Беседы с батюшкой. Жизнь духовенства в первой половине XX века

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает благочинный Выборгского округа, настоятель храма святого пророка Илии на Пороховых протоиерей Александр Будников. 

– Наша тема звучит так: «Жизнь духовенства в первой половине XX века». В 2000 году состоялся Архиерейский собор, на котором было канонизировано огромное число новомучеников и исповедников, и очень многие церковные люди открыли для себя пробел в образовании: история XX века оказалась совершенно нами не изучена. Как Вы считаете, какие вехи самые важные и на какие этапы можно разделить жизнь духовенства начала XX века?

– Причина, по которой жизнь духовенства XX века оказалась неизученной, нам понятна: в советский период подобного рода темы нигде никогда не обсуждались. И даже в рамках программ «История изучения Русской Церкви» в духовных семинариях эта тема замалчивалась, звучали только общие слова: был патриарх Тихон, были некоторые сложности во взаимоотношениях с советской властью, потом был патриарх Сергий, которому удалось наладить правильные церковно-государственные отношения, затем –Великая Отечественная война, патриотическая деятельность Церкви, послевоенный период; даже не упоминалось о том, что была историческая встреча Сталина с тремя епископами (митрополитом Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем). А далее – послевоенное развитие Церкви и до сего дня. Вот всё, что знали те, кто обучался в духовных школах, а обыкновенные люди вообще ничего не знали.

Когда я был еще молодым студентом-семинаристом, чтобы получить какую-то более широкую информацию, я посещал Музей истории религии и атеизма, который размещался в то время в Казанском соборе, и там, как это ни странно, я получал иногда нужную информацию. Пусть она представлялась в определенном пропагандистском свете, но тем не менее те или иные полезные сведения удавалось узнавать именно там или из «Блокнота атеиста», который издавался тогда обществом «Знание».

Только когда Церковь обрела подлинную свободу в своей жизнедеятельности начиная с празднования тысячелетия Крещения Руси в 1988 году и с того, когда с 1991 года и позднее были открыты многие архивы КГБ и наши церковные историки по благословению священноначалия начали тщательно изучать этот закрытый период начиная с революции 1917 года и до сего дня, многое стало известно. А потом постепенно картина стала ясна, как страдали и мучились те или иные священнослужители в лагерях, тюрьмах, какие они перенесли пытки и издевательства, как их расстреливали, казнили вплоть до того, что живыми закапывали в землю или вешали на царских вратах, топили в баржах. Например, прославленного священномученика епископа Фаддея Тверского чекисты утопили в нечистотах. И когда все эти вещи стали явны, то стали собирать определенные объективные исторические материалы, была создана специальная Комиссия по канонизации и прославлению святых, тщательно работали над этой темой и собрали к 2000 году очень большой материал. Тогда было прославлено больше двух тысяч новомучеников и исповедников Российских, включая царскую семью. Работа не остановлена, она продолжается, и сейчас еще многое открывается, наши святцы постепенно обновляются, добавляются новые установленные исторические личности тех или иных новомучеников и исповедников Российских.

– Какие можно выделить этапы церковной жизни в те времена?

– Конечно, выделение этапов будет носить несколько условный характер. Начало XX века до войны 1914 года – первый мирный этап, когда Российская империя достигла, как теперь говорят все историки в один голос, наивысшего своего развития в экономической области, в военной, научно-технической, в области образования: царское правительство того времени определило программу, и она успешно осуществлялась, чтобы постепенно все население Российской империи и даже нищие сословия стали образованными, в каждом приходе была церковноприходская школа, в которой в рамках четырех классов давалось образование. Хотя, конечно, не всех успели охватить, и потом, в советское время, была кампания по обучению неграмотных. Конечно, это полезное дело, но иногда такое преподносилось в пропагандистском ключе, что до революции никого не учили и только теперь открылась возможность всех обучить грамоте.

