Беседы с батюшкой. Суеверия

На вопросы телезрителей отвечает иеромонах Игнатий (Юрченков), настоятель храма святого праведного воина Феодора Ушакова на проспекте Королева, преподаватель СПбПДА. Передача из Санкт-Петербурга.

– Добрый день! Сегодня очень хороший день – пятница, 13-е число, поэтому мы посвятим нашу беседу суевериям как распространенным явлениям и в светской, и в церковной среде.

– Да, день сегодня классический – пятница, 13-е, и в связи с этим все ждут каких-то неприятностей. Конечно, кто-то напуган, но я думаю, что подобные вещи мало касаются православных христиан, тем не менее говорить об этом необходимо. Само слово «суеверие» имеет церковнославянские корни и означает «суетная вера», то есть тщетная, пустая вера, основанная на каких-то представлениях о высших силах, с которыми человек пытается достичь компромисса или получить от них нечто желаемое, к примеру защиту. На поведенческом уровне это выражается в соблюдении каких-то обрядовых форм, в наделении обрядов языческой неотвратимой силой, верой в сглазы, заговоры, порчи, в различные талисманы. В христианской среде такое тоже бывает: например, когда какие-то священные вещи наделяют защитными свойствами. Люди покупают себе ладанки для того, чтобы таким образом обеспечить себе защиту. Наконец, есть то, что нас окружает: гороскопы, сонники, приметы...

– Фэн-шуй.

– Да, и это тоже сюда относится. К сожалению, иногда люди из этого мира приходят в Церковь именно с такого рода «багажом представлений», очень серьезно к этому относятся и задают вопросы священнику чисто практического характера, к примеру: какую молитву надо читать, в каком месте и в какое время, чтобы отогнать от себя злые силы и получить Божие благословение. Вот такая тональность задается, и священникам приходится многое разъяснять. Наличие такого рода явлений связано отчасти и с мировоззрением, и с уровнем образования, и с особенностями нашей этнокультуры, то есть с культурными обычаями нашего народа. Помню, когда я учился в семинарии, то в одном из трудов, по-моему Флоровского, увидел фразу, которая меня поразила: говоря о крещении Руси, ученый писал, что греки крестили Русь, но не просветили ее. Тем самым он хотел сказать, что наши предки приняли византийский тип христианства в том виде, в каком оно сформировалось, но русский человек, славянин – это прежде всего человек земли, человек, живущий на природе и имеющий к ней трепетное отношение. Славянское язычество не было таким жестко структурированным, как в греко-римском мире. Оно было мягким, а отсюда и отношение у славян к тому, что их окружало: мать – сыра-земля, отец – огонь.

Когда же наши предки стали христианами, то они приняли внешнюю его форму, которая их очаровала. Вспомните, как в «Повести временных лет» описывается выбор веры князем Владимиром: фактором, определившим принятие христианства, была именно эстетика. Послы зашли в храм, и, как они потом сами признались, они не знали, где находились: на небе или на земле. С одной стороны, это хорошо, когда человек эстетически воспринимает Бога, но с другой – делается акцент на внешнее. И вот такое растворенное славянское язычество нарядилось в христианские одежды, а отсюда и обрядоверие, распространенное даже в христианской среде, – незыблемая уверенность в силе обряда. К примеру, во многих храмах можно встретить брошюрки, в которых описывается, каким святым и в каких случаях нужно молиться. Понятно, что верующий человек знает, что можно обращаться к любому святому, хотя мы молимся либо близким к нам святым, либо к тем, кто в ситуации, подобной нашей, кому-то помог, но это не значит, что святые в этой ситуации являются «специалистами», и тем не менее в таких брошюрках все так жестко структурировано, что у простого верующего даже и мысли не возникает о том, что можно молиться, если есть желание, по-другому. Так что при зубной боли необязательно обращаться только к Антипе, а при глазных болезнях к Казанской Божией Матери. Хотя стоит заметить, что тема, связанная с иконами Божией Матери, как раз раскрывает суеверность, тщетность и пустоту некоторых наших воззрений: с одной проблемой мы молимся перед одной иконой Богородицы, а с другой проблемой обращаемся к другому Ее образу, а ведь Матерь Божия как Личность одна. Обращайся к Ней: нет Казанской, так молись перед другой – это же ведь не является проблемой!

