Беседы с батюшкой. Женщины и жизнь Церкви

На вопросы телезрителей отвечает игумения Илариона (Феоктистова), настоятельница Константино-Еленинского женского монастыря, расположенного в Ленинградской области. Передача из Санкт-Петербурга.

– Сегодня у нас специальный выпуск программы «Беседы с батюшкой». На этот раз беседовать мы будем с матушкой. Наша гостья – настоятельница Константино-Еленинского женского монастыря, расположенного в Ленинградской области, игуменья Илариона (Феоктистова), и тема нашего сегодняшнего разговора: «Женщины и жизнь Церкви».

Прежде всего, матушка, конечно, хотелось бы услышать о Вашем личном пути к Богу, Вашем становлении на пути к монашеской жизни.

– Этот вопрос задают мне довольно часто: как Вы пришли в монастырь, что случилось в Вашей жизни, что Вы приняли монашество? И, конечно, часто приходится вспоминать свой путь, который, наверное, для многих наших современников самый обычный. Родилась я в Санкт-Петербурге (тогда это был еще Ленинград). Воспитание в обычной простой семье и советской школе, естественно, было атеистическим – мы не были крещеными. В переломный момент нашей истории у многих действительно совершалось внутреннее переосмысление жизни. Я тоже пыталась, будучи к тому же просто молодым человеком, всегда начинающим внутренний поиск смысла жизни, как-то осмыслить, что такое человек, для чего ему дана жизнь, что в этой жизни нужно делать. Естественным образом пришла мысль о том, что надо принять крещение, и только в православной Церкви, других вариантов даже не рассматривалось. Именно крещение и последовавшее за ним Причастие (как это и было положено) кардинально изменили мою жизнь. Это произошло в 1991 году. Как-то сразу изменилось само восприятие жизни, стало понятно, что без храма жить невозможно, и вскоре я пошла в храм уже трудиться. Так что какие-то церковные послушания я исполняю с 1991 года.

Вначале это как-то совмещалось со светской работой, но затем постепенно (нельзя сказать, что были какие-то кризисы или катаклизмы), в процессе духовного роста, в процессе того, как я стала осознавать себя в Церкви, открылся смысл монашества. Конечно, встречались и люди, которые помогали в этом. Можно сказать, что Новодевичий монастырь в 2000 году настиг меня сам – в то время я пела в хоре Казанского храма (тогда еще приходского). Так что с момента образования Новодевичьего монастыря, с самых первых дней, приходилось участвовать в его жизни. Потом уже пришло решение остаться там навсегда. Но то, что потом придется переехать совсем в другое место, исполнять игуменские обязанности, конечно, даже в голову не приходило. Этого совсем не было в моих планах; да, наверное, такого и не может быть у монашествующих, это – дело послушания. В 2006 году вместе с другими сестрами (нас было всего пять человек) мы переехали в Константино-Еленинский монастырь, в поселок Ленинское – необычное такое сочетание (обычное, может, только для нашего времени). Но там, где умножается грех, преизобилует и благодать. В нашей обители очень много святых мощей, старинных икон, а также современных, написанных на Горе Афон. Так что условия жизни у нас не совсем обычные: в совершенно новом монастыре – присутствие стольких древних святынь. Ну, вот так, если коротко…

– Новодевичий монастырь расположен фактически в городе, а Константино-Еленинский все– таки на некотором удалении. Скажите, трудно ли Вам было вырваться из цивилизации?

– Не трудно; это было, знаете, с большой радостью! Я всю жизнь прожила в городе, в Санкт-Петербурге, конкретно – в Московском районе, монастырь отсюда, казалось бы, совершенно недалеко. Обычно ведь как воспринималось – если в монастырь уходишь, нужно куда-то далеко ехать, все оставить, обо всем забыть. По внутреннему ощущению так действительно и было: несмотря на то что я находилась, казалось бы, в знакомых местах, во время жизни в монастыре мне действительно казалось, что я живу на другой планете. Это удивительно! С людьми, с которыми в большом количестве знакомишься в течение жизни, живущими тут же по соседству, своими близкими мы практически не встречались. Поэтому выехать на природу – это, конечно, хорошо, но за эти почти десять лет, что мы там живем, город почти настиг нас, очень сильно приблизился. В то время еще и лес какой-то был невдалеке, а сейчас уже все постепенно застраивается, так что разница не очень большая. Монастырь в любом случае, в городе или на селе, далеко он или близко, – это странничество. Это уход из этого мира и приход в совершенно другой мир – мир Церкви. Поэтому все внешние условия не настолько важны, главное – что происходит внутри.

