Беседы с батюшкой. Евангельские темы в русской классике

В екатеринбургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма Георгия Победоносца, руководитель Отдела по делам молодежи Екатеринбургской епархии, духовник Екатеринбургского суворовского военного училища – протоиерей Александр Сандырев.

– Дорогие друзья, сегодня вас ожидает чтение отрывков отечественной классической литературы. В частности, вспомним повесть о великом инквизиторе и постараемся осмыслить ее с позиции Священного Писания.

Прежде всего разрешите Вас поблагодарить за то, что нашли в своем графике время прийти к нам в гости, пообщаться в прямом эфире. Завтра в храме Вознесения состоится очередная встреча с молодежью Екатеринбургской епархии – беседа «Евангельские чтения». Расскажите об этом немного.

– «Евангельские чтения» идут у нас уже с 2002 года – четырнадцать лет. Проходят они по четвергам. Сейчас у нас прекрасное новое уютное помещение – библиотечный центр, там все очень красиво и хорошо сделано. В сочетании с этой атмосферой и чтение стало проходить на порядок лучше, если можно так сказать. До этого тоже, конечно, было интересно.

– Стало комфортнее.

– Да, стали приходить те, кто интересуется смыслом жизни, мировоззренческими, экзистенциальными вопросами, как иногда говорит молодежь. Приходят и с философского факультета, и с филологического. То есть ребята, которые интересуются этим профессионально. В общем, создается творческая, интеллектуальная среда.

– Приходят и те, кто просто хочет посмотреть и послушать?

– Да, можно прийти и просто слушать, никто не заставляет задавать вопросы. Если кто-то хочет что-то сказать, обязательно есть возможность высказаться.

– Встречи проходят по четвергам в семь вечера?

– Да. Мы постоянно читаем Священное Писание, Ветхий и Новый Заветы, пробовали различные варианты за это время, много уже прочитали.

– Очень интересно получается: встреча называется «Евангельские чтения», а в данной программе и вообще в принципе Вы говорите о русской классике.

– Но ведь Евангелие как-то воплощается в жизни. Собственно говоря, слово «евангелие» возникло из жизни простых людей. Что такое было раньше евангелие для греков? Это греческое слово, оно было еще до той благой вести, которую принес Христос. Это слово означало или рождение первенца (человек работает в поле, к нему бежит глашатай или вестник и кричит: «Я принес тебе евангелие, у тебя сын родился!»), или сватовство любимого человека, или освобождение от рабства. Тогда ведь был рабовладельческий строй. Человеку открывалось, что он свободен, – это тоже было евангелие. То есть евангелие было связано с самым главным, радостным – рождением ребенка, браком или свободной, новой жизнью, наконец.

Поэтому Евангелие – это действительно то, что связано с нашей жизнью. То есть мы должны не просто знать его букву, но и проживать его. Может быть, слово «должны» здесь неуместно. Проживать Евангелие естественно, и тогда радость наполняет человека, если он живет Евангелием, воплощает его в жизнь. Соответственно, то же самое, если мы обращаемся к нашей культуре. Что в нашей культуре является основой, если не брать святая святых – иконы, церкви, богослужения, монастыри, архитектуру, саму церковную культуру? Но к этой культуре надо подойти. Не каждый человек может сразу усвоить церковную культуру. Действительно, люди учатся в семинарии, для этого есть специальный язык, термины, чтобы познакомиться с церковной культурой.

А вот есть то, с чем, в принципе, знаком каждый человек у нас в России, особенно раньше в СССР, так как мы все изучали и читали классику. Я познакомился с классикой в школе, всю школьную программу прочитал буквально взахлеб. Не знаю, почему некоторые не могли, от своих одноклассников я слышал о некотором напряжении, но для меня школьная классика открыла какой-то новый мир. Соответственно, русская классика, русская литература помогает человеку что-то сопоставить со своей жизнью.

Культуролог Юрий Михайлович Лотман употребил понятие «близкое-далекое».

– А что это такое?

– Он говорил, что близкое-далекое – это конец восемнадцатого и девятнадцатый век. Вроде бы это далеко в плане времени, этот период овеян ветром времени, выдержан, поэтому мысли, которые тогда были произнесены, искания наших отцов и прадедов являются особо значимыми. С другой стороны, это близко к нам, потому что мы понимаем, что в каком-то смысле темы, которые волновали тех людей, актуальны и сейчас. Поэтому Лотман и вводит такое понятие. Оно для нас является, с одной стороны, очень авторитетным, а с другой, очень близко нам по духу. Поэтому мы изучаем классику, читаем ее.

Мы рассмотрели уже много разных произведений. Бывает даже так, что во время чтения Священного Писания всплывает какая-то тема. Я им говорю: давайте вот эту книгу прочитаем. Чтобы понять, например, тему всепрощения, я советовал читать последние главы «Господ Головлевых». Как Иудушка, который вроде бы полностью был разрушен, понял про всепрощение Божие. Мы читали и «Однодума» Н.С. Лескова. Разбирали очень интересный язык произведения. Мы видим, как евангельские тексты, вообще библейские тексты в целом рождают в нашей культуре и истории точки соприкосновения людей друг с другом, новые феномены, люди совершают новые открытия.

Сейчас мы подошли к одной из глубоких вещей, причем молодежь сама этого захотела, я не настаивал. Они сказали, что хотят разобрать «Великого инквизитора». «Братьев Карамазовых» я тоже советовал, это один из самых главных трудов великого писателя Федора Михайловича Достоевского. Я посоветовал им почитать его. На самом деле легенду о великом инквизиторе, эту повесть-притчу невозможно до конца разобрать – настолько она глубока по содержанию.

Достоевский ставит такие вопросы, так сравнивает, что иногда просто хочется что-то сказать конкретное, практическое для молодежи, но понимаешь, что в этой притче такая глубина и такое постижение Евангелия, что оно действительно рождает ощущение того, что люди открывают для себя Христа, живут Им, как Федор Михайлович, и, кстати, очень переживают, что другие вокруг не могут Его открыть. Ведь Федор Михайлович был еще и пророком. В своих произведениях он открыл некоторые судьбы, которых ждала Россия, – отпадение от веры. Все это он в каком-то смысле предсказал именно своим прочтением священных текстов.

– Вы сделали очень интересное замечание о точках соприкосновения, когда человек, читая Евангелие или русскую классику, получает какие-то точки соприкосновения со своим прошлым, своей культурой…

– И со своей средой, в которой он сейчас живет. Скажу так: когда я пришел к вере, мое окружение было неверующим. Студенческая среда, общежитие. Когда ты приходишь к вере, а вокруг тебя к вере не приходят, может быть, люди далеки от этого, хочется подходить к людям, трясти их и говорить: «Христос ведь воскрес!», поделиться этой радостью. Это особенная неофитская ревность, восторг новоначального – глубокий, необузданный, я бы сказал. А тебя не понимают, крутят пальцем у виска, говорят: «Ты что?!» И когда я читал «Братьев Карамазовых», видел образ Алеши, который не мог слушать похабных шуток, закрывал уши, меня это так сильно радовало, я думал: а ведь и тогда было то же самое! Сопоставляешь свою жизнь с жизнью, как я уже сказал, овеянной ветром времени, и понимаешь, что можно жить дальше.

– Позвольте, а как же быть с тем, что это все-таки далекое время? Там были другие условия, другие реалии. Сейчас все сильно поменялось. Зачем же тогда изучать…

– А что сильно поменялось? Сильно поменялись условия жизни, но человек остался тот же. Действительно, какая сейчас проблема у молодежи?

– То есть какие-то правила и принципы остались?

– Да, совесть-то осталась та же. Потребность в общении осталась.

– Да, все это осталось.

– Люди иногда думают, что можно общаться виртуально, сейчас развиты соцсети. Но те, кто думает, понимают, что виртуально все не скажешь. Необходимо общение с глазу на глаз, из уст в уста, чтобы чувствовать любое движение души, эмоцию. Все это тоже информация, если можно так сказать, которая добавляет для человека ощущение этой глубины, я бы даже сказал, многозначности, многогранности. Всегда привожу в пример образ ограненного алмаза или изумруда – чем больше граней, тем он кажется глубже, тем глубже сияет, тем удивительней воспринимает свет, который идет, например, от Солнца.