– Это равносильно тому, что Вам можно позвонить только с телефона определенной марки. Вот с марки телефона какого производителя Вы помогаете в тех или иных случаях?

– Да, видимо, это так и есть... Очень много внимания уделяется тем же сновидениям, причем даже в христианской среде. Конечно, в Священном Писании известны истории, связанные со снами. Я надеюсь, что люди читают Библию, а не только акафисты и каноны, знают историю праведного Иосифа, который был посажен в тюрьму из-за клеветы жены одного царедворца, и помнят, как он в своих сновидениях предсказал судьбу тех, кто находился вместе с ним: кого из них выпустят, а кого казнят. И многим людям поэтому в голову приходят мысли о вещих снах, примеры из Священного Писания начинают их заботить. Мне бы хотелось обратиться к аскетической литературе. Когда я только начинал свой христианский путь (а это было в 90-х годах), то было очень много именно таких книг: «Добротолюбие», различного рода патерики, «Лествица». Иоанн Лествичник – известный святой VI века, автор одной из самых первых книг, которую узнали на Руси и перевели с греческого языка специально для русских христиан. Мне запомнилось, как Иоанн Лествичник рассуждал о снах. Он говорил, что есть три вида сновидений: сны от Бога, в которых нам Господь действительно что-то хочет открыть; сны от дьявола, и их цель привести нас к страху; и есть сны как некая переработка нашего дня, то есть когда мы напряженно о чем-то думаем и это иногда в виде снов является нам. Все это Иоанн Лествичник перечисляет в своей «Лествице», а потом заключает: «Но, впрочем, искусен тот, кто не верит снам». Мне бы хотелось, чтобы это заключение легло в основу нашего отношения к снам. Я сам руководствуюсь этим принципом и совершенно не мучаюсь от того, что мне приснилось: ну приснилось и приснилось – это все суеверие, это все тщетно.

– У части номинально православных христиан, которая, к сожалению, составляет большинство в нашей стране, есть такое светское представление о том, для чего нужна Церковь: для того чтобы прийти поставить свечку, отпеть или покрестить, и то не совсем понятно для чего. То есть по большому счету самые главные вероучительные аспекты остаются за рамками этих представлений.

– Они слабо постигаются людьми потому, что духовный рост – это определенный путь, и человек, когда приходит в храм, обращает внимание на то, что ему более или менее понятно, а это в основном внешняя церковная сторона: обряды, молитвы и тому подобное. Конечно же, этому нужно уделять внимание, но если мы понимаем, что это внешний фактор, который являет нашу веру, то в таком случае у нас правильное отношение к церковному богослужению, обрядам. А многие относятся к этому как к неким магическим вещам: к примеру, если я поставил свечу, то Господь обязательно должен откликнуться. Есть такое латинское выражение «do ut des», что означает: «я даю, чтобы ты мне дал»; вот так и здесь: действует суеверно бытовое, терапевтическое отношение к Богу, желание получить Его благословение, чтобы в этой жизни все было хорошо. И это, к сожалению, сейчас доминирует. Русский философ Бердяев как-то сказал, что верующий человек больше думает не о преображении, а о том, как бы ему грехи простились, и на этом – всё. Но это ведь только первая ступень, что должна быть, но мы ее должны перешагнуть и начать подниматься дальше по лествице духовной жизни. Многие христиане так и остаются на этой первой ступени, что характеризует их отношение к Богу как веру во внешнее.