– Это действительно первостепенный вопрос – что происходит внутри. У нас в стране, к сожалению, очень много одиноких женщин, у которых не сложились браки или случился развод, и для многих кажется, что монашество – это всего лишь незамужнее состояние. Так ли это? Или это что-то совершенно другое?

– Есть, конечно, такое восприятие, но оно стереотипное для тех, кто мало знает жизнь монастыря. Действительно, по современной статистике в нашей стране женщин больше, чем мужчин. Кто-то воспринимает это как трагедию, кто-то – как повод даже к оправданию каких-то грехов, а Господь, может быть, так устраивает для того, чтобы большее количество женщин смогли сделать выбор в сторону монашества. Монашество – это, конечно, не просто безбрачное состояние, ведь можно жить и в миру, не вступая в брак и проводя благочестивую жизнь, но это не будет монашество.

Великий подвижник нашего времени отец Софроний Сахаров в своей лекции о монашестве говорил, что многие считают именно безбрачное состояние отличительной чертой монашества, но это не так. Отличительной чертой монашества он назвал послушание – этим отличаются монахи. Обет послушания – это более глубокое проникновение в исполнение воли Божьей, устроение своей жизни так, чтобы она стала исполнением Его воли. Монашество всегда воспринималось как некое таинство, хотя его нет в числе семи таинств Церкви. Но в Церкви все таинственно, и сам монашеский постриг имеет, конечно, черты таинства, потому что внутреннее состояние человека действительно изменяется существенным образом. До конца понять это может, наверное, только тот, кто принял постриг; до пострига это невозможно объяснить словами. Это – некий риск, шаг, требующий веры, за которым следует начало другой жизни. Поэтому, может, Промысл Божий действительно направляет многих женщин к мысли о том, а не посмотреть ли и им, что такое монастырь: «может быть, это для меня?» Это очень возможно.

– Спасибо большое, матушка. Вы упомянули архимандриата Софрония Сахарова. Так получается, что большинство наставников в монашестве мужчины. Скажите, насколько женщинам-монахиням легко руководствоваться тем, что написали мужчины?

– Читая святых отцов, мы понимаем, что в основном они обращаются к высшей стороне души человека, его духу, а законы духа ведь и для мужчины, и для женщины одинаковы. Конечно, исходные данные, или, так скажем, точка отсчета – другая: женская душа, психология женщины отличаются от мужской. Хотя по мере приближения к духовному (а такая задача и стоит перед всеми монашествующими) эти различия в какой-то мере и остаются, не уничтожаются полностью, но дух их превосходит. Тогда снимаются и проблемы общения. Все зависит от цели – что мы ищем: если мы действительно ищем ответ от Бога, то какая разница, через кого он приходит. Если говорить о духовном руководстве, то, конечно, наставниками чаще всего являются монахи – носители священного сана и имеющие опыт.

Но монашеская традиция все-таки всегда подразумевала, что духовный опыт передается через опыт жизни в монастыре, через совместную жизнь, по-другому этот опыт, наверное, и передать невозможно. Нужно не только слышать, разговаривать, нужно видеть, как человек живет, как он молится, и молиться вместе с ним. Поэтому духовными наставниками могут быть и монахини. Постриг и подразумевает, что новоначальная монахиня вручается старице, то есть духовной руководительнице по жизни – чаще всего это игуменья. Исповедь – это таинство, которое принимает священник, но духовное руководство, конечно, шире. Исповедь – это только одна из сторон духовного окормления. И здесь нет никаких противоречий, есть только некоторые опасности, сложности психологического порядка. У всех женщин есть такое свойство – искать в ком-то или в чем-то опору, есть свойство привязываться, иметь некоторые душевные пристрастия. Конечно, для монахинь это уже сфера того, что нужно исповедовать, исправлять или как-то направлять правильно, по воле Божией. Такое бывает, когда человеческая сторона общения перевешивает духовную, тут и начинаются сложности. А если конечной целью является все-таки духовное общение, то все эти человеческие трудности вполне преодолимы и не составляют такой большой проблемы. Наверное, так.