Развивались и литература, и музыкальное творчество, и русская философия, и многое другое, и в то же время давал некоторый отрицательный осадок Синодальный период, неканоничность нашего церковного устройства. Лучшие умы Церкви ставили вопросы и перед императором, и между собой о том, что все-таки нужно созывать Поместный собор, на котором рассмотреть эти наболевшие вопросы (а их было немало в то время в церковной жизни) и самое главное – восстановить каноническое устроение Церкви путем избрания Патриарха. Но император как-то колебался, все откладывал, потом началась Первая мировая война, когда стало не до этого, затем революционные события, и только после февральских событий в среде духовенства возникла идея, что откладывать больше нельзя. В этой области особенно много потрудились тогдашний архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) и Антон Владимирович Карташов – один из последних обер-прокуроров уже уходящего Синодального периода во времена Временного правительства.

Как мы знаем, в 1917 году в праздник Успения Божией Матери в Москве был открыт Поместный собор Русской Православной Церкви, который в сентябре 1918 года (это была его третья сессия) был разогнан большевиками и не закончил свою работу. Но главное в нем было достигнуто: было восстановлено патриаршество, а также многие канонические нормы, которые должны быть присущи нормальной церковной жизни. Правда, многие постановления или решения Собора 1917 года не были внедрены в последующие времена в жизнь Церкви в связи с гонениями и притеснениями, которые она тогда претерпела.

Второй период – это время гражданской войны, сразу после которой был период НЭПа до 1928 года. Во время гражданской войны, когда двигались фронты (то белые, то красные наступали), были инциденты и погибло достаточно большое количество духовенства, когда красные занимали те или иные города, а представителей духовенства, которые не уходили с отступающими войсками белой армии, считали контрреволюционерами, врагами новой жизни, подвергая их истязаниям, пыткам, расстрелу. Тогда их погибло примерно пять-шесть тысяч человек.

Потом, в период 20-х годов, были известные кампании по изъятию церковных ценностей. В 1921 году из-за политики военного коммунизма, какую вела советская власть, когда у крестьян забирали почти все, сократились посевы и в ряде мест начался голод. Сохранилось известное письмо Ленина к товарищу Молотову как к члену Политбюро, где он открытым текстом писал о том, что чем больше удастся расстрелять представителей духовенства, тем лучше, чтобы надолго у этих господ выбить всякий дух сопротивления. Это письмо, конечно, было тайное, секретное как инструкция о том, как действовать, и в ряде мест случались инциденты, когда грубым образом представители власти конфисковывали все то ценное, что было в храмах: драгоценные ризы с икон, священные сосуды, кресты. Причем патриарх Тихон обратился перед этим к духовенству с тем, что Церковь добровольно отдаст в фонд помощи голодающим все те ценности, которые не представляют евхаристического значения, но власти было невыгодно по пропагандистским соображениям показывать, что Церковь так активно участвует в помощи голодающим, поэтому было все преподнесено так, будто Церковь препятствует, не хочет отдавать ценности – и начались репрессии. Известна история с митрополитом Петроградским Вениамином, которого расстреляли в августе 1922 года, и с ним еще троих человек. Такие же инциденты были в других городах России.

Потом наступило небольшое затишье, когда началась эпоха НЭПа. Эти первые гонения, как во время гражданской войны, так и связанные с церковными ценностями, прокатились в основном по городам и ударили по городскому духовенству. В 1928 году завершается НЭП, полностью воцаряется Сталин (Троцкий был изгнан из Советского Союза) и принимается программа коллективизации деревни, то есть происходит ликвидация индивидуальных сельских хозяйств и объединение их в колхозы. Мы знаем, как проходила сама коллективизация: не менее 12 миллионов человек было сослано, как считает А.И. Солженицын. В результате коллективизации у этих людей все было отобрано, они погибли в тундре, Казахстане или других отдаленных местах. Индивидуальные хозяйства были уничтожены, оставшиеся крестьяне объединены в коллективные хозяйства. По статистике на 1928 год было 28,5 тысячи действующих церквей, большинство из них – в сельской местности. Духовенство причислили к кулакам или к тем, кто мешал устроению колхозной жизни, то есть они оказались врагами, контрреволюционерами, храмы закрывали, священников арестовывали, некоторые иногда возвращались из ссылки, но большинство погибали в ссылках или лагерях.

Коллективизация закончилась приблизительно в 1930–1931 годах. Было известное выражение «головокружение от успехов», когда Сталин немного приостановил этот процесс, который носил слишком скандальный и даже международный характер, – не хотелось показывать всему миру советскую власть такой уж страшной. Наступает небольшое затишье, но ненадолго.

Есть такое представление, что 1932 год – это год Голгофы русского монашества. 17–18 февраля 1932 года прошла специальная операция всех сил НКВД по всему Советскому Союзу: в эти два дня было уничтожено все монашество и все монастыри закрыты (те, которые оставались, потому что многие были закрыты еще до того). Например, Троице-Сергиева лавра была закрыта в 1920 году. Я еще забыл упомянуть, что в 1918–1919 годах была кампания по вскрытию и уничтожению святых мощей. Эта кампания очень активно проводилась по всей стране, и очень кощунственно и безобразно все это делалось в пропагандистских целях. Кое-какие документальные кинохроники сохранили эти эпизоды, и когда их смотришь, становится жутко.

Наверное, приходилось видеть кадры, как закрывают храмы, спиливают и сваливают кресты, а толпа смеется; или снимки эпизодов того времени, когда выносят из домов иконы, причем старинного письма, которые сложены в огромный костер, сжигают их, а также и старинные книги. Сколько тогда погибло действительно шедевров иконописи или ценнейших книг! Иногда показывают, как в Берлине в 1930-х годах нацисты жгли книги известных писателей, которые не соответствовали их идеологии, и мы возмущаемся этим варварством, но подобного рода варварства были и у нас, только не всегда это делалось публично. Иногда это происходило просто в библиотеках, когда подавали список книг, которые нужно было ликвидировать, и их сжигали в печках, но особо это не афишировалось.

18 февраля 1930 года митрополит Сергий под давлением Тучкова Е.А., который возглавлял секретный отдел ОГПУ (позже НКВД) по борьбе с Церковью, вынужден был дать интервью сначала советским, а потом и иностранным журналистам, что якобы никакого гонения на религию в Советском Союзе нет, а если кто-то из представителей духовенства пострадал, то это не из-за религии, а за какие-то политические действия, поэтому если они и репрессированы, то, как и все остальные граждане, по ст.58 за свои политические взгляды или действия.

После это заявления удалось достигнуть маленького послабления: разрешили издать тоненький «Журнал Московской Патриархии», сейчас он сохранился как раритет. Всего было выпущено 24 номера, главным редактором был митрополит Сергий, да и все статьи в основном писал он сам, поскольку был богословом и очень грамотным человеком. Этот журнал издавался с 1930 по 1935 год, затем его издание было прекращено, и с тех пор он не издавался до 1943 года.

Митрополит Сергий обращался также в правительство, чтобы все-таки смягчили налоговое бремя. Советская власть, помимо повального закрытия храмов и уничтожения священнослужителей, облагала оставшиеся храмы и духовенство такими налогами, что людям просто было не под силу их выплатить. А если их не могли выплатить, значит священники арестовывались, храм закрывался и отдавался под склады, клубы, столовые и т.п. Здесь было небольшое затишье.

