Архипастырь. Духовное состояние народа

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Сегодня тема нашей передачи – «Духовное состояние народа». Владыка, по Вашему мнению, какое сегодня духовное состояние нашего народа, какие есть опасения, что может настораживать и что обнадеживает?

– Духовное состояние народа, прежде всего, показательно по нашим храмам, по тому, что творится в семьях, в душах человеческих. Я вспоминаю слова Игнатия (Брянчанинова), которые были им написаны сто пятьдесят лет назад. Он писал о монастырях и говорил так: «Давайте посмотрим на монастырь, и мы сразу поймем, что происходит в миру». И наоборот, можно смотреть на мир и определить, что происходит в монастыре, потому что кадры для монастыря поставляет мир. Он тогда уже был озабочен духовной составляющей нашего общества, нашего народа и писал, что раньше людям было легко, они жили в послушании.

Действительно, что мы хотим в семье? Мы  хотим, чтобы дети были послушными, потому что именно послушание то качество, которое необходимо детям для того, чтобы они стали по-настоящему людьми, чтобы научились. Когда есть послушание, человек легко выполняет то, что хотят учителя и родители. Человек вырастает и привыкает быть в этой дисциплинарной составляющей. И когда он переходит куда-то в другое место, ему легко. И вот Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Когда с одного послушания человек переходит на другое, у него меняется руководитель. Вместо папы с мамой он, к примеру, слушается игумена, если идет в монастырь; тогда он действительно идеальный монах». И наоборот, когда человек разбалансирован, когда главное в его жизни его хотения (и родители должны помочь ему их осуществить, как он хочет), то это, конечно, очень трудно.  Поэтому, бывает, одного ребенка не могут воспитать, а раньше десять воспитывали.

Потому духовная составляющая народа оставляет желать лучшего. И конечно, в этом во многом виновата революция, которая произошла в 1917 году, и мы по сей день переживаем, как эхо, отголосок, что люди забыли Бога. Солженицын писал: «Люди забыли Бога, но они не сами Его забыли, им помогли забыть Бога». А ведь как у нас на Руси говорили: «Без Бога нам не до порога».

Я хочу привести такие замечательные свидетельства одного человека. Это немец, который перед Первой мировой войной был в России, ездил по нашему Северу, и он жил в домах простого народа, в купеческих почти не жил, ему интересно было увидеть быт народа. Интересно его свидетельство, он говорит, что русский народ самый совершенный народ по своей внутренней доброте, теплоте, любви, состраданию, милосердию. «Я был бы счастлив родиться среди этого народа». А потом война, революция…

Я выезжал в начале 90-х годов в Германию, встречался там с немцами, и те говорят, что такой тяжелый, паршивый народ эти русские, что они не хотят с ними общаться. Я говорю: «Подождите, а как вы узнали об этом?» «Ну, вот ваши приезжают и как они себя ведут у нас…» Я говорю: «Ну, знаете, ведь о красоте русской песни судят не по тому, как вечером пьяные мужики под забором поют. И красота русского языка определяется не теми словами, которые пишут у нас на заборах. Это совершенно другая планка. У нас есть другие люди». Но действительно, русский народ изменился не в лучшую сторону. Чтобы изменить его в лучшую сторону, нужны усилия воли, труд со всех сторон.

Как-то один корреспондент задал мне вопрос: «Владыка, скажите, что должно произойти, чтобы наш народ пошел в храмы?» Я говорю: «Землетрясение, пожары, теракты, война». –  «Владыка, что Вы такое говорите?» – «Понимаете, не я говорю, я только цитирую не одного человека, а целый пласт людей, которые это выдали. Это народная мудрость: пока гром не грянет…» Он вторит: «…мужик не перекрестится». –  «Вот видите? Значит, для того,чтобы мы перекрестились, не манна с неба должна падать, а должно быть что-то такое, что нас встряхнет». Господь дает возможность нам прийти в себя. А придет человек в себя или нет – это уже зависит от человека, потому что он свободен.

– То есть причины все-таки внутренние, почему люди не ходят или не идут в храм?

– Причин очень много. Первая – конечно же, воспитание, человека так воспитали. А потом, есть такое понятие «ложный стыд». Действительно, как-то стыдно, мы стыдимся, мусульмане – нет, он идут в свои храмы. Я даже встречал одного священнослужителя, он рассказывал, что он стал христианином благодаря мусульманам. Служил в армии, и там были один или два человека, настоящие мусульмане, и они говорят: «Центральная составляющая – это твоя вера, это тот закон, который не прописан нашим военным уставом, это закон на всю жизнь, он дан нам с неба Богом, что это можно, а это нельзя, потому что это тебя разрушает. Вот ты крещеный?» Он говорит: «Да, крещеный». «А ты читал Евангелие, ходишь в храм?» – «Нет». – «Какой же ты тогда верующий? Ты не верующий. Вот мы ходим в храм, это выполняем, то выполняем. Так же нельзя, как ты. Ты только числишься. Мы с такими людьми опасаемся иметь дело. Если он Бога не боится, если у него нет внутреннего стержня, внутреннего закона, то это опасный человек». И он говорит, что задумался, почему он сам не молится, и стал молиться. И потихоньку, благодаря этому окружению, стал тем, кто он есть. Поэтому много составляющих, конечно.

И плюс то, что сейчас Святейший сказал, как работает СМИ. Часто слышишь, что человек зашел в храм, увидел бабушку, которