Вот когда слезы очищают совесть, мы немножко вдруг ощущаем, что же такое Царствие Божие, пришедшее в силе, которое и внутри нас есть. Иллюзия в том, что мы откладываем на потом это Царство, не даем ему в нас воплотиться, укорениться, принести плоды, радость. Заменяем радость с большой буквы на радости с маленькой. Дробим эту радость и размениваем ее на мелочи каких-то успехов, удач, удовольствий.

– Вопрос от телезрительницы из группы ВКонтакте: «Если я вчера постилась, исповедовалась, а сегодня причастилась и за обедом поела мяса, могу ли я завтра на праздник причаститься, конечно же готовясь ко Причастию, прочитав канон и последование ко Святому Причащению? После 16:00 пищу не вкушала».

– Время, я думаю, связано с каким-то наставлением приходского батюшки. Он подсказал нашей телезрительнице, как избежать внутреннего конфликта. Она ощущает, что причаститься она хочет. Сегодня праздник. Как его можно отпраздновать? Только причастием. Завтра тоже праздник. И тоже можно отпраздновать только причастием. Может, ей духовник предлагает, для того чтобы она себя не корила за сегодняшнее разговление, удлинить литургический пост и, прочитав молитвы, пропустив их через свое сердце, пойти ко Причастию. Мой ответ: старайтесь такие технические вопросы решать с духовником, с приходским духовенством. Потому что никогда с тем советом, который дали в эфире, вы не сможете прийти к батюшке и сказать: «Мне вчера отец Александр, или о. Федор, о. Сергий сказал… ― выполняйте, отец настоятель». Этого делать ни в коем случае не надо. Телевизор – это не последняя инстанция для всех приходов. Мне кажется, решать это нужно в диалоге с духовником, и все это очень просто на самом деле решается. Вместе с тем очень радует, что эта христианка ощущает правильно: праздник – это Причастие, и готова понести даже тяготы какого-то подвига, это тоже очень верно. Не совсем правильно, если в нас начнет преобладать тенденция, что для Причастия не нужен подвиг. Да, Господь нам дает все даром, но наше ответное действие тоже имеет значение. Не для Него, не для Бога ― Он не ставит нам в табеле галочку, но для нас. Любое понуждение своей плоти открывает широкое пространство духу.

– Вопрос от телезрительницы из г. Воронежа: «Если человек верующий, православный не может справиться с искушениями, которые нападают на него, теряет веру и впадает в грех, как быть его близким, которые это видят, наблюдают за ним?»

– Все индивидуально. Из Посланий апостола Павла мы помним, что в Древней Церкви случались падения среди верных. И апостол иногда был довольно жесток и говорил, что если человек совершил какой-то смертный грех или укоренился во грехе, то его нужно, разумеется, отстранить от литургического общения, от Евхаристии. Когда человек лишается общения с близкими, он тоже лишается единства, этого ощущения, что он свой, и начинает переоценивать ситуацию. Он осознает, что его грех, который он возлюбил больше Бога и ближних, оставляет его одиноким, и его общество – это теперь только он и его грех, по сути дела диавол. Апостол Павел так и говорит о тех, кто согрешил и не исправляется: «Оставьте его диаволу». У него много жестких слов, как и у святых отцов. Это одна из мер. Потому что бывает так, что грех настолько сильно искажает человека, что учит его манипулировать любовью других. И когда такой человек не получает любви, он видит, что перечеркнул любовь ближних, растоптал ее, и что-то начинает в нем меняться. Это очень больно для людей, которые лишают его своей любви, своей привязанности, тяжело и трагично для того, кто болен грехом. Он может наконец ощутить, что он потерял. Любое укоренение в грехе выявляет: плоды греха всегда горькие, это печаль, уныние, отчаяние, богооставленность. Человек начинает говорить, что у него депрессия. Почему я так печален? Не потому что я грешу, а потому что он плохой, они плохие, жена плохая, начальник плохой, потому что все плохие. Советчик у нас в этих думаходин, это его советы. Но тьма, которая накрывает душу, уже должна показать, что это плоды греховной жизни. Если человек этого не понимает, то, конечно, греховное состояние усугубляется в нем. Тогда приходит момент, когда нужны уже хирургические методы, то есть лишение этого человека своего общения, своей привязанности, своей любви, как это ни звучит страшно, странно, больно, трагично.

– Сегодня Вознесение, завтра праздник святителя Николая. Наверно, у многих возникает вопрос, как причащаться. Я знаю, что было архиерейское совещание в этом году по поводу подготовки к Причастию. Как наше руководство нам рекомендует готовиться?