При ЦК ВКП(б) существовала специальная антирелигиозная комиссия, которую возглавлял некто Емельян Ярославский, а в 1932 году был образован так называемый Союз воинствующих безбожников – общественная организация, в которую в разные времена входило до пяти миллионов человек (тех, кто был записан и имел какие-то удостоверения). Им разрешалось издавать антирелигиозную литературу (брошюры, книги) в миллионных тиражах. Они печатали откровенную чушь, настолько все это было наивно и смешно, другого-то и не могли печатать, у них не было очень умных людей, которые могли что-то стоящее противопоставить религии. Мы знаем из истории, что были попытки открытых диспутов. Небезызвестный обновленческий деятель митрополит (условно назовем его так) А.И. Введенский, когда проводили открытые диспуты с Луначарским, наркомом просвещения, или с другими деятелями, всегда громил их так, что они не могли и рта открыть, ни на один его довод не могли разумно ответить. Вскоре эти диспуты прикрыли, поскольку они носили невыгодный для советской власти и той идеологии характер.

Этот Союз воинствующих безбожников создал пятилетний план: согласно этому плану с 1932 по 1937 год должны были ликвидировать все религиозные учебные заведения. В то время оставались незакрытыми несколько обновленческих учебных заведений – их тут же ликвидируют, а все принадлежащие Русской Православной Церкви уже были закрыты и уничтожены. До революции у нас было четыре духовных академии (в Санкт-Петербурге, Киеве, Троице-Сергиевой лавре и Казани), которые были уничтожены в 1917 – начале 1918 года.

– Вопрос телезрительницы из Санкт-Петербурга: «Раньше семинаристов после окончания учебы распределяли служить, как правило, в губернии, большие города, села. А сейчас больше происходит служение, как я вижу, в больших городах. Чем это объясняется? Как происходит распределение после окончания семинарии сейчас: в каком храме, в каком приходе служить?»

– Наверное, можно сказать так: почему до революции распределение было гораздо шире, чем сейчас?

– Раньше выпускники средних дарований и способностей распределялись по губерниям и селам, но не забывайте, какие раньше были села: две трети населения России составляли сельчане и села и деревни были огромными. Поселение только тогда называлось селом, если в нем был храм. Если строился храм, то он объединял до десяти деревень – таков был его приход, и там могло быть от одного до трех священников в зависимости от количества населения. Поэтому все деревни и сельские поселения разделялись на приходы, принадлежащие к тому или иному храму, храмы объединялись в благочиния, а благочиния – в епархии.

В города попадали те семинаристы-выпускники, которые оказывались наиболее способными: их направляли в духовные академии, после окончания которых в зависимости от их способностей могли отправить в заграничную миссию. Например, будущий митрополит Сергий (Страгородский) два раза был в Японии помощником у владыки Николая (Касаткина). Или же выпускников оставляли преподавателями в тех или иных академиях, если они были очень способными, через какое-то время они становились ректорами провинциальных семинарий, некоторые из них принимали монашество, то есть в дальнейшем это были кадры для высшего духовенства, епископата, а другие становились настоятелями крупных храмов в тех или иных городах, поэтому в города (особенно столичные) старались подбирать наиболее образованное духовенство.

Таким было распределение тогда, а сейчас все наши деревни, особенно в северо-западном регионе, практически вымерли. Есть деревни, в которых зимой нет ни одного человека, только летом съезжается некоторое количество дачников и есть хоть какая-то жизнь. У меня знакомый священник в Псковской епархии, который обслуживает три населенных пункта, один из которых ближе к станции, так там хоть людей побольше, а в двух оставшихся деревнях только три-пять старушек. Я спрашиваю: «И много у тебя прихожан?» Говорит: «Три-четыре человека зимой придут – и слава Богу, а летом побольше за счет дачников». Поэтому сейчас распределять выпускников в сельскую местность для наших епископов очень сложно: приходится или объединять приходы, или находить одинокого, несемейного священника, потому что в такой глухомани ему невозможно было бы содержать семью.

Раньше, до революции, сельскому священнику отводился участок земли, который он мог со своей семьей обрабатывать или нанять кого-то, если не хватало своих сил. Этот участок являлся подспорьем для жизни его многочисленной семьи, потому что у священников были многодетные семьи (и не только у священников, тогда все российские семьи были таковыми). А сейчас мы знаем, в каком положении наша деревня, наши сельские храмы и приходы. Поэтому нашим архиереям очень непросто заниматься распределением тех или иных семинаристов.

