Беседы с батюшкой. Об архимандрите Кирилле (Павлове) и подготовке к посту

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает наместник Свято-Данилова ставропигиального мужского монастыря города Москвы архимандрит Алексий (Поликарпов).

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Здравствуйте, батюшка, благословите наших телезрителей.

– Господи благослови всех нас!

– Мы и наша редакция, и вообще вся Россия, с болью в сердце услышали сегодня эту печальную новость о смерти замечательного человека, духовника Троице-Сергиевой лавры и, как его называют, всероссийского духовника архимандрита Кирилла (Павлова). Вы один из его духовных чад, были с ним знакомы. Расскажите, кем он являлся для Вас и каким Вы его запомнили в своей жизни?

– Отец Кирилл был моим духовным отцом. Меня, как и прочую братию Троице-Сергиевой лавры, он в свое время принимал при монашеском постриге от Евангелия. Есть такая молитва в конце пострига, когда говорится, что постригаемый должен повиноваться старцу «яко Христове», а старец отвечает за его душу, за его жизнь пред Богом. И вот отец Кирилл был таким, как еще иногда говорят, евангельским отцом, который принял нас от Святого Евангелия. И насколько получалось?..  А получалось не очень хорошо, я думаю, потому что, прощаясь с батюшкой, конечно, просишь прощения, что ты был ленивым, нерадивым, не исполнял всего, что нужно исполнить монаху и духовному чаду.

Но мы старались прислушиваться к батюшке, и он нас всегда одаривал своей любовью, он никогда не говорил, что у него нет времени. Он всегда находил это время, даже тогда, когда  был изможден, уставший; насколько возможно, он всегда отзывался на нужды людские. В лавре это всегда было видно, когда его окружали толпы народа, когда он шел куда-нибудь на богослужение. Люди стояли, а потом, когда он двигался, они двигались вместе с ним, как пчелки окружали его. Это было и на богослужении: когда батюшка служил, всегда собирался народ. Это было и в так называемой посылочной, когда  приходили люди, во множестве исповедовались, получали ответы на недоуменные вопросы.

Недавно, например, я с интересом прочел журнал «Монастырский благовестник». Один из архиереев Русской Православной Церкви, который служит на Алтае, говорил, что он специально приехал в лавру, находился там несколько дней. Причем заметил, что его родители, будучи небогатыми людьми, продали корову, для того чтобы он имел возможность купить билет и приехать. А он приехал с таким жизненным, очень важным вопросом, как ему, церковному человеку, устроить свою жизнь: быть ему монахом или иметь семью. Он получил от батюшки совет (он описывает, как это происходило), и батюшка благословил его на монашество.

И Святейший Патриарх Кирилл замечал, что многие архиереи (а сейчас много молодого духовенства, епископата) соприкасались так или иначе с отцом Кириллом (Павловым) по этому вопросу. Он до последнего дня был духовником Троице-Сергиевой лавры, братья его очень почитали; уже не могли, может быть, услышать от него слов назидания, но назидались его видом, видом изможденного человека, который нес свой крест до конца. Также он был и всероссийским духовником, потому что монахи, миряне, духовенство, старые и молодые, – все к нему шли, тянулись, и он по мере сил каждого назидал, утешал. Его улыбка, весь его скромный облик назидали даже без слов. Хорошо было увидеть батюшку, а в последнее время просто приложиться к руке (одна рука у него лежала поверх покрывала). И люди приходили (когда к нему можно было пройти), крестились на образ, прикладывались к этой руке и уходили с зарядом духовности в надежде, что Бог по молитвам старца, который уже весьма немощен, помилует их и поможет им.

Это очень важно, что благодать Церкви жива, что она проявляется и таким образом: мы видим наших духоносных отцов. В патериках, отечниках братья говорили: «Когда умирали наши отцы, мы плакали, скорбели». И вот мы тоже скорбим сейчас, но надеемся, что батюшка оттуда будет за  нас предстательствовать. Сейчас он нуждается в молитвах Церкви, в наших молитвах. Мы надеемся, что он, обретя милость от Господа, не оставит и нас, своих немощных чад, живущих здесь, на земле, и пытающихся совершать свое спасение.

– Я, к сожалению, был маленьким, когда встретил архимандрита Кирилла, и только один образ остался у меня в памяти, когда меня попросили провести знакомых в лавре; я провел их в Успенский собор. Было вечернее богослужение, а справа, где обычно раздают запивку, стоял он. И я взял благословение, а он дал мне конфету.