Готовясь к сегодняшней передаче, я вспомнил древний эпос о Гильгамеше, о котором я когда-то узнал в стенах духовной семинарии. Это шумерские истории, написанные клинописью на аккадском языке приблизительно в XVII – XVIII веках до нашей эры. В них показано состояние шумерского общества того времени, чем оно тогда жило, тем более что там есть параллели с Ветхим и Новым Заветами. Хотя, конечно, об этом бы лучше рассказал библеист, но я хотел бы поделиться с вами интересной беседой господина и слуги. Я не буду пересказывать ее полностью, но расскажу то, что относится к теме нашего разговора. В этой беседе господин начал сомневаться в том, нужны ли какие-то дела благочестия, ведь человек не сможет заставить служить себе Бога подобно собаке (слово «собака» здесь употребляется в хорошем значении, поскольку она исполняет все желания своего хозяина). Так и благочестие в понимании древнего человека должно было заставить откликнуться Бога. Он здесь как бы детерминирован этим отношением: вот мы сделали что-то хорошее – и Господь нам должен за это воздать. Однако нужно понимать, о каком благочестии идет речь: для древнего человека это не христианское понимание добродетели, а именно обрядовая сторона. Цицероном добродетель культовых действий приравнивается к естественному праву. Хотя Платон еще раньше говорил: мнение людей о том, что жертвой можно искупить любой грех, приводит к порче нравов. В этом смысле, когда мы начинаем общаться с Богом посредством обрядовой части, думая, что мы способны повлиять на Его суверенное решение исполнить то, что нам нужно, мы уподобляем Бога собаке, выполняющей наши команды. Мы ошибаемся и строим свою духовную жизнь не на твердом камне, а на песке. А такое отношение есть, потому что многие люди думают, что Господь благословил нашу здешнюю жизнь, желает, чтобы мы и наши дети были здоровы, чтобы у нас было финансовое благополучие и крыша над головой, и вся наша «духовность» постоянно крутится вокруг этого. И если мы говорим о своих грехах, то да – «прости, Господи, нам наши прегрешения...» – и на этом всё. А дальше что? Такой вопрос люди себе мало задают. А дальше следует (почему я и вспомнил Бердяева) преображение человеческой природы. Это наша цель, и праздник Преображения нас учит именно этому. Вот такие вещи есть в нашей среде, и, конечно же, это вызывает определенные сложности.

– Вы привели замечательный пример того, что если жертва будет служить средством для прощения любых грехов, то естественно возникает некий соблазн: в средневековье в Западной Церкви это было в виде индульгенций. Сейчас самой адекватной альтернативой жертвы являются в нашем обществе деньги. Люди часто начинают воспринимать Церковь как некий аппарат, собирающий деньги. Наш телезритель задает вопрос: «Часто приходится вступать в дискуссии, поскольку многие считают, что священники просто проводники для зарабатывания денег. Я не знаю, что отвечать в таком случае, ведь люди указывают, в общем-то, на механизм принесения денег в Церковь».

– Ответ тут простой: христианская община живет прежде всего за свой счет, иначе говоря – за счет самоокупаемости. Мы собрались, пришли в храм и принесли в то место, где молимся, свои определенные возможности: кто-то финансовые, кто-то физические – ведь надо и полы кому-то мыть, если они испачкались. В одном храме, где нет штата уборщиц (их просто не на что содержать, и приходится самому священнику убираться), я услышал просьбу остаться после службы и помочь убраться. Понятно, что люди пришли, помолились в чистом красивом месте и потом ушли, но вдумайтесь, а за счет чего это достигается? Мы ведь в храм не только свои грехи приносим, но и грязь с улицы, поэтому если у кого-то есть возможность, будьте добры – останьтесь. И это тоже своего рода служение.

Существует определенный минимум, который община должна приобрести: ладан, свечи, вино, хлеб для богослужения – все это продается. Конечно же, хорошо, когда есть возможность все изготавливать самим: свои виноградники и винокурни, свой свечной завод и своя пекарня. А если такой возможности нет, то это все приобретается за деньги. Так что финансовое участие людей в жизни общины – это норма, которую мы можем увидеть в Священном Писании, в Книге деяний, особенно в первых главах. Здесь видно, как жила первая христианская община, как наиболее состоятельные люди заботились о том, чтобы она ни в чем не нуждалась. Да, к сожалению, современная церковная среда из-за определенного расцерковления людей, произошедшего не сегодня, потеряла эти евхаристические общины-семьи. Разговоры об этом пугают некоторых людей, они говорят: «Ой, это же не наше! Это напоминает какую-то секту или собрание протестантов». Хотя во второй главе Книги деяний можно прочитать о том, как это должно быть, это тот идеал, к которому мы должны стремиться. Когда нет таких общин, которые бы сами себя содержали, то для того, чтобы люди могли приобрести духовную литературу или ту же свечку с лампадкой, Церковь должна дать им эту возможность, и это правильно. Но для этого она сама должна где-то взять. Поэтому в этом финансовом вопросе нет ничего зазорного, просто у нашего телезрителя, видимо, возникли какие-то проблемы и его лично что-то смущает. Я считаю, что если христианин ходит в определенный храм, то он должен нести и ответственность за него, в том числе и материальную.