– Вернемся к нашей теме…

– Когда была объявлена безбожная пятилетка, то к 1937 году предполагалось закрыть все учебные заведения, а затем закрыть все храмы всех религий, конфессий и направлений и в 1937 году как бы закрепить успехи. Оставшихся представителей духовенства, как было сказано, выслать за границу, на самом деле имелась в виду высылка в Магадан, на Колыму и т.п.

В 1937 году по инициативе Сталина была проведена всесоюзная перепись, и в опросный листок была включена графа, где каждый советский гражданин должен был сказать о своем отношении к религии. Вроде бы все были очень запуганы, ведь были страшные репрессии, и тем не менее, как показала перепись, примерно 57 миллионов человек (а в переписи участвовало около 100 миллионов) назвали себя верующими. Конечно, храмов уже было мало, и вряд ли эти люди были активными верующими, прихожанами, но они не побоялись поставить отметку о том, что являются верующими. Когда результаты показали Сталину, ему это очень не понравилось, руководители воинствующих безбожников были расстреляны (кроме Ярославского).

Начинается 1937 год, нарком НКВД Ежов проводит страшные репрессии в отношении Церкви, закрываются тысячи храмов (более 8 тысяч храмов было закрыто с 1937 по 1938 год), и только за один 1937 год было расстреляно 85 тысяч священнослужителей, причем расстреливали не только тех, кого забрали из дома, но и тех, кто уже находился в лагерях и ссылках. Так погиб патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский), расстрелянный 10 октября 1937 года, местоблюститель митрополит Кирилл (Смирнов) и многие другие. Все эти репрессии продолжались до самого начала Великой Отечественной войны.

По данным комиссии Московской Патриархии, за этот период было расстреляно примерно 110 тысяч священнослужителей, а если взять период от 1918 года, то их количество составит примерно 140 тысяч человек. Мы знаем про Бутовский полигон, где теперь святое место и построен храм, про Левашовскую пустынь, где, по разным оценкам, было расстреляно более 50 тысяч человек. Это не значит, что там все священнослужители, но среди захороненных их очень много. Пока еще неизвестно точное число, надо проводить раскопки, исследования. Я уверен, что когда эта работа начнется, со временем месяцеслов наших новомучеников и исповедников пополнится. Там сейчас очень активно работает отец Владимир (Сорокин) и общество «Мемориал», они собираются в особые дни и время от времени совершают панихиду в честь всех погибших там людей: священно– и церковнослужителей и тех расстрелянных, имена которых даже неизвестны или сохранились только в архивах. Отец Владимир как-то говорил, что там надо хотя бы построить часовню. Крест на этом месте они уже установили, но местная власть все же колеблется, и часовня до сих пор не установлена.

К 1941 году, к началу войны, в Советском Союзе оставались на свободе четыре правящие архиерея. Среди них – митрополит Сергий (Страгородский), который сам ждал ареста со дня на день, и как вспоминает его келейник, будущий псковский митрополит Иоанн (Разумов), начиная с 1937 года и до самой войны, у них на пороге были приготовлены узелок и чемоданчик – они ждали, что за ними придут. Какая-то машина где-то поблизости проедет, а они уже наготове, что сейчас за ними придут. Тогда машин было мало, и если какая проезжала поблизости, то можно было думать все что угодно. В таком напряжении они прожили несколько лет. Резиденция митрополита Сергия находилась в Баумановском переулке, в доме 6 – это был маленький деревянный домишко недалеко от Елоховского собора. После войны в этом домике продолжал жить митрополит Николай (Ярушевич), а когда он умер в 1961 году в больнице, там началась новостройка и этот домик был снесен.