Этот образ, наверное, единственный в моей памяти, потому что я поздно родился, чтобы знать его больше. А мой знакомый был офицер, военный человек, как и отец Кирилл (Павлов). И где-то я слышал такую историю, что старец был как раз тем самым Павловым, который оборонял дом в Сталинграде. Вроде как выяснили, что это был однофамилец, но мой знакомый все равно с таким восхищением смотрел на батюшку! 

– В любом случае батюшка в начале войны был еще на действительной службе, он служил на Дальнем Востоке. И он говорил, что они были в увольнении и возвращались в город, когда увидели смятение людское, люди были встревожены, плакали; началась война. Потом был Волхов, когда его направили в волховские болота, а потом был Сталинград. Нередко ему задавали эти вопросы, но батюшка говорил, что он не тот Павлов, так что трудно судить, не знаю. Мы не могли его заставить признаться, что он тот Павлов.

– Кто-то из писателей сказал, что на таких сержантах, как Павлов, и держалась вся Россия. Хотя, насколько я знаю, архимандрит Кирилл был тогда в Сталинграде лейтенантом и командовал взводом. Но ведь там же случилось это событие, когда в руинах этого города он нашел Евангелие…

– Да, собрал по листочку. Он, конечно, был крещеный, вырос в верующей семье, но, как батюшка сам замечал, когда он потом учился в техникуме и вышел из него, он «распрудился» – такое слово батюшка употребил, то есть, может быть, имеется в виду некая расслабленность в духовном плане. А потом, когда он нашел Евангелие (наверное, он имел в сердце благодать благодаря родительским молитвам), то это перевернуло его сознание. Будучи на то время кандидатом в члены партии, он написал отказ, и его отправили в дисбат. Но милостью Божией он был сохранен для нас, у него красивый почерк, поэтому он был там писарем. Вот таким образом складывалась его судьба. А когда он вернулся с фронта, решил, что будет поступать в духовную семинарию.

О нем рассказывают, что он работал на Преображенке, там были дровяные склады. Он специально первое время пошел работать туда, чтобы иметь свободное время для занятий. И потом уже духовные богословские школы…

– Это еще в Новодевичьем монастыре в те годы…

– Да. И потом уже, после окончания духовной академии, жизнь в Троице-Сергиевой лавре, преисполненная молитв, монашеских подвигов и трудов, служение Церкви, Богу, народу.

– Ведь Церковь тогда только-только пережила тяжелые годы гонений, когда уничтожали очень много священников и монахов, даже говорили, что монашеская традиция была несколько утрачена. Как Вы думаете, какой была связь того монашества и современного отцу Кириллу, когда он пришел в лавру? Как получилось, что появлялись такие старцы, как он?

– Эта связь не была совсем утрачена. Она, может быть, была ослаблена, ведь носителей этой традиции буквально физически уничтожали. Мы знаем, сколько духовенства погибло в разных местах, сколько было репрессировано, сколько верующих людей пострадало за то, что они верили в Бога, были православными людьми, и, конечно, монашествующих. Но Троице-Сергиева лавра уже наполнилась в те годы братией из разных монастырей: кто-то был еще лаврским постриженником или из некоторых скитов, но были и из других монастырей.

Например, там был схиархимандрит Иосия, он из Гефсиманского скита; за своим духовником, отцом Израилем, пошел в ссылку. Был такой архимандрит Серафим (Шинкарев) из Коренной пустыни под Курском. Из разных монастырей приходили уже старички, многое прошедшие, нашедшие свое упокоение в лавре. Но это люди, которые принесли с собой традицию, дух. И он не угас. Мы видим, насколько процвела лавра не только как монастырь, как обитель (это всемирный светильник), но и в духовные школы приходила молодежь, а потом те, кто видел в себе монашеское призвание, приходили в лавру, беседовали, общались с духовниками и сами становились монахами.

– Получается, отец Кирилл как раз прямой наследник того самого монашества, которое тогда уничтожалось.

– По окончании академии батюшка хотел пойти в Глинскую пустынь, но обстоятельства сложились так, что он не мог быть принят туда.

– Получается, он был духовником трех патриархов. Правильно?

– Да, потом он был лаврским духовником. До него братским духовником был архимандрит Петр (Семеновых), а когда он скончался, батюшка Кирилл стал духовником.

– То есть он был духовником патриархов Алексия I, Пимена и Алексия II, поэтому его пребывание связано с Переделкино. Потому что там была резиденция патриарха?