– Телезрительница из Санкт-Петербурга задает вопрос: «Многие люди в отчаянии не обращаются к нашим врачам, а бегают к разным целителям. Мне интересно, что движет этими людьми? Неужели они такие доверчивые и не знают, чем это все чревато для человека? Почему люди этим одержимы и почему наше общество верит в подобные вещи?»

– Когда у человека нет твердой веры, то он начинает цепляться за все. Как поется в известном мюзикле «Нотр-Дам де Пари» о том, что я продам...

– Ужасная песня!

– И тем не менее вот такой продавец заявляет: «душу дьяволу продам», то есть пойду за помощью к любому, лишь бы только ее получить! Наверное, именно это движет такими людьми. В основе же лежит отсутствие веры как таковой. У нас много христиан только по имени. Ведь судя по опросам, большинство жителей страны – христиане, но мы их не видим в храмах, поэтому для них хождения по целителям являются нормой. Они могут заявить: «Мы и в храм обращались, и Богу молились, и по больницам бегали...» Что же тут сказать? Человек сам делает свой выбор, за который он потом будет отвечать. Это прискорбно, и это тоже относится к вопросу образования. Сейчас на приходах появляется очень много грамотных молодых священников, которые хотят сами вести работу не только со своими прихожанами, но и выходить за стены храма. Это то, о чем говорят и Святейший Патриарх Кирилл, и Священный Синод: мы не должны замыкаться только в себе, в своих богослужениях и стоять на месте. Обязательно нужно просвещать людей, о чем и пишет в своей книге протопресвитер Александр Шмеман «Евхаристия. Таинство Царства». Он говорит: «Иногда диву даешься, как в христианах сочетается христианское и совершенно нехристианское». И это потому, что люди не знают и не понимают христианство – это во-первых, а во-вторых, оно нужно им для того, чтобы все было хорошо в их жизни. Хотя Священное Писание нам говорит, что не для этого пришел Господь, чтобы нас всем обеспечить, и пусть судьбы у нас у всех разные, тем не менее земные блага – это не то основание, на котором нужно что-то создавать. Человек, который живет только собой, озабочен лишь тем, чтобы быть здоровым и крепким, и не знает ничего выше этого, будет искать помощи везде, в том числе и у целителей.

– Хотел бы вернуться к вопросу нашего телезрителя и сказать, что, наверное, потому и возникает такое представление о Церкви как о финансовом институте, поскольку люди приходят, платят деньги и хотят однозначно что-то получить, но не всегда получают. А можно ли на Бога повлиять?

– Нет, конечно, на Бога нельзя повлиять, потому что Господь – это Суверенное Существо и Он Сам принимает решение: откликнуться на нашу просьбу или нет. Недавно мы читали с вами на одном из воскресных богослужений отрывок из Послания апостола Павла (по-моему, из Послания к Ефесянам), в котором он говорит, что «вы спасены благодатью, верою в Иисуса Христа», а дальше идут очень важные слова: «и сие не от вас, а Божий дар, поэтому если вы делаете добрые дела, то это не является основанием вашего спасения, дабы вы не хвалились». Апостол Павел так говорит потому, что мы предназначены для доброй жизни. И тут уместно вспомнить евангельскую притчу о неключимом рабе. Он весь день трудился, ожидал своего господина. А когда он пришел, то раб вымыл ему ноги, приготовил поесть – и уже потом сам сел и поел. Господь спрашивает: «Будет ли ему за это награда?» И отвечает: «Нет, потому что он делал то, что должен был делать». Поэтому не это является основанием для нашего спасения, а благодать. Вот эту вещь люди мало понимают: для них на первом месте – это правильно вычитанные молитвы: в нужное время, в нужном количестве, в нужном месте, да все исполнить по закону. А уже на втором плане возможны добрые дела. Я иногда просто диву даюсь, когда ко мне подходят и просят: «Батюшка, благословите помолиться за ближнего!» Я таким людям отвечаю: «А разве в Евангелии нас не благословили это делать?» Просто бытует такое мнение, что если будешь за кого-то молиться, когда сам весь в грехах, то чужие грехи «нависнут» и будешь болеть. Это опять какой-то магизм! Получается, что слов Господа для нас недостаточно. А уж что касается спасающей благодати, то тут вообще мало кто понимает, в чем дело. Вот такая странная получается иерархия, перевернутая с ног на голову.