Так и человек – чем он многограннее, тем глубже воспринимает свет, идущий от Бога, и делится им. Эта многогранность возможна только в личном общении. Когда человек это понимает, он ценит это общение и приходит к нему. Иногда люди стараются подгадать, даже ходят годами. Уже много чего прочитали, даже Библию изучили, а все равно ходят, чтобы получить общение. Общение необходимо.

– Сейчас мы говорим конкретно о «Евангельских чтениях». Но там ведь происходят не только чтения – еще и общение, обмен опытом.

– Да, люди знакомятся, даже создаются супружеские пары. Раньше, когда я служил в храме Вознесения, евангельские чтения были одним из многих занятий; чего там только не было! Сейчас моя служба именно при храме, остальная молодежная работа проводится в других местах. Здесь нужно говорить, что у нас есть не только евангельские чтения, но и много другого.

– Давайте об этом дадим информацию для наших зрителей, для тех, кто хотел бы присоединиться. Какие еще варианты есть для участия молодежи в епархиальной жизни?

– Их много. В начале июля в Верхотурье проводили девятидневный историко-культурный фестиваль. Мы погружались в историческую среду, проводили что-то вроде исторической реконструкции, проводили игру-притчу, когда молодежь должна была заработать добродетели, а потом у воеводы получить пропуск, чтобы была возможность собирать таможенные сборы, например с вогулов. Это была игра для молодежи, для подростков. Кроме этого, там было много другого – и спортивные развлечения, и сплав, и уборка храма. То есть, конечно, должна быть вариативность, потому что на евангельские чтения в основном приходят люди, которым это необходимо, они чувствуют потребность в особом интеллектуальном развитии. Но не все к этому способны.

– И не все чувствуют желание к этому.

– К сожалению, да. Но, пообщавшись, люди начинают приходить. Где-то бывает тяжело, потому что приходит кто-то с научной степенью и начинает употреблять слова вроде «дефиниция», «дискурс» и так далее. Для других это непонятно. Конечно, мы стараемся говорить простым языком, но тем не менее есть интеллектуальное развитие, патриотическое воспитание, есть спортивное направление.

– В общем, вариантов много.

– Да, главное, чтобы у человека появился вкус к культуре. Он поможет принять потом слово Божие. Культура как почва. Если она хорошо разработана, если человек немного над собой поработал, как бы себя вспахал, взрыхлил, то уже в такую почву зерно посеется глубоко.

– Чтение классической литературы – один из видов «взрыхления»?

– Безусловно, это как раз создает фон, для того чтобы слово Божие могло быть принято. Без классической литературы, нашей истории, исторической логики, чувства истории, без того, чтобы почувствовать себя в истории, человек не может воспринять евангельское слово, как правило. Хотя бывает всякое. Бывает, человек пострадает, придет в храм и почувствует, что Бог есть. Безусловно, такое бывает, я не хочу сказать, что только так или иначе. По-разному. Бывает, человек приходит на крестный ход, и у него сердце замирает. Но это не значит, что он должен оставаться в том состоянии, в котором был. Господь хочет, чтобы мы использовали все для того, чтобы воспринять Его благодать, свет Его истины, Его божественный смысл, Его слово. Поэтому Он хочет, чтобы мы развивались, творили, придумывали. То есть Он хочет, чтобы мы жили радостной жизнью. Вот что хочет от нас Господь.

– По Вашему мнению, читает ли сейчас молодежь? Какие здесь тенденции?

– Конечно, сейчас мало читают.

– По сравнению с тем, что было раньше?

– Конечно. В мое время, когда я учился, я прочитал всю классику. В принципе, мои одноклассники тоже были такие, я не один. Были те, кто тоже все читал, было что-то вроде литературного кружка. Правда, у нас был очень хороший литератор. Он заразил нас любовью к чтению, и за это я ему очень благодарен. Но думаю, советская школа и подход к изучению литературы, конечно, в то время были на другом уровне, чем сейчас. Сейчас очень много «загугливается». А что такое «загугливание»? Это когда ты конкретно, четко ищешь информацию. А раньше, когда ты пытался что-то найти, например ту же «Легенду о Великом инквизиторе», надо было прочитать «Братьев Карамазовых». То есть чтобы найти саму легенду, нужно было найти Собрание сочинений в библиотеке, посмотреть определенный том, внутри его искать… И ты понимаешь, что эта притча, хоть и вышла в свое время отдельно у Достоевского, включена в это произведение, начинаешь не одну ее читать, но и само произведение становится для тебя актуальным. А сегодня из-за «загугливания» человек все легко узнает: ввел запрос – все тут же вышло, легенда без «Братьев Карамазовых». Это как пример.

Из-за легкости и доступности информации теряется ее ценность, теряется контекст. Для текста очень важен контекст. Если мы воспринимаем текст без контекста, сам по себе, он очень сильно теряется. Так же как бриллиант должен быть не просто огранен, а вставлен в соответствующую ему оправу, тогда он будет выглядеть и сиять, раскрываться по-другому. Так и текст или какой-то смысл – важен в той среде, где он произведен. Как я говорил про Евангелие. Даже взять слово «евангелие», которое использовали апостолы. Господь говорил на арамейском языке, а апостолы переводили на древнегреческий (греческий в то время). Они использовали слово «евангелие», а оно для тех людей уже было чем-то хорошим. У нас есть словосочетание «хорошие новости» (наверное, будет более правильно перевести слово «евангелие» на современный русский язык именно так). Правда, у нас сегодня хорошие новости – это не то, что для греков было евангелие, к сожалению.

– Возвратимся к нашей теме – евангельские образы в русской литературе. Не могли бы Вы в целом рассказать о повести о великом инквизиторе?

– В целом, без чтения произведения, говорить очень сложно. Конечно, можно сказать следующее. В средневековье происходит что-то вроде суда над Христом, ведет его небезызвестная личность – Великий инквизитор. Он назывался Торквемада, такой инквизитор появился в Испании. По разным свидетельствам, именно он развил такой подход к инквизиции: если человек уличается в ереси, его пытают, сжигают. На самом деле там все не так просто. Была и экономическая составляющая, скорее всего, он действовал в интересах испанской короны, прогонял евреев, по-моему; сейчас уже не помню точно. То есть он был, с одной стороны, фанатиком, с другой, еще и человеком, который очень хорошо знал экономическую составляющую.

Вспомним саддукеев. Они тоже судили Христа. Конечно, инквизитор сравнивается с саддукеями. Что сделал Господь? Первым делом, когда Он пришел в Иерусалим, то разогнал торгующих в храме. Для них это был удар, потому что там приносились жертвы, менялись деньги. Наверное, все окрестности Иерусалима работали на то, чтобы продавать там своих жертвенных животных. Представляете, люди со всех диаспор приходили в Иерусалим, чтобы принести жертву за свои грехи. Не будут же они везти козленка или теленка из дальних мест, это был огромный бизнес. Но приходит Господь и бьет прямо в эту точку. Конечно, они видели это, возмущались, видели, что за Ним идет народ. Это сочетание их зависти и обличения их Господом и привело Его на крест.

– Кстати, в начале «Великого инквизитора» люди начали поклоняться появившемуся Человеку (Христу). Когда все это увидел инквизитор, то приказал взять Его в плен.

– И идет на налог инквизитора.

– Причем народ благословился у этого инквизитора.

– Понятно, он же был, что называется, в священноначалии. Конечно, проблемы, которые описывает Достоевский, – это проблемы по большей части Католической Церкви. Но на самом деле они могут коснуться любого человека, любого пастыря. Это проблема младостарчества, проблема того, что такое духовная власть, может ли духовная власть применять насилие (как ставил вопрос великий инквизитор), может ли духовная власть быть без любви (а он и об этом говорит). Это сочетание темы искушения Христа в пустыне, темы свободы (насколько мы можем принуждать человека к чему-то без свободы, без того, чтобы он сам захотел этого) – все крутится вокруг этого. Конечно, легенда в этом плане очень многослойная и многоплановая.

– «Ты обещал, Ты утвердил Своим словом, Ты дал нам право связывать и развязывать и уж, конечно, не можешь и думать отнять у нас это право теперь. Зачем же Ты пришел нам мешать?» Что подразумевается под этими вопросами?

– Это известная экклезиологическая проблема – кто связывает, кто развязывает. По католическому учению – все очень жестко. Господь дал право Петру, Петр как первый епископ Рима передает эти ключи чуть ли не юридически, механически. То есть это так называемый юридический подход к спасению, в православии в принципе такой подход невозможен. Подчеркивается, что власть связывать и развязывать есть у всего народа Божиего. А у них все это выражено и на догматическом уровне. Как известно, когда папа Римский говорит «экс кафедра» (с кафедры), он непогрешим. Именно для того, чтобы развязать, простить грех, необходимо только священноначалие.

В нашем же богословии, в нашей традиции важным еще является личное примирение с ближними, и без этого, если ты обидел брата и не примирился с ним, ты даже не можешь подойти на исповедь. Эти нюансы очень важны. Отсюда у них появляются понятия индульгенции, инквизиции. Это все связано именно с юридическим подходом. Именно это и критикует Достоевский – формальный подход к спасению. Я думаю, то, что Вы сейчас прочитали, – это один из маленьких акцентов. Все-таки эта легенда, притча больше говорит о том, как привести человека к вере, используя свободу. Великий инквизитор говорит, что невозможно привести человека к вере, если мы будем обращаться только к его свободе, к его свободной воле, к тому, что он сам придет. «Только единицы могут пойти за Тобой, Господи, – говорит великий инквизитор, – только великие духом. Все остальные – толпа».

– Тысячи, миллионы.

– Да, он так и говорит, тысячи пойдут за Тобой, а десятки и сотни тысяч – не пойдут. «Мы же, – говорит он, – сделаем так, что сотни тысяч пойдут за Тобой, мы заставим их идти за Тобой». И так далее, там разбираются три искушения в пустыне, которые отверг Сам Господь,– искушение хлебом, искушение чудом, искушение властью.

– А что значит искушение хлебом?

– Накормить человека, устроить ему сытую жизнь – и большинство людей согласны с чем-то смириться. Естественно, даже великий инквизитор понимает, что если ты не дашь цели или идеи, накормленный человек быстро заскучает. Поэтому он и говорит, что нужен авторитет, что нужно использовать большой авторитет, чтобы надавить на человека, чтобы он пошел к вере, к тому, чтобы войти в ту религию, которую представляет великий инквизитор.

– Вспомним первый вопрос из этих искушений: «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся».

– Да, человек боится свободы. Об этом и говорит великий инквизитор. Если человеку открыть его свободу, а он не готов к ней, то он убегает от нее. Кстати, эта тема очень много раз разбиралась в русской классике. Вспомним того же премудрого пескаря из известной сказки Салтыкова-Щедрина. Тема свободы, обретения веры как обретения свободы – собственно говоря, это темы, волнующие Достоевского на протяжении многих его произведений. Это, в принципе, тема русской литературы – что такое свобода, на каких принципах общество может солидаризироваться, как члены общества объединяются в дружный коллектив, например. Достоевский здесь тоже гениален – он одним из первых открыл понятие русской идеи. Кстати, сейчас многие забыли, что такое по-настоящему русская идея.

– А можно напомнить?

– Этот термин впервые появляется в предисловии к журналу «Время». Достоевский был одним из его редакторов или идейных начинателей, и он поставил вопросы, актуальные для интеллигенции того времени. Именно там впервые появляется словосочетание «русская идея». Более подробно, более интересно он ее разбирает в «Пушкинской речи», где рассматривает «энциклопедию русской жизни» – «Евгения Онегина». «Евгений Онегин» – тоже прекрасная иллюстрация евангельского учения. В нем противопоставляются Татьяна как образ русской души, русского устремления к Богу – и человек без Бога, как говорил Достоевский, потерянный человек. Писатель, правда, употребил более жесткое слово. Человек без Бога Евгений Онегин показан как тот, кто потерял фактически свое достоинство на протяжении всего романа. И вот в «Пушкинской речи» Достоевский рассматривает и показывает, в чем суть русской идеи.

Русская идея, говорит он, – это когда ты сознательно ставишь общее благо выше своего личного. Это идея соборности, когда ты понимаешь, что твое личное благо, личные интересы менее важны для тебя, чем благо, например, твоей общины, твоего рода, деревни, страны, всего человечества. Второй момент, о котором говорит Достоевский,– отзывчивость русского человека. Он понимает, что Христос пришел для всех людей, поэтому во всех культурах так или иначе Христос проявляет Себя или проявит рано или поздно, когда тот или иной народ узнает о Христе. Так вот, русская идея, по Достоевскому, – это соборность и отзывчивость.

Потом многие возвращались к этому. Наши философы Бердяев и Соловьев размышляли о том, что такое русская идея. То есть мы видим, как евангельское учение начинает воплощаться не только в сердцах конкретных людей, но и в народе. Почему Русь Святая? Потому что была создана такая форма общежития – село, деревня: в центре храм, вокруг него народ Божий, крестьяне. Может быть, они в чем-то были суеверны, не знали слова Божия, но, как говорит другой русский писатель Н. С. Лесков, если через всю скорлупу суеверий, предрассудков пробраться к сердцу русского мужика, то увидишь там сердце знающее, любящее Христа. Такие удивительные наблюдения сделал Н. С. Лесков. Поэтому исследование Евангелия, как оно воплощается в жизни, – благодатная почва для того, чтобы сегодня нам тоже вместе как-то воплотить Евангелие друг с другом – в общении, в совместном творчестве и так далее.

– Вы упомянули, что здесь идет речь о свободе. А что значит свободный человек для современности? Современный человек свободен, когда он может себе позволить что-то, в широком смысле слова – куда-то уехать отдохнуть, иметь хорошую машину, есть какие-то еще экономические, материальные возможности. Тогда, мол, человек в этом свободен. Когда же он ограничен?

– Знаете, скажу так. Один из авторов русского рока (который тоже уже стал классикой в каком-то смысле) Виктор Цой пел: «Я один, но это не значит, что я одинок». Правда, он там спел и про пачку сигарет, что не так все плохо. Нужно понимать контекст: я не выступаю за курение, это образ. Человек, если у него есть внутренняя жизнь, радость, гораздо более свободен, чем человек, который может каждый день куда-то летать, ездить. Свобода, о которой Вы сказали, – все-таки навязанная свобода, вернее, навязанный образ псевдосвободы, образ общества потребления. Человек чувствует себя несчастным, потому что у него нет комплекта для счастья. Комплект этот постоянно меняется, обновляется. Сегодня это поездка в Крым, дача и так далее.

– Пусть каждый сам ответит себе, какой у него комплект.

– Да, и, к сожалению, если человек так настроен, вернее, так замотивирован, чтобы иметь такой комплект для себя, он будет несчастным, если этого комплекта нет.

– Но не сразу это поймет.

– Да, конечно, если он понимает, что у него этого не будет, он уже несчастен.

Вспоминаю мультфильм, что-то вроде демотиватора. Один человек сидит в офисе, видит дорогую машину. Начинает в уме подсчитывать, сколько лет ему работать в этом офисе до этой машины. Потом видит вдалеке прекрасную квартиру в пентхаусе, считает, сколько лет работать на нее… В итоге набирается 55 лет. Он тогда ложится: ну, вроде зачем жить? То есть человеку сразу показываются образцы общества потребления, в котором есть определенный комплект для счастья. А если человек не сможет это преодолеть?.. Особенно в нашем обществе, где только процентов десять населения достигают этих более-менее нормальных образцов…

– Не будем углубляться в статистику, значительная часть.

– Значительная часть не достигает этого комплекта, поэтому им приходится либо унывать и постоянно жить в депрессии (а еще жена может пилить мужа, что он ей этот комплект не предоставил, зачем ей тогда с ним жить), из-за этого могут разрушаться семьи. Поэтому такая свобода на самом деле призрачная. Конечно, легко говорить, рассуждать, а что же тогда подлинная свобода и как к ней идти?

– Что можно предложить взамен такой свободе?

– Причем нужно сказать, что сразу, до конца человек не сможет от этого освободиться. Он может идти к этому постепенно, работать над собой.

– То есть если человек изначально не заражен…

– Все мы заражены, это понятно, что все, кто живет в современном мегаполисе, заражены так или иначе, всем необходим как минимум Интернет, сейчас условия для жизни – Интернет, сотовый, личная квартира, даже если это какая-то клетушка. И у человека все равно ощущение, что он загнан в угол, а ему показывают прекрасные новые образцы; рядом с хрущевками выстраиваются новые красивые дома, и он иногда видит хорошие семьи, которые гуляют. То есть не все так пошло.