– Да, святейшие патриархи относились к нему с любовью и вниманием,  поэтому он мог там немного поправить свое здоровье, уединиться. Потому что в лавру народ, конечно, во множестве приходил; не было тишины и покоя, здоровья уже не было.

– А последние годы жизни? В 2003 году случился инсульт.

– Это уже больницы. В келье он жил уже в Переделкино, и там, насколько возможно, создавались условия для его лечения. В то же время, когда он был здоров и когда мог, он принимал народ, беседовал, общался, наставлял. Даже в какие-то санаторные дни, когда он бывал в Барвихе,  люди тоже всегда к нему приезжали и получали духовный заряд. Это очень важно: батюшка всегда старался утешить. Как маленького Сережу он утешил конфеткой, так и для каждого, кто к нему приходил, у него всегда были заготовлены книги, иконочки.

Было время, когда в лавре батюшка взял на себя такую тяготу, что отдавал в переплет братские книги (какие у кого были). Оправляли иконочки, фотографии, братия этим пользовалась, все это тоже шло через батюшкины руки, он тоже этим занимался. Так что окормление его было и духовное, и душевное – со всех сторон. И когда видишь это, память об этом оживает, ведь на этих фотографиях люди еще молодые или уже ушедшие. И вот теперь приходится думать об этом, вздыхать, молиться прежде всего. И благодарим Бога, что Господь сподобил нас общаться с такими людьми, в частности с отцом Кириллом.

– Сейчас у нас масленичная неделя. Масленица, как ее называют в народе, гулянья и так далее, но скоро Великий пост. Уже в воскресенье мы будем просить друг у друга прощения. Как правильно провести эту оставшуюся подготовительную неделю, чтобы достойно войти в Великий пост? А то у нас принято до самого последнего момента гулять, а на следующий день уже в храме стоим…

– Об одном старце говорится в его жизнеописании (он был из Козельска): он положил себе такое намерение, что пойдет в монастырь. И вот он гулял до последнего дня, а в понедельник сел на порог и, обхватив свою голову, думает: «Ну, надо идти». И пошел. И потом он (иеросхимонах Александр) был в Гефсиманском скиту великим подвижником. Так что подвиг венчает и поддерживает намерение.

На масленичной неделе православные христиане позволяют себе поесть блинов. Раньше был целый обряд, ходили друг к другу в гости, к близким родственникам. Блины по-разному назывались, и по-разному их делали, но прежде всего мы настраиваемся… Вот уже начинаются поклоны: «Господи, Владыко живота моего…» Мы молимся, чтобы Господь нас помиловал, дал нам увидеть свои грехи, и стараемся не осуждать ближних. Мы должны примириться друг с другом, готовимся к этому в Прощеное воскресенье, когда важно, чтобы мы испросили друг у друга прощения. Но важно, чтобы люди, у которых мы просим прощения, могли простить нас. Очень важно, чтобы они простили нас, тогда и Бог нас прощает.

Есть такое ветхозаветное предание, когда один пророк горячо молился Богу и его молитва, как пламень, восходила к небу, но, поднявшись, от ветра расстилалась облаком. Он обратился к Господу с вопросом: «Почему я так горячо молюсь, а моя молитва не восходит к Тебе?» И был ему ответ, что на него обижена вдова. Он причинил эту обиду, и теперь она молится, чтобы Господь его вразумил, поэтому его молитва не доходила до неба. Так что есть разные примеры. Очень важно, чтобы не столько мы сказали «Простите нас», сколько услышали глубокое, искреннее: «Бог простит, меня прости». Или как иногда на юге говорят: «Бог простит, и я прощаю». Важно, что, примирившись, мы вступаем в Великую первую седмицу, когда довольно строго люди стараются поститься. Но есть Устав, и православные христиане (те, кто может) придерживаются его. В монастырях строже, а в миру люди обременены работой, заботами, семьями, но важно начать с молитвы.

Мы знаем, что есть такой благочестивый обычай: первые четыре дня поста читать Канон Андрея Критского на великом повечерии. В Москве эти богослужения во всех храмах, приходах и монастырях начинаются в 18.00, чтобы человек смог прийти с работы и быть на службе. Это такая важная постовая молитва. Утром начинаются часы, и человек как бы останавливается на своих путях, задумывается о небе, просит, чтобы Господь принял его, раскаявшегося, и дал ему силы исправиться, при приложении дел, противоположных прежним. Пища в пост – это важно, но не самое главное, важнее душа.

– Но все равно Устав предписывает нам строгий пост.