– Телезрители звонят и спрашивают о разнообразных суевериях, связанных с отпеванием и погребением. Это сакральная тема для многих людей.

– Так уж получилось, что мне в моей священнической жизни довольно часто пришлось отпевать, потому что в том месте, где я служил, были две часовни при больницах. Каких я только там не увидел примет и суеверий, распространенных даже среди христиан! Объяснять им что-либо в тот момент сложно, потому что люди убиты горем и не способны ничего воспринимать. Мы даже пытались записывать разные суеверия, чтобы потом издать их в виде брошюры, но записи эти были утеряны. Но таких примет колоссально много!

– Но почему существует так много суеверий, связанных со смертью?

– Судя по всему, это связано опять-таки с отголосками нашего славянского прошлого. Погребение связано с отправкой усопшего человека в другой мир. Естественно, что и язычники верили в загробный мир, который у них носил материальный характер, потому и старались тогда снабдить покойного оружием, драгоценностями, рабынями. Это осталось, может быть, в нашей некоей генетической памяти, и отсюда такое отношение к покойному, которое выражается в желании положить ему что-то с собой в гроб: очки, вставную челюсть, к примеру. Тут еще можно как-то объяснить тем, что это его вещи, их некуда девать, но в то же время здесь есть чисто языческие явления, которые человек не осознает.

– А есть ли разница между суеверием и традицией? Наша телезрительница задает вопрос: «Не является ли грехом искать храм себе по душе, или нужно быть прихожанином одного храма?»

– В наше время верующий человек выбирает тот храм, который ему близок по душе. В былое время территориями приходов были жилые кварталы, жители которых приписывались к определенному храму, куда должны были ходить. Здесь велись метрические книги, где делались записи крещения, смерти, присутствия на службе (хотя бы раз в год на Пасху, когда человек должен был причаститься, чтобы доказать свою благонадежность с точки зрения государства). Так раньше было у нас. Сегодня этого нет, и, наверное, это хорошо, когда человек имеет возможность выбрать храм по душе. Это замечательно, когда ты чувствуешь, что здесь не просто какое-то религиозное место, а твой дом, но при этом ты должен понимать, что обязан нести за него ответственность. Если тут есть община, ты должен быть в ней, чтобы понимать, что происходит в храме, участвовать в его жизни. Конечно, здесь очень много может быть вопросов, хотя мы опять возвращаемся к финансовой проблематике. Но ведь любые храмы оснащены так же, как и другие здания: есть свет, действует коммунальная система. Человек хочет молиться при свете, теплых полах и батареях, а все это храм должен содержать, совершать платежи. Понятно, что если есть община, то она решает этот вопрос за счет людей, приходящих в храм. Это жизнь, и ничего такого в этом нет.

Мой знакомый священник иногда идеализирует Церковь, хотя порой здесь встречаются какие-то вовсе неприглядные вещи. Бывает, что человек просто не думает об этом, но для него что-то открывается. Мой знакомый священник рассказывал, как однажды зимой он в подряснике вышел проводить своего знакомого, а по пути его остановила какая-то прихожанка, чтобы что-то спросить. Батюшка ей говорит: «Извините, может, пройдем в храм и там поговорим?» Зима, он стоит в подряснике, ему холодно, а женщина смотрит на него и спрашивает: «А Вы разве мерзнете?» У нее это прозвучало потому, что она думала, что священники Духом Святым живут, как бестелесные существа: не едят, не пьют, не мерзнут. Иногда происходит такая идеализация и Церкви, и духовенства, что неуместно, ведь в храме работают люди.

– В каждом храме есть свои традиции. Скажите, где проходит граница между традициями и суевериями?

– Эта традиция относится к богослужебной или к внутренней жизни прихода? Нужно ли женщинам ходить в платках или без них, в брюках или юбках – об этом идет речь?

– Да, как пример.