– Существует также стереотип, что женское монашество в основном связано с физическим трудом; то есть это такой коллективный труд по возделыванию земли, огородов, по приему паломников и так далее. А труд интеллектуальный перекладывается больше на плечи мужчин – священников, монахов. Так ли это? Я вот знаю, что ваш монастырь выпускает некий такой печатный труд, в котором участвуют и сестры.

– Да, наверное, Вы правы, назвав это неким сложившимся стереотипом восприятия. Если мы посмотрим историю недавнего XIX века, большинство монастырей тогда были крестьянскими – и мужские, и женские; всем приходилось заниматься этими работами. Все зависит от состава насельников. Но основное делание любого монаха – это духовное служение; молитва за богослужением, личная, келейная, внутренняя молитва на пути ко спасению – вот то основное, ради чего приходят в монастырь. Есть, конечно, и послушания, какие-то необходимые дела, но это то, что дает нам жизнь. В разные эпохи они бывают совершенно разными. Монастыри исполняют и некие запросы церковного служения, то есть те послушания, которые требуются для общецерковной деятельности. В отношении женского монашества происходит небольшое смешение понимания монашества как определенного церковного служения и служения священства. Надо просто разделить эти вещи, это, конечно, совершенно разные виды служения. В мужском монашестве такое соединение происходит довольно часто – монахи принимают священнический сан. Это необходимо для совершения богослужения, для окормления паствы – отсюда и такое восприятие, что батюшкам-монахам приходится больше заниматься духовным деланием, нести какие-то административные послушания, больше общаться с миром и обществом, все это так. Женскому монашеству отводится служебное, что ли, место, но это и хорошо. Это нисколько не мешает духовному деланию, потому что цель наша – смирение, а смирение всегда связано с деятельностью негромкой и незаметной. Связь здесь обратно пропорциональная – более духовными иногда бывают люди менее заметные в обществе, но бывает и наоборот…

Все мы вышли из периода безбожия, все имеем некоторые повреждения. То, что получено нами в детстве, юности, невозможно так запросто убрать, это требует большой работы, многих лет. Все говорят о том, что претерпела какие-то искажения и традиция церковной жизни; некоторые даже считают, что она прервана, старцев почти не осталось, и из-за этого бывают многие смущения. Но, конечно, традиция церковная никогда не прерывается – всегда есть носители духа, всегда совершаются таинства. И церковное Предание существует во всей своей полноте, другое дело – как его усваивать. Сейчас особенно важно прибегнуть ко всем возможным средствам, с помощью которых Предание можно усвоить, в том числе через прямое обучение, получение духовного образования, планомерное, систематическое чтение, простое усвоение каких-то определенных знаний. Сами по себе они, конечно, не спасают, но с помощью хороших наставников, учителей все-таки можно приблизиться к пониманию святоотеческого подхода – это очень помогает.

В нашем монастыре все сестры учатся: имеющие возможность и способности получают образование в духовных учебных заведениях, остальные учатся внутри монастыря. Сейчас это просто необходимо; и главное – возможно. Целью всего этого является усвоение церковного Предания во всей его полноте, чтобы можно было передать его дальше. Внешние условия требуют этого, и тут женское монашество ничем не отличается от мужского. Сейчас очень много образованных женщин, имеющих различные специальности и соответствующие способности. У нашего монастыря есть свой сайт – сестры принимают в этом активное участие, мы организуем ежегодную научно-практическую конференцию по двум направлениям – о монастырях (история и современность) и церковном искусстве.