– Да, предписывает. Люди стараются воздерживаться, многие добрые примеры являют, но  это надо делать посильно. Спрашивают часто: «Я не могу поститься, я не здоров». Господь не взыщет, важно по силам дать Богу то, что можешь. Один может триста поклонов положить, другой тридцать, и это ему вменяется. Как говорит одна игуменья: «У кого-то и тридцать поклонов вменяются как триста». Так что – по силам. Важно дать Богу не меньше своей силы.

– Главное еще, не малодушничать при этом, жалеть себя тоже не всегда полезно.

– Может быть, да. Потому что иногда люди приходят на исповедь и говорят: «Я не могу поститься». Спрашиваешь: «А Вы пробовали, начинали?» – «Нет». «Ну так начните, а потом уже будете говорить, насколько Вы можете поститься».

– А пост для монаха отличается от поста, который положен для мирянина?

– Некоторые вообще  не вкушают пищи, на Афоне очень строго. У нас в монастыре трапеза есть каждый день, первую седмицу до воскресенья она без масла. В среду и пятницу ради литургии Преждеосвященных Даров есть супчик, еще что-то, но в понедельник, вторник, четверг без супчика. А в субботу уже будет масло, первое и второе блюдо.

– Люди спрашивают: «А когда можно есть рыбу?»

– В России рыбу едят на Вербное воскресенье, на Благовещение. В Даниловом монастыре есть такой монастырский обычай: те, кто молится князю Даниилу, приходят на богослужения, на трапезе в день памяти князя Даниила едят рыбу (это 17 марта). И люди мирские тоже спрашивают, можно ли им рыбу есть. Святитель Тихон в свое время говорил: «Поедем в Данилов монастырь, покушаем рыбки».

– Святейший патриарх Алексий II, кажется, благословил студентам Московских духовных школ есть рыбу, потому что для молодого организма это очень полезно во время учебы. В Великий пост службы первой седмицы важны, но учебный процесс все равно не останавливается.

– Это снисхождение Церкви. А потом, человек сам рассуждает о мере своей немощи, за него невозможно что-то выполнить, поэтому он спрашивает благословения у своего духовника, который уже знает этого человека и мудро решает, что ему полезно. И родители тоже заботятся о детях, но не просто все им позволяют, а постепенно приучают их к посту.

Иеросхимонах Алексий (Зосимовский), который вытянул жребий патриаршества Святейшему Тихону, говорил, что дети в возрасте двух с половиной лет должны знать среду и пятницу. Но это уже в каждой семье решается по-своему. В одной семье девочка в свое время говорила: «Не хочу белую котлетку, дайте мне коричневую». Белая, наверное, овощная, а ей хотелось мясную. Но дети тоже несут свой подвиг так, как они могут. Родители мудро рассудят, что нужно для детей, что им полезно, потому что морить ребенка голодом тоже неправильно, он потом не сможет понять сладость поста.

– И растущий организм нуждается в витаминах. В Уставе очень строгое отношение к посту, каждый день расписан. Но если мы говорим о послаблениях, мы можем сами себе делать послабления? Или обязательно нужно через духовника решать эти вопросы?

– Вообще наша жизнь должна строиться по церковным уставам так, чтобы мы имели Божие благословение, но духовник – самый ближайший наш друг и наставник, руководитель. Лучше, если мы сможем взять благословение, а если не можем, тогда смотрим, как нам подсказывает наша совесть, насколько мы правы в отношении самих себя. Как говорит преподобный Амвросий: «Немощь наша и упруга, и упряма, и мудрена». Так что рассудим, наверное; сами себя не обидим. Преподобный Иоанн Лествичник говорит: никто же плоть свою возненавидит, но питает и греет ю. Так что, думаю, мы себя не сможем погубить.

– Правда это или нет, что в первую седмицу поста до пятницы вообще не вкушали пищу, только воду и хлеб?

– Тот, кто может, не вкушает, каждый в свою меру.

– У нас был такой случай. Один иподьякон на архиерейской службе на Торжество православия упал в голодный обморок. Вот так человек постился.

– Перепостился.

– Как это важно на самом деле не чудить, меру иметь…

– Мера красит вещи.

– Возвратимся к теме прощения…Тяжело прощать; по себе сужу: когда человек тебя обижает, – страшная гордыня. Как с этим бороться?