На всей территории Советского Союза тогда было от 150 до 200 действующих храмов (по разным оценкам, точных данных нет) и ни одного монастыря. Но в 1939 году начинается Вторая мировая война, и согласно пакту Риббентропа – Молотова западная часть Украины и Белоруссии (а в 1940 году еще и Прибалтика) отходят к территории Советского Союза, но там сохранялась церковная жизнь во всей ее полноте: было несколько тысяч храмов, духовные учебные заведения, монастыри. Вот такая сразу масса вливается с запада в нашу советскую реальность.

Ради политических соображений советское руководство разрешило и даже поручило митрополиту Сергию (Страгородскому), уже ставшему патриаршим местоблюстителем после смерти митрополита Петра, осуществить то, чтобы все приходы Прибалтики, Западной Белоруссии и Украины были влиты в состав Московской Патриархии. В Прибалтику был направлен его ближайший друг и помощник митрополит Сергий (Воскресенский), а в Западную Белоруссию и Украину – митрополит Николай (Ярушевич). У нас в Ленинграде оставался митрополит Алексий (Симанский) – будущий патриарх, покои которого были сначала в Новодевичьем монастыре, но в 1937 году за одну ночь его оттуда выгнали, монастырь закрыли, монахинь угнали, а он поселился в колокольне собора князя Владимира (это было маленькое помещение). Через некоторое время, в феврале 1941 года, незадолго до войны, митрополит Алексий переехал в помещения Никольского собора, которые оказались более обширными. С того времени Никольский собор стал кафедральным храмом нашего города.

Состояние Церкви перед войной было таким: основная масса рядового духовенства была в лагерях или расстреляна, на свободе оставалась горстка священников в немногочисленных храмах (около 500 человек), и многие из них уже побывали в тюрьмах и лагерях. Можно себе представить, в каком они были положении: затравлены, запуганы. В целом, не считая этих западных районов, наша Церковь представляла собой нечто вроде небольшой религиозной группы. Что было бы дальше, если бы не было войны? Вот что: в 1937 году Емельяном Ярославским была объявлена вторая безбожная пятилетка, и уже к 1942 году, согласно этому плану, все храмы всех религий должны были быть окончательно закрыты, а имя Бога забыто в Советском Союзе. Но началась война…

Не так давно я смотрел несколько передач телеканала «Союз», где отец Александр Агейкин, настоятель Елоховского собора, рассказывал историю этого храма, как он был построен. И он вспоминал такой эпизод: оказывается, 22 июня 1941 года (еще никто не знал, что война началась, только в 12 часов выступил Молотов) было последним днем, когда там совершалась служба митрополитом Сергием. Все это знали и как бы прощались: маленькая горстка смельчаков-прихожан пришла на эту последнюю службу, потому что после обеда должен был явиться представитель Моссовета и забрать ключи – храм должен был быть закрыт. Но в 12 часов дня выступает Молотов. Митрополит Сергий уходит в свой маленький домик, узнав о том, что началась война, и пишет свое известное послание «Обращение к пастве и пастырям». А из Моссовета никто не пришел – и собор остался действовать. Есть красивейший храм напротив Останкинской башни, там была заложена взрывчатка, и его тоже должны были взорвать 22 июня 1941 года, но взрывчатку разобрали и отправили для нужд фронта. Обстоятельства изменились.

В довоенное время нельзя было на уроках истории вспоминать Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова, Михаила Кутузова – все они считались принадлежащими к эксплуататорским классам, да и вообще история считалась подлинной только от 1917 года, и вдруг первым об этих исторических лицах упоминает митрополит Сергий в своем послании. Патриотическое послание митрополита Сергия с призывом к народу, пастырям и пасомым, в котором он ссылался на этих исторических лиц, было зачитано в немногочисленных храмах только через 12 дней после известного выступления Сталина 3 июля, когда он обратился к народу «братья и сестры», вспомнив свои семинарские годы, да и страх был немалый, потому что весь Западный фронт был уже разгромлен, война развивалась не по тому сценарию, какой предполагал Сталин и его окружение. В своем выступлении он призвал весь народ сплотиться и выйти на борьбу.