Все и на более тонком уровне – прекрасные отношения, человек может наслаждаться, ходить на выставку Ван Гога, об этом сейчас поют разные деятели, и так далее. Поэтому получается, что альтернативу сегодня дать очень сложно, и требуется определенное время, чтобы человек увидел эту альтернативу. То, с чего мы начали – умение общаться, иметь среду общения, ценить ее, жить ею, – это реальная альтернатива образу псевдосвободы, про которую Вы сказали. Но нужно, чтобы человек это увидел, почувствовал, чтобы его сердце загорелось, откликнулось. Пока этого не произошло, никакие слова, нравоучения, проповеди не будут действовать на человека.

– В какой-то мере история братьев Карамазовых.

– Да, безусловно. Там, кстати, все это есть, все показано. Только завершение «Братьев Карамазовых» непонятно, чем все кончится... Так же и сегодня – что будет с молодежью, которая ищет, но до конца ли находит? Сегодня же очень сильные искушения. Он ищет, что-то загорелось, а завтра сталкивается с чем-то, с чем не может справиться, и уходит, как блудный сын, в «страну далече», начинает искать, что называется, жить этими поверхностными смыслами, и то, что у него было, может воспринимать как что-то, что было и прошло.

Некоторые возвращаются. Бывает, человек ходит, потом пропал на год-два. За пятнадцать лет набралась небольшая статистика. Возвращаются, снова начинают ходить, иногда уже более серьезно. То есть еще раз подчеркну, это некоторый путь, чтобы показать альтернативу образу псевдосвободы, – это целый путь создания общины, творческой среды общения; нужно, чтобы были люди, которые тоже умеют радоваться и делиться радостью…

Помню, как я пытался делиться в самом начале, это только искушало людей. Понятно, был молодой, глупый. Сегодня нам, христианам, нужно учиться делиться радостью. Если человек не умеет делиться радостью, он не будет получать от Бога радость заново. В этом суть участия в таинствах, в частности в Таинстве Евхаристии. Как можно готовиться к Причастию? Если ты радостью с кем-то поделился, ты можешь причащаться, не поделился – иди постись. Я так людям говорю. Они отвечают: как так, надо ведь три дня поститься. А я им: если вы с кем-то не поделились евангельской радостью, вам пост необходим, нужно себя зажимать, а если вы идете, делитесь, участвуете, ищете что-то, то вас и так Господь ждет.

– Кстати говоря, радоваться можно много чему, например хорошей книге.

– Да, однако радоваться можно только тогда, когда с кем-то разделишь радость.

– А, вот так.

– Да, если ты не смог поделиться, она тебя рано или поздно так или иначе разорвет. То есть ты не можешь все время накапливать, нужно обязательно делиться.

– Возвращаюсь к теме разговора. Мы взяли достаточно широкую тему – говорим об образах в русской литературе, в частности о «Легенде о Великом инквизиторе». Кому она будет интересна, кому Вы бы посоветовали ее прочитать?

– Наверное, нужно все-таки сказать, что стоит читать ее в контексте всего романа «Братья Карамазовы», но я все-таки посоветовал бы до романа почитать Евангелие еще раз. Может быть, кто-то еще не обратился к Евангелию, не стал жить этой книгой, потому что русскую классику, культуру не понять без Евангелия, без того, что является основой для нее. Поэтому в принципе любой человек может читать Евангелие, оно более простое. Единственный мой совет – прочитать его несколько раз.

– Почему?

– Потому что после первого раза человек, как правило, не прорвется сквозь «одежду».

– Под одеждой мы понимаем сейчас образ мыслей?

– И время написания, и перевод очень важен. Все-таки синодальный перевод пока самый лучший, все остальные переводы упрощают. Часто это не перевод, а вольный пересказ. Но и перевод непростой. Еще важный момент: Евангелие было написано в иудейской культурной среде, в среде Ветхого Завета. По-настоящему понять Евангелие можно только тогда, когда поймешь и прочитаешь всю Библию. Невозможно понять Евангелие, не прочитав Ветхий Завет, потому что многие понятия Господь использует оттуда. Например: «Милости хочу, а не жертвы»… Известная фраза, которую Господь применяет к Себе, взята из Ветхого Завета, важен контекст. Господь часто цитирует Ветхий Завет, например: вы слышали то-то, а Я говорю вам… Как понять, почему Он так говорит?