– Вопрос телезрителя: «Если прихожанин ради утешения принес насельнице монастыря разные вкусности, сладости и она, естественно по благословению, их получила, можно ли ей приносить их и в дальнейшем, или она должна на каждое приношение получать благословение?»

– В каждом монастыре, конечно, есть свой устав, свои какие-то сложившиеся порядки, в том числе и некоторые правила в отношениях с мирскими людьми. Обо всех монастырях не скажу, но о своем рассказать можно. Конечно, паломники и прихожане очень близко соприкасаются с нашей жизнью, видят какие-то наши нужды и помогают. Мы принимаем различные пожертвования, и действительно, бывает, что какой-то сестре кто-то из ее знакомых приносит что-то адресно, когда ей это нужно. Но, в общем, монастырские правила советуют все-таки на все обязательно брать благословение. Если оказывается какая-то материальная помощь, в любом виде, об этом просто объявляется – все идет как бы в общий котел. А потом уже с каждым конкретным случаем можно разбираться. У нас ведь общинная жизнь, и если это можно на всех поделить – делится на всех. Если это нужно кому-то конкретно, то берется благословение у игуменьи. Могут ведь приносить вещи и совершенно неполезные или могущие ввести в смущение, и это ответственность игуменьи. Бояться тут не надо. Цель игуменьи – спасение сестер, это же не какое-то формальное ограничение. Так что, безусловно, лучше на все спрашивать благословение. Но можно спросить у игуменьи и общее благословение периодически помогать кому-то адресно, может быть и такой вариант. В любом случае, чтобы была духовная польза, нужно брать благословение.

– Матушка, а Ваше благословение распространяется только на сестер, или все-таки есть традиция и у мирян брать благословение игуменьи?

– Да, благословение берут и миряне. Игуменья обычно благословляет наперсным к рестом, но, как правило, это общее благословение: поприветствовать друг друга, поздравить с праздником. Бывает, что подходят и спрашивают конкретные благословения по поводу каких-то своих мирских забот и дел, но тут уже, конечно, ответственность игуменьи распространяется только на сестер. Власть игуменская очень большая, но и ответственность соответствующая. Сестры берут благословение у игуменьи на все, то есть вся жизнь сестер должна быть известна, абсолютно все изменения в жизни должны происходить с благословения игуменьи. К мирянам это, конечно, неприменимо, да это и не нужно, тут надо просто знать границы – не дело матушки давать какие-то благословения на события мирской жизни. Другое дело попросить молитв – едут куда-нибудь или кто-то болеет... Обычно я говорю так: «Помолиться помолимся, а благословение надо брать у приходских священников или духовников». То есть решать свои вопросы нужно с батюшками.

– Но тем не менее у наших телезрителей есть вопросы, связанные именно с делами житейскими. Наша телезрительница задает такой вопрос: «Подскажите, пожалуйста, как верно понять замысел Божий: с мужем просим у Бога детишек, точнее – прошу только я одна, так как муж только в начале пути к Богу…» Телезрительница считает, что у Бога есть три варианта ответа: «да», «нет» и «подождать». Нужно ли что-то выпрашивать с усердием, или, может быть, на это нет воли Божьей?

– Из Священного Писания и Священного Предания мы знаем, что Господь учит нас все-таки усердной молитве. Действительно, выпрашивать, может быть, и не надо. Надо просить у Бога как у милосердного Отца, понимая, что Господь Бог любит нас больше, чем мы сами, и Он, конечно, лучше знает, что нам полезно. Но просить надо, никогда не отчаиваясь и не опуская руки. То, что, по нашему мнению, будет способствовать нашему спасению, мы можем просить усердно. Но отдавать все на волю Божию – «да будет воля Твоя!» – самое спасительное состояние души. Подход к духовной жизни не должен быть односторонним, каким-то плотским. Здесь включаются, казалось бы, совершенно противоположные вещи: с одной стороны, мы усердно просим, с другой – готовы исполнить любую волю Божию. И тогда в нужный момент Господь все подает, и мы удивляемся, что все наши мечты сбываются; даже мечты, казавшиеся совершенно несбыточными, порой даже не очень осознанные. Мы начинаем понимать, что Бог видит наше сердце и все по сердцу подает. Но может быть и такой вариант, когда мы просим что-то от своего ума, от страстей; нам кажется, что в нашей жизни должно быть то-то и то-то (что есть у других людей), и из-за отсутствия этого чувствуем какую-то свою неполноценность. Тут уже включаются не только благочестивые намерения. Может, поэтому бывает не услышана наша молитва?