– Поскольку в России было очень много монастырей, которые являлись определенным духовным авторитетом, то русское правило было более строгим, монашеского плана. Поэтому, несомненно, люди, которые ходят в монастыри, общаются с монахами как с пастырями, хотят приблизить свою жизнь к монашеской настолько, насколько это возможно в семье. Понятно, что эта строгость проявляется и во внешнем виде: платочки, юбки считаются обязательными. Хотя если кто-то был в православной Греции, то видел, что женщины там совершенно спокойно ходят в храм в брючных костюмах и с непокрытой головой, там это вообще не является проблемой. Это вторичная вещь, которая у нас ставится чуть ли не во главу угла, могут и в ереси обвинить. Я сам неоднократно слышал и видел, когда наши излишне благочестивые старушки, вместо того чтобы принять добродушно человека, в каком бы виде он ни пришел, начинают сразу же на него нападать. Вы это потом расскажите лучше, как у нас принято приходить на службу, чтобы никого не смущать. Мы, когда идем в театр, надеваем красивые вещи, вечерние платья и не позволяем себе прийти туда в фуфайке, потому что есть некий этикет, хотя он и не прописан нигде в законе. Но человек, с улицы зайдя в храм, может столкнуться там с самыми неприглядными вещами, которые могут стать причиной того, что он вообще перестанет ходить в церковь, потому что там злые люди с хмурыми лицами. А ведь наше Евангелие начинается словами радости, и апостол Павел говорит: «Радуйтесь!» Господь нас спас – вот что является причиной нашей радости, которая должна и внешне выражаться. Понятно, что люди разные заходят в храм, но им надо тактично, не ущемляя их в чем-то, все объяснять. Во всем нужен такт.

– Телезрительница из Саранска задает вопрос: «Меня интересует такая деталь, связанная с погребением: слышала, что перед погребением тот нательный крест, который был у человека, нужно поменять на новый. Скажите, насколько это существенно? И что это: традиция или суеверие?»

– Это не имеет никакого отношения к традиции. Я в первый раз о таком слышу. Обычно нательный крест, которым крестили человека, оставляют с ним. В то время, когда меня крестили, крестики были совсем простые, алюминиевые, они быстро стирались, и потому родители их снимали, хранили отдельно, а человек носил другой крестик. Когда же с ним что-то случалось, то тот крестик доставали и надевали. Это было так в 70-е годы, а в 80-е стали делать уже более приличные крестики.

У нас иногда люди путают и традицией называют любое явление в Церкви. Слово «традиция» имеет латинское происхождение, на греческом языке звучит как «парадосис» и в переводе на русский язык означает «предание». Священное Предание и Священное Писание – это два краеугольных камня, на которых зиждется наша Церковь. Что же касается обычаев, то это то, что мы обычно видим. Обычаи могут традицию отразить, а могут ее и затемнить. К сожалению, люди не понимают все эти тонкости, потому что для этого нужно иметь определенное образование. Обычай – это то, что обычно. В наших храмах, к примеру, обычно быть в платках. Это не традиция, а обычай, который изначально говорил о социальном статусе человека: платок означал, что женщина замужем, был аналогом сегодняшнего обручального кольца, то есть если ты с кольцом, то можно сказать, что ты в платке. В древности кольца как символ замужества не сразу появились, эту функцию выполнял платок. Незамужние девы не надевали платки и в славянской русской традиции стояли в храме просто, с непокрытой головой. В истории Церкви в Риме была секта монтанистов, которые были излишне ригористичны в своих убеждениях и считали, что они могут регламентировать все явления в жизни христианина, вплоть до ношения одежды. Они, ссылаясь на апостола Павла, писавшего о женщинах, которые должны стоять с покрытой головой, настаивали на том, что все представительницы женского пола должны приходить в храм в платках, и как раз православные христиане Рима говорили им о том, что это относится только к замужним женщинам, а не к девушкам. Тем не менее иногда такое бывает: с чем боремся, потом на это и напарываемся. Хотя я опять повторю, что это все вторично.

– Почему же в суеверия верится гораздо легче, чем в наши принципиальные основы веры?