Поэтому если человек читает Евангелие несколько раз, он начинает как бы пробиваться сквозь эту «одежду», плоть, тело евангельского текста, и некоторые слова начинают трогать его сердце, прорастать в сердце, так или иначе связываться с его опытом, жизнью. Таким образом происходит усвоение евангельского слова. Главное – не останавливаться в чтении Евангелия, Библии, Священного Писания, чтобы вся жизнь исходила из Евангелия, чтобы Евангелие было центром. Тогда выстраивается христианское мировоззрение у молодого человека. Поэтому у него все равно что-то есть, есть масса информации, где-то что-то он увидел, почитал, «загуглил». Когда он начинает читать Евангелие, оно начинает связываться, связываются блестки каких-то смыслов, и он начинает видеть этот мир более объемным.

– Вырисовывается полная картинка.

– Сейчас есть понятие пиксельного мышления – все как бы в пазлах, притом сам пазл может быть красивым, но не давать человеку целостного мировосприятия. А собрать эти пазлы невозможно, потому что современная культура больше нацелена на то, чтобы родить из человека какую-нибудь эмоцию. Все клипы настроены больше на эмоциональное воздействие, чем на интеллектуальное.

– Интересная идея!

– Да, поэтому появляется такое пиксельное мышление. Это не моя идея, это известные вещи, которые исследуют сегодня современную культуру. Человек как бы схватывает все вокруг, причем сам не замечает, что не он это исследует, он смотрит не туда куда хочет, а видит то, что ему предлагается видеть с экранов телевизора или с рекламных картинок.

– Возвращаясь к параллели о «Великом инквизиторе»… Там есть речь о том, что нужно людей ограничить, и они сами будут доброжелательней идти к этому.

– Да, конечно. Четыре рамки, там постоянно меняется картинка. Человек подсаживается, у него формируются определенные образы, которые, еще раз подчеркну, насыщены эмоциями, и появляется такое пиксельное мышление. Он видит что-то – и у него связывается что-то. Чтобы это преодолеть, человеку необходимо читать Евангелие. Оно становится точкой сборки. Если он читает, прорывается, снова читает… Если оно заденет его, коснется сердца, это становится точкой сборки, и даже в этих пикселях он может найти что-то ценное, несмотря на то что там бывают ужасные картинки.

– Неплохо бы вообще телевизор не смотреть.

– Это мы можем себе сказать. А если человек уже смотрит, как мы ему скажем «не смотри»? Обычно с молодежью это действует ровно наоборот. Ты человеку скажешь «не смотри», он тут же пойдет смотреть.

– А лично вы смотрите телевизор?

– Нет, не получается.

– Или желания нет?

– Достаточно книг, фильмов, которые можно скачать, радио. Телевизор как-то неинтересен.

– Я сейчас говорю об общепринятой практике, когда приходишь домой, включаешь телевизор, и он целый день что-то там показывает.

– Нет, мне это неинтересно.

– Передача подходит к концу, дайте, пожалуйста, напутствие нашим телезрителям.

– Последнее, что я хотел сказать. Меня поразил, задел рассказ А. П. Чехова «Кошмар» – о том, что может стать поздно. Дорогие братья и сестры, почитайте этот рассказ. Он пробудит в вас искренние христианские чувства сделать что-то не откладывая. Откладывали – и вдруг поняли, что можете опоздать. Это рассказ о том, как человек опоздал сделать очень важное дело в жизни, а когда понял, что нет у него сил и возможностей на это, а он бы мог, – наступил кошмар, настоящий ад. Чтобы этого ада в нашей жизни не было, читайте классику, особенно чтобы она ложилась на евангельскую почву, фундамент.

Я бы сказал еще, есть святоотеческая традиция, где много толкований, которые потом очень хорошо всё покрывают. Если человек ищет, то русская классика помогает идти и искать, и когда человек чувствует, что нашел, можно прекрасно читать толкования Иоанна Златоуста и других святых отцов, которые помогают достроить это мировоззренческое здание, в фундаменте которого находится Святое Писание, Святое Евангелие.

 

Ведущий Тимофей Обухов
Записала Маргарита Попова