Осознание своего внутреннего состояния очень важно. Если мы вдруг поймем, что на самом деле то, что мы просим, нам не очень-то и нужно и сердце наше стремится совсем даже к другому, чему-то более высокому, а мы просто считаем, что то ли недостойны этого, то ли это для кого-то другого предназначено, а когда смиримся и поймем, что Господь призывает нас к исполнению Своей воли, очень даже понятной в этот момент смирения, Бог разрешает все наши проблемы! И мы получаем просимое, а бывает, что и больше, чем просим, много больше, и душа от этого становится счастливая и радостная. И все совсем меняется.

– Вопрос телезрительницы: «Хотелось бы задать Вам вопрос, касающийся родственных отношений. При нашем уходе за болеющими близкими людьми бывает, иногда кажется, что делаешь уже все, что только возможно, и нет больше твоих сил (не знаю, правильно так сказать или нет), но люди начинают пользоваться этим, и, по существу, твоя жизнь превращается от всего этого в какой-то бесконечный кошмар. Как быть? Все равно терпеть, или здесь могут быть какие-то ограничения?»

– Такие вопросы часто возникают в жизни, ведь мы стараемся жить по заповеди любви и убеждаемся, как это трудно и порой даже совершенно невозможно для нас, немощных и грешных. Но одно это осознание уже и полезно, и спасительно. Конечно, в каждом конкретном случае нужен, наверное, конкретный совет духовного человека, который знает и ту, и другую стороны – для того, чтобы дать действительно какие-то конкретные рекомендации. На расстоянии это сделать очень трудно. Но какой-то общий подход сформулировать можно.

Дело в том, что иногда наша забота о ближних превосходит нашу заботу о спасении собственной души. Это не совсем правильно. Нам кажется, что если мы будем думать о спасении своей души, это будет эгоистично; мы должны все отдавать, всем жертвовать, забыть о себе. Да, в каком-то смысле это так. Но прежде всего мы должны заботиться о спасении своей души – отвечать-то мы будем только за нее, за душу ближних они ответят сами. Эта ответственность – в каком состоянии наша душа, правильно ли мы себя осознаем, а также само дело спасения души, собственно, и предполагают преуспеяние в любви. Но чтобы до него дойти, надо освободить свое сердце от пристрастий, гнева и какой-то корысти. Если мы будем уделять внимание своей душе – а на это ведь тоже нужно время: подумать, что-то почитать, переосмыслить, к исповеди хорошо подготовиться, хорошо поисповедоваться (и не один раз), – то душа будет получать силы, очищаться. И сердце наше будет расширяться и тогда сможет вместить больше любви к ближнему, отчего будет польза и для нас, и для других. А такая превосходящая силы отдача себя, неразумное терпение, попущение чужим страстям действительно не всегда бывает полезно. Это очень непростой вопрос. В каждом конкретном случае нужно обращаться за советом к тем людям, которым доверяешь и которые могут более глубоко, непосредственно войти в курс дела. Наверное, так.