– Этот документ оставляет большую свободу для приходской самодеятельности. То есть приход – это семья. Там какие-то традиции уже сформировались. Устоявшаяся традиция трехдневного поста не перечеркивается, но она никогда не была чем-то таким мраморным вроде обелиска. Я сам священник, и я общаюсь с духовенством. Приходится часто решать подобные технические вопросы. Прихожанин сегодня причастился, смотрит тебе в глаза с доверием, с любовью, с желанием и спрашивает: а как причаститься завтра? Я не могу выдумывать для него бремена неудобоносимые, потому что я вижу его искренность, его поиск Христа, его желание быть с Ним в более тесном общении; и конечно же, здесь любой духовник, священник для своего прихожанина не будет устраивать каких-то экзекуций: сегодня причастился, а завтра не надо. Завтра праздник, что мешает причащаться? Другое дело, бывают иного рода ситуации. Есть такая поговорка: слышу звон, не знаю, где он. Например, недавно кончился пост, потом была Светлая седмица. И бывает странно, когда люди, которые не причащались во время Великого поста, не посещали значимых, великих, трагичных и торжественных богослужений, когда приходит Светлая седмица, говорят: «Так, хочу причащаться!» Но почему же для вас был неважен Великий пост? А вот им важно само это право. И здесь мы сталкиваемся с очень нецерковным понятием борьбы за права. Борьбы за права не может быть в Церкви, это большая ошибка. Иногда она имеет довольно комичные черты: «Ну и что, что был пост, а теперь Светлая седмица, теперь радоваться надо!» Ну хоть какая-то дисциплина, ограничения должны же быть! Памятуя о сказанном в Огласительном слове святителя Иоанна Златоуста, хочется, чтобы человек все же прочувствовал и Великий пост, прикоснулся к этому сокровищу, богатству, величайшему дару, который мы имеем в традициях нашей Церкви. Но вопрос борьбы за права стоит сейчас на очень высоком пьедестале. Если мы хотим убрать законничество в Церкви, то все же не стоит устраивать здесь революций. Что касается постоянных прихожан какого-либо прихода, никогда у них нет этой борьбы за права, у них выстроен диалог с духовенством, с батюшками. Они эти вопросы решают быстро. Борьба за права – это, к сожалению, наше все. У нас в этом есть и опыт, и определенная традиция.

– Чем специфичен период этих десяти дней, когда Спаситель уже вознесся, а Дух Святой еще не сошел на учеников?

– Мы можем лишь фантазировать о том, чем занимались апостолы в этот период, но точно мы знаем вот что: они были в радости. В Церкви нет ни одного привязанного просто к дате праздника. Его предваряет предпразднство и потом попразднство. Это привносит элемент вечности. Вечность заполняет нашу земную, временную реальность. Поэтому для нас важно это переживание, ощущение, осмысление того, какой нравственный аспект несет нам событие Вознесения. Чего Господь от нас ждет? Мало того, что мы в Него веруем, но и Господь в нас верит. Мы должны понять, что такое вера. Это любовь к Нему. И без Того, Кого я возлюбил, жизнь моя неполноценна, потому я к Нему и стремлюсь. Великий пост и время до дня Святой Троицы – это мини-копия нашей жизни: сорок дней поста, сорок дней до Вознесения и десять дней до Пятидесятницы. Это переживание любви и того, что Господь ждет от меня активности в созидании самого себя до зрелости, до полного возраста Христова. А уж потом принесение себя в жертву ради ближнего; не созидание для того, чтобы я вознесся: «Теперь я буду вас учить!» ― а для того, чтобы свободно себя отдавать людям, обществу, Церкви. Человеку нужно служение. Мы сегодня говорили о жертвенности. Служение – это реализация; не борьба за права, где мы себя подлинными только и ощущаем. Так что радуйтесь, что Господь вознес наше существо на небеса и посылает Духа Утешителя. Вы не одиноки; как бы Он ни был далеко от вас, но Он с вами в Духе Святом. Это ощущение Его и далекости и близости очень радостно. Вроде далеко, а вместе с тем постоянно с нами.

Всех вам благ, помощи Божией. Пусть праздник Вознесения и вскоре Святой Троицы будет не только пересмотром себя внутреннего. Покаяние было Великим постом; а сейчас мы, мои дорогие, не только рабы, но, по слову апостола Иоанна Богослова, память которого сегодня мы тоже совершаем, мы – друзья Христа. И как от друзей, Он от нас ждет верности и особой преданности Ему. С Богом!

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Наталья Маслова