– Нужно поставить себя пред Богом и посмотреть на свои грехи. Кто я? Праведник? Нет, грешник. Но если я грешник, то каждый из нас должен уметь прощать своему ближнему. Я думаю, часто мы обижаем друг друга ненамеренно, часто это скорее какие-то колкости, наши недоумения, наше настроение. В семье нередко бывает так, когда человек устал. Нужно иметь подход друг к другу. Недаром Священное Писание говорит нам: «Носите тяготы друг друга».

Мы читаем молитву «Отче наш»: «…и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Владыка Антоний рассказывает о случае из своего детства. Как он говорит, насмерть поссорился со своим другом и в то же время смущался этими словами из молитвы «Отче наш». Что делать? Пошел к духовнику. Тот говорит: «Не читай тогда эту молитву. Можешь совсем не читать». – «Как не читать? Молиться же надо». –  «Ну хорошо, дойдешь до этих слов и их не читай». Опять не нравится. В конце концов он все понял и примирился со своим другом, простив ему, что тот его обидел. Так что важно примиряться, может быть, через «не хочу», через свое «я», когда попирается наша гордынька, когда наше самолюбие страдает. Это не просто, самая трудная борьба с самим собой. Апостол Павел говорит: «В нас два человека. Что не хочу, то делаю, а что хочу, то не делаю».

– Бывает, звонишь светскому человеку в этот день и говоришь: «Прости». А он отвечает: «Что же ты прощения просишь? Вроде и не обидел. Что это за предрассудки? Сегодня ты попросил прощения, а завтра опять меня обидел».

– Вот поэтому нам надо стараться держать свое слово. Мы часто говорим: «Простите». Но за этим должны последовать действия.

– А у нас размывается это понятие. Говорят: «Простите, простите», – а в душе-то ничего и нет на самом деле.

– Будем трудиться. Вот для этого и пост, когда кажется, что наше тело изнемогает, имеет ущерб, но душа процветает.

– Получается, в этом делании по отношению к самому себе и заключается смысл поста.

– Да, пост и молитва.

– Но пост не всегда получается.

– В ту меру, в которую человек может. Если он совсем не может поститься, болен, значит, он несет крест какой-то болезни, для него это тоже трудно. Он не может класть много поклонов; может быть, один сделает – и для него это будет подвиг. Кто не может есть какую-то пищу, ест то, что возможно, что ему доктор прописал. В больших монастырях, даже афонских (я не говорю о Великом посте, а просто о принятии пищи), на трапезе все сидят чинно, благородно, звучит молитва и у каждого есть своя еда. Тот, кто болен, с благословения игумена получает другую еду, потому что он нездоров и ему нужно этим подкрепиться. Так что все разумно.

– Некоторые рассуждают: «Вот сейчас будет пост, как раз заодно и диета, похудею».

– Хотя бы так, разве это плохо?

– Но если относиться к посту как к ограничению в пище…

– Не только в пище. Мы же говорим, что все-таки это молитва, прежде всего это духовный, душевный настрой.

– Мой дедушка знал отца Кирилла близко, а я вот уже не застал. Сейчас у нас есть такая проблема: люди ищут старцев, духовных отцов и так далее. Его уход – это действительно невосполнимая утрата, но есть ли сейчас люди, которые чем-то похожи на отца Кирилла? Потому что часто говорят, что пока были такие люди, как отец Кирилл или отец Иоанн (Крестьянкин), была жива Россия.

– Почему «была жива»? Россия живет, Россия поет (как говорил иеромонах Роман). Так что Россия жива, и мы надеемся на Божие милосердие, что она будет жива столько, сколько Господь ей даст, насколько ее помилует. Мы, люди Церкви, стараемся жить церковно, мы несовершенны, но мы имеем благодать, которая преподается нам через таинства.

Конечно, никак нельзя сказать, что таких старцев много, они уходят. Но православные христиане остаются. Есть замечательные пастыри среди белого духовенства; они пекутся не только о себе и своих семьях, а о своей пастве. Есть замечательные приходы, общины. В монастырях есть люди, которые растут, становятся подвижниками. И сейчас есть подвижники. Как на фронте: упал один боец, встает другой. Возместит ли прежнего?  Такое не всегда бывает, но этот процесс тем не менее идет. И в духовной жизни нельзя сказать, что я таков, равняюсь ему. Но мы, православные христиане, стараемся исполнить Евангелие в жизни. Так что мы надеемся на Божие милосердие. Духовники, наставники – это великая сила. И если есть такая возможность у человека, конечно, этим надо пользоваться. Не только взять благословение на что-то, но и исполнить это благословение, чтобы жизнь была не формальной и способствовала тому, чтобы все наши дела, мысли и чувства были во Христе, были христианскими, по заповедям Божиим.