– Вопрос из группы «ВКонтакте»: «Подскажите, можно ли надеяться на спасение, если муж так и не придет к вере?» Не совсем, правда, понятно – спасение кого, ее или мужа…

– Здесь скорее всего имеется в виду известная цитата апостола Павла: «Неверующий муж освящается женою верующею», но это не значит, что жена спасает неверующего мужа. Как может верующий супруг спасти другого, неверующего, просто по факту того, что они супруги, или по факту какого-то воздействия, в результате которого человек все-таки должен обратиться в веру? Конечно, тут есть какая-то тайна, не всё мы можем так просто объяснить. Наверное, Промысл Божий одного человека приводит к другому, и здесь надо просто надеяться на то, что Господь и нас спасет, и ближних наших. А уже какими судьбами – тут мы не можем даже фантазировать, потому что у Господа Бога путей много, мы не можем их себе даже представить и осознать. Поэтому надо просто надеяться, молиться до самого последнего нашего вздоха и верить, что Господь, конечно, нас помилует. Здесь, может быть, человек все-таки думает о своем спасении: как же так – семья, очень глубокие привязанности, просто единая жизнь, а половина, скажем, жизни или ее большая часть прошла вне веры. Но каждый человек остается отдельной личностью, имеет свое непосредственное общение с Богом, поэтому и надеяться надо на свое личное спасение. Окружающие люди никак не могут отрицательно на него повлиять, если человек действительно стремится к спасению.

Однажды пришлось мне в жизни встретиться с одной рабой Божьей. Она из потомственного священнического рода, в котором есть даже новомученики. В советское время она, молодая, вышла замуж за хорошего человека, но он был некрещеный, абсолютно далек от Церкви и никогда этого не скрывал. Но потом и время изменилось, и храмы стали открываться, и человек вдруг осознал, что супруга-то у него непростая оказалась, такая значимая в духовном смысле! Это осознание пришло неожиданно и сразу изменило его жизнь: он крестился, стал таким подвижником по жизни, что даже удивительно – никто не мог бы этого раньше сказать. А ведь ничего такого специального никто не говорил, ничего не рассказывал, не «обращал в веру», не приставал, не заставлял ходить в храм. В какой-то момент это просто происходит. Поэтому то, что мы делаем для спасения своей души, обязательно будет влиять и на наших близких, и на всех окружающих. Никакого сомнения в этом нет.

– Вопрос телезрительницы: «У меня вопрос о монахинях в миру. Как сейчас приходят к этому? Как выглядят эти монахини, чем занимаются и есть ли они вообще в настоящее время?»

– Да, есть такое явление в нашей церковной жизни – монашество в миру. Это тоже наследие безбожного периода, когда монастыри большей частью были закрыты, не все могли туда поступить. Поэтому действительно постриги в миру, вне монастыря, совершались в советское время довольно часто. Люди жили в тех условиях, какие имели: подвизались, молились; было много подвижников и подвижниц. Они, конечно, имели окормление у старцев, тесную связь с церковной жизнью, многие прошли достойный путь. Но в наше время ситуация изменилась коренным образом. Есть много монастырей; для поступления в любой из них ничего не требуется, кроме собственного желания. Да, жизнь в монастырях нелегкая, но монашество – это вообще нелегкий путь. Если мы будем искать чего-то удобного, комфортного и легкого, вряд ли это будет правильно.

Сейчас, может быть, как какое-то наследие того периода, совершаются постриги над теми, кто не живет в монастыре; они продолжают жить в своих квартирах, но это не совсем правильно. Бывают, конечно, разные исключительные случаи. Бывает, что люди несут церковные послушания при монастырях, епархиях, храмах и действительно не могут оставить свои послушания. Если это дело послушания, имеет благословение священноначалия, то, конечно, такие постриги совершаются, и человек в возможной мере ведет монашескую жизнь, имеет какое-то духовное окормление. Но часто бывает и так, что монахини каким-то образом получают постриг, а потом остаются без духовного окормления, живут по своей воле, и это уже какой-то искаженный образ монашества. Все-таки правильнее, конечно, поступить в монастырь. В миру можно ведь подвизаться и без пострига, необязательно постригаться, это как раз и будет сообразно выражению – каждый в своем чину должен находиться. Можно же и при храмах послушания нести, и молиться, и достигать высокого духовного состояния, таких примеров очень много. Вот, например, известная наша Любушка блаженная: она не принимала монашеский постриг, не хотела его принимать, но никто не будет отрицать ее духовных даров. Также и отец Николай (Гурьянов) не был монахом, хотя вел, конечно, подвижническую и монашескую жизнь, окормлял монахинь и монахов. То есть надо ведь искать не какого-то формального внешнего облика, а внутреннего содержания.

Но с другой стороны, о каждом человеке свой Промысл Божий, и осуждать кого-то тоже не хочется. Потому что если человек все-таки решил посвятить себя Богу и Господь допустил, позволил это сделать, то все равно ведь человек живет уже какой-то другой жизнью, пусть несовершенной, грешной (но мы все грешные люди), и какой будет суд Божий, мы не знаем. Иногда мне приходилось встречаться с такими монахинями и удивляться, что Господь и это принимает. Принимает! По-человечески мы очень сурово, бывает, судим, а милость Божия все покрывает на удивление! Сейчас проводится какая-то работа, принимаются какие-то решения священноначалия, которые упорядочивают монастырскую, монашескую жизнь, и мы должны их, конечно, знать и исполнять. Это тоже будет способствовать духовному развитию монашества.

– Хотелось бы еще немного поговорить о женщинах, которые трудятся в миру: в монашестве все понятно: послушания – это краеугольный камень и главный принцип, а для женщины, которая трудится в миру, в храме, что должно стать главным?

– На самом деле – то же самое. Ведь монашество – это не что-то отдельное, не какая-то отдельная сторона церковной жизни, какой-то ее уголочек, где живут особенные люди какой-то необычной жизнью. Чем больше проходит времени, тем больше осознаешь, что монашество – это средоточие церковной жизни, в принципе – это такая же жизнь, как и у всех братьев и сестер в миру. Другое дело, что монашествующие призваны и имеют больше возможностей жить церковной жизнью во всей ее полноте: это и постоянные богослужения, и глубокое проникновение в смысл богослужения, и частое участие в таинствах. Но то же самое делают и люди, живущие в миру.

Храмы – это центр нашей жизни, это то, что нас объединяет. У нашего монастыря есть прихожане, мы собираемся на литургию, вместе молимся, причащаемся – это, собственно, и есть осуществление церковной жизни. Да, монашествующие – в сердцевине, центре этой жизни; они должны иметь какой-то больший опыт, понимать развитие духовной жизни. Совершенный христианин – это, конечно, монах, и любой верующий человек, как это раньше и было, должен иметь стремление к монашеству как к осуществлению идеала. На этом пути могут быть разные послушания. Можно сказать, что и семейная жизнь – тоже один из видов послушания, который человек может проходить на пути к монашеству. Потому что семейная жизнь действительно очень полезна для спасения души. На каком-то этапе очень важно научиться просто любить ближних, непосредственно самых ближних. Научиться вместе молиться, вместе решать какие-то проблемы; вместе решать, как привести свою жизнь в лоно Церкви. Это требует больших усилий – и духовных, и молитвенных, и все это очень полезно. Поэтому здесь нет никаких особых противоречий. Речь может идти только о степени различия – о том, что люди, живущие в миру, больше сталкиваются с искушениями в каком-то вещественном виде, больше наглядных проблем, приходится решать вопросы обеспечения своей семьи. Но и в этом случае необходимо исполнять заповеди Божии. Здесь только все как-то наглядней, материальней, что ли, а принцип и смысл один и тот же – и страсти, и грехи, и добродетели одни и те же. Просто миряне больше сталкиваются с вещественным миром.

У монахов, живущих в монастыре, искушения проходят больше на душевном уровне, при непосредственном общении с ближними в монашеской общине, например с сестрами. И все эти проблемы надо решать. У тех, кто уже преуспел на душевном уровне, начинается духовная борьба и более серьезная молитва, но принципы – всё те же: те же задачи послушания, задачи борьбы со страстями! Надо только осознать свое место и свою меру, вот это очень важно. Надо просто найти свою меру, чтобы наша духовная жизнь не превращалась в какой-то, знаете, театр для самих себя, когда человек внешне пытается изображать что-то особенное. Как раз самые простые вещи, которые нужно учиться исполнять, и могут дать хорошие результаты.