Война развивалась стремительно, и уже в октябре возникла опасность захвата немцами Москвы. Из Москвы был эвакуирован ряд правительственных учреждений, все иностранные посольства, но власть посчитала, что надо на всякий случай эвакуировать все религиозные центры, хотя они были немногочисленны. Как описывает известный историк Краснов-Левитин, эта операция была проведена 14 октября, в день Покрова Божией Матери. На Казанском вокзале был сформирован специальный поезд, и митрополита Сергия с ближайшим окружением, а также старообрядцев, обновленцев, баптистов разместили в одном вагоне.

Первоначально предполагалось, что этот поезд будет идти в сторону Оренбурга (тогда он назывался Чкалов), но в дороге митрополит Сергий сильно разболелся, поезд шел целых пять дней, было изменено направление, решили ехать в Ульяновск… Однако там не было ни одной действующей церкви, стояла только маленькая церквушка на кладбище, где служил какой-то иеромонах, который и сам не знал, к какой юрисдикции он принадлежит. Все остальные храмы в Ульяновске были уничтожены, взорваны, разбиты, даже кладбище, где был похоронен отец Ленина, было уничтожено, только не тронули его могилу. Стали думать, где служить, потому что не было ничего подходящего, потом нашли какой-то тоже закрытый католический костел, осмотрели и решили создать здесь храм, оборудовав его на скорую руку. Создали кафедральный собор, потом нашли какое-то помещение, где разместилась Патриархия с митрополитом Сергием. Введенский тоже нашел для себя что-то подходящее. Таким образом, до 31 августа наша Патриархия находилась в эвакуации.

В конце августа митрополит Сергий и все его окружение возвращаются в Москву, в Кремле состоялась историческая встреча Сталина, Молотова и Карпова, будущего председателя Совета по делам Русской Православной Церкви, после которой политика советского руководства в корне изменилась, было разрешено открывать семинарии, издавать журнал, и постепенно, хотя и очень трудно, но все-таки церковная жизнь стала возрождаться в Советском Союзе. Конечно, еще очень большая тема – о Церкви на оккупированной территории, но об этом поговорим в другой раз.

– Мы не успели поговорить подробно и о жизни духовенства до революции, в будущем к этому вернемся.

– Мы коснулись этого кратко, но это тоже отдельная очень интересная тема.

– Наши телезрители спрашивают, как нужно молиться во время Великого поста. Может быть, есть какие-то особые молитвы?

– Еще раз поздравляю с наступлением Великого поста! Во-первых, любая молитва должна иметь три главных свойства, или качества: благоговение, внимание и покаянное чувство. Любая молитва должна проходить только так, а не просто читаться устами, а иногда и скороговоркой, лишь бы только выполнить правило и успокоиться. Во-вторых, мы прекрасно знаем, что все храмы внутренним своим убранством будут перестраиваться на великопостный уклад: везде будет черная завеса, черное одеяние аналоев и темное облачение духовенства, будет особый строй богослужения кроме воскресных дней, особый великопостный чин, где больше чтения, меньше пения, часто совершаются земные поклоны. Я понимаю, что все заняты определенными обязанностями на работе и в жизни, но если у вас будет время, очень рекомендую побывать на великопостных богослужениях в том или ином храме: вы получите особую духовную радость, удовлетворение и хороший духовный заряд. Но главное – внимание, благоговение и покаянное чувство. Дай Бог всем нам, чтобы Великий пост прошел для нас не просто как некий календарный период, связанный с какими-то ограничениями в отношении еды и образа жизни, а чтобы нам действительно хоть немного приподняться в духовной жизни, стать немного чище и ближе к Богу, и тогда праздник встречи Воскресения Христова будет ощущаться особо радостно, мы сами ощутим это внутреннее состояние.

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Елена Кузоро