– Мне вспоминается фраза премудрого Соломона, сказавшего, что подобное тянется к подобному. Конечно, это мой взгляд, который можно и откорректировать, и оспорить, но я с ним поделюсь. Чем ты себя наполняешь, то тебе и близко. Если у тебя высокий духовный уровень, ты стремишься развиваться, то проходишь эти ступени и оставляешь там то, что не является таким важным, ты начинаешь постигать вершины. А если не развиваешься, то так и остаешься на том, что тебе понятно, легко и не требует каких-то усилий. Просто тебе надо знать, куда что правильно поставить и в какой последовательности. Это показатель того, что человек стоит на низших ступенях духовного развития. Мне бы хотелось, чтобы христиане это понимали и все-таки двигались, как говорится в Каноне Андрея Критского, по лествице духовного восхождения. Деятельность – это усилие. Христианство – это усилие над собой, это попытка, как сейчас модно говорить у психологов, выйти из зоны комфорта. Так человек воспитывается, так он куется, так он становится Человеком и может приобрести такой опыт, которым он мог бы поделиться с нуждающимся. «Тот, кто искушен, может искушаемым помочь», – говорит апостол Павел. Это важно! А оставаться на уровне ладанки, свечки, акафиста – это печально. Понятно, что это тоже выбор: кто-то хочет развиваться, а кто-то нет – здесь никто неволить не будет. Да и Господь в Своей притче о сеятеле показывает, что слово Божие сеется равномерно, только земля разная: кто-то принимает его и идет, а у кого-то семя остается неокультуренным.

– Хотелось бы немного поговорить о Евхаристии. Существует представление о Причастии как о некоей исцеляющей пилюле. Является ли это суеверием?

– Это является неправильным представлением о том, что есть Святая Евхаристия. Конечно, мы знаем различные истории, когда человек получал исцеление. В этом никто не сомневается, но не это является основным в Евхаристии. Не далее как вчера я встретил людей, которые крестили своего ребенка в храме. У него был синдром ДЦП, его готовили к операции, и в итоге после крещения мальчика выяснилось, что этого синдрома нет, ребенок начал нормально развиваться. Родители воспринимают это как чудо. Это здорово, и мне отчасти как человеку приятно. Сразу скажу, что такого рода явления могут возникнуть и при Причастии, и при крещении, но это не является основанием для того, чтобы принимать таинство Крещения. И если вы крестили ребенка, то знайте, что он у вас облекся во Христа, должен жить и воспитываться во Христе. То, что он исцелился еще к тому же, это прекрасно, но это не главное в крещении и Евхаристии. Тут надо постигать православие, образовываться. В притче о добром пастыре говорится о том, что овцы слышат его зов, а вот волка, наряженного в овечью шкуру, они игнорируют. Это значит, что они разбираются в том, что им говорится. А для того чтобы разбираться, надо изучать Священное Писание. Перефразируя слова апостола Павла, Василий Великий говорит: «Если мои слова не будут основаны на Священном Писании, то вы мне не верьте». Священное Писание надо знать, необходимо изучать его, чтобы разбираться в вопросах и богословского, и литургического плана.

Конечно, когда мы причастились и пошли к «запивочному» столику, то внешне это может напоминать прием лекарства. Хотя это обычай Русской Церкви; к примеру, в Греции такого нет. Там верующим в конце литургии раздают антидор и даже крест не выносят для того, чтобы люди могли приложиться, потому что кресты и иконы, к которым можно подойти и поцеловать их, лежат в храме повсюду. Это разные обычаи. Поэтому понимание Евхаристии как некоего терапевтического средства говорит о не совсем правильном отношении к таинству Причастия. Хотя, если на то будет воля Божия, человек, безусловно, может исцелиться.

– Благодарю Вас за беседу! Не могли бы Вы сказать о том, как завершить сегодняшний день: пятницу, 13-е число?

– Пятница, 13-е число – день хороший для христианина, потому что согласно Священному Писанию Господь наш Иисус Христос был распят именно в этот день: в пятницу с 13-го на 14-е число. Так что это день нашего Искупления.

Мне бы хотелось пожелать всем нам, чтобы мы имели твердую веру и держались ее, чтобы свои жизненные поступки воспринимали именно через нее, точно зная, что если какие-то испытания в жизни Господь нам предлагает, то это нам только на пользу. Особенно если мы вынесем из этого ценный для себя опыт и, не оставив его в себе, поделимся им с теми людьми, которые в нем нуждаются.

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Евгения Осипцова