– Есть еще от телезрителей такой очень пространный вопрос, я постараюсь передать его суть: что делать, когда в семье нестроение с самыми близкими? В данном случае мать, уже пожилой человек, препятствует близким людям ходить в храм и участвовать в жизни Церкви.

– Сейчас, к сожалению, это очень распространенная ситуация, когда наши самые близкие люди оказываются духовно далекими от нас. Может быть, это для того, чтобы еще раз осознать истину о том, что духовное родство сильнее, выше плотского. Такие ситуации складываются чаще в периоды нашего стремительного воцерковления, когда мы сами находимся еще в начале пути, переживаем некоторый кризис. Чаще всего это бывает не от того, что люди отторгают церковную жизнь саму по себе, или православие само по себе, или веру в Бога саму по себе, а скорее они отторгают именно этот наш вариант, такой несовершенный, такой еще новоначальный. Поэтому надо просто понять: может, то, что мы предлагаем, на самом деле совсем не соответствует истине. Не нужно обвинять ближних, нужно обратить больше внимания на свою душу, разобраться, что же истинного во мне есть и есть ли вообще?

Каждая конкретная ситуация, конечно, имеет свои особенности, но общий подход, наверное, такой: наши близкие боятся нас потерять, имеют сильную привязанность. Когда один человек имеет опору в другом и вдруг видит, что кто-то его забирает, он, конечно, всеми силами пытается его удержать. Но мы, как люди духовные, должны понимать, не отвергать это и сочувствовать этому; все-таки какая-то доля любви в этом тоже есть. Может, человек просто не может ее проявить и ожидает любви от нас, а мы тоже не можем ее проявить – нам-то хочется, чтобы вот так, на крыльях куда-то полететь, а тут все те же бытовые разговоры, вести которые нам не хочется. А наши ближние думают, что мы не обращаем на них никакого внимания, не вникаем в их проблемы и так далее. В любом случае любая проблема – это наша проблема; не проблема ближнего человека, а проблема нашего сердца. Поэтому хочется все-таки призвать всех и обратить внимание на свое сердце – что там происходит.

– Я хочу попросить Вас сказать нашим телезрителям, каким образом можно добраться до вашего монастыря и помолиться тамошним святыням?

– Константино-Еленинский женский монастырь находится недалеко от Санкт-Петербурга, в пятидесяти километрах. Доехать до монастыря можно маршрутным такси номер шестьсот от станции метро «Парнас»; маршрутка через час привезет вас прямо к воротам монастыря. Это совсем нетрудно, и, конечно, всех мы приглашаем посетить нашу обитель, поклониться святыням, вместе помолиться, может быть, и потрудиться, прикоснуться к монастырской жизни и осознать, что это не что-то отдельное и далекое, а на самом деле очень близкое и доступное всем. И возможно даже (всегда как-то хочется надеяться), что кто-то обретет в нашей обители и дом для своей души.

– Скажите, пожалуйста, а в зимний период какие-то ограничения по приему паломников у вас есть?

– Нет. У нас хорошие условия, можно спокойно приезжать и зимой. Мы стараемся всех принимать, так что приезжайте, ждем.

– А гостиница есть?

– Да, есть небольшая гостиница с достаточными условиями: питание, есть всё для проживания. Мы стараемся, чтобы все приезжающие паломники имели возможность прикоснуться именно к церковной жизни. Все они ходят на богослужения, имеют возможность подготовиться к исповеди и Причастию и, конечно, посильно поучаствовать в трудах монастыря, пожить в нашем общем распорядке дня, поучаствовать в каких-то праздничных событиях, не только трудовых. Я считаю, что это то главное, что монастырь может дать миру, – проникнуться богослужением во всей возможной полноте. Человек также может увидеть себя в каких-то других ситуациях, попасть в круг общения верующих людей, ставящих перед собой какие-то все-таки духовные цели. Наверное, это то, чем монастырь может сегодня помочь миру, и мы стараемся, насколько возможно, осуществлять это в своей жизни.

– Спаси Господи, матушка!

 

Ведущий диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Наталья Коваль