– Есть слова из Послания к Евреям: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их». Действительно, очень глубокие слова. Как важно помнить своих отцов, наставников вообще в нашей жизни?

– Мы молимся о них прежде всего, просим Бога, чтобы Господь упокоил их  идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, в будущей жизни. Мы молимся, чтобы (если они будут иметь дерзновение перед Богом) и они нас поминали в своих молитвах, чтобы и они нам помогали совершать наше спасение.

Отпевание отца Кирилла будет совершено в четверг, в Троице-Сергиевой лавре, в Успенском соборе. Вероятно, Святейший Патриарх сам возглавит это отпевание. Такая молитва, я надеюсь, будет услышана, Бог будет с нами, а мы молимся о том, чтобы наш духовный отец был освобожден от мытарств, от истязаний дьявольских и наследовал жизнь вечную.

– Расскажите что-нибудь из его жизни; может быть, какой-нибудь особенный случай Вы могли бы сейчас вспомнить специально для нас.

– Батюшка был воплощением любви.

– Он никогда не ругался?

– Он мог быть строгим, но он не ругался. Мог дать какую-то посильную епитимью, мог тебе сказать, что неправильно поступаешь, что так не нужно делать. Но ругаться – это немного другое. Недовольные дети говорят: «Меня родители ругали». Даже если они сделали малое замечание. Батюшка любил читать Евангелие и всегда советовал его читать как можно больше. Когда были какие-то беседы, встречи и его просили сказать какое-то слово, он мог целыми главами цитировать Священное Писание наизусть. И вот так назидал. Конечно, как у всякого человека, живущего на земле, у него были скорби, трудности, не все нам известные, были болезни, батюшка был очень болезненным человеком. Иногда он идет по братскому корпусу, поднимается по ступеням и поет: Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь (Пс. 33, 20). Так что он молился, трудился. И для нас очень важно, что он жил по-монашески и своей жизнью, своей любовью нас назидал. Он любил природу. Когда у него получалось, он бывал на природе, любил и горы, и море, всегда кормил птиц. Есть такие фотографии, когда он около братского корпуса после обеда крошит голубям хлеб, они около него вьются, садятся на него. Такое его любвеобильное, кроткое отношение ко всему живому назидает и греет сердце и душу.

– Известно, что он очень много писал писем-наставлений, в год около пяти тысяч писем.

– Да, письма писал. Это утешение как подарочек. Когда он уезжал в отпуск, у него было больше времени.

– Он сам писал?

– Сам писал. Он брал открытки (например, с видом Крыма и крымских красот) и писал на них своим довольно крупным почерком, открыточку закладывал в конверт. Разные люди, и лаврская братия в том числе, получали такие открытки. Было большим утешением, что старец о тебе помнит, что он тебя любит, ради тебя потрудился.

Батюшка каждого старался утешить. Когда он приезжал из отпуска, то привозил с собой гостинцы братии. Это мог быть крымский сладкий лук. Конечно, братии много, а привозилось мало, но он каждому мог дать луковицу или яблоко, грушу. Братья приходили на благословение, приветствовали его, поздравляли с приездом и получали такой подарочек. Это очень ценно, потому что старческие подарки, конечно, помнятся, это как назидание и любовь из рук старца, как святыня.

– А у Вас есть такие подарки?

– Слава Богу, есть.

– И открытки тоже Вам приходили?

– Да, приходили.

– Надеюсь, что я в своей жизни когда-нибудь смогу пообщаться с такими людьми, потому что сейчас, когда услышал эту весть о кончине старца, очень скорбно и даже немного обидно, что не успел пообщаться. К сожалению, так Господь устроил.

– У Вас будут другие духовники.

– Дай Бог, конечно, этого не хватает. Утрата действительно невосполнимая. Хотелось бы услышать какое-то заключительное слово духовным чадам.

– Мы все сейчас, конечно же, молимся о батюшке. Священнослужители у гроба читают Евангелие, мирские люди читают Псалтирь, вообще все те молитвы, которые мы можем прочесть в память о батюшке и в которых просить ему помощи, заступничества. И во все эти дни, конечно же, нужна молитва. Господи, укрепи нас в молитве о нашем старце, а ему даруй Божие благословение и вечную жизнь.

– Напоследок благословите наших телезрителей.

– Господь благослови всех нас.

Ведущий Сергей Платонов

Записала Елена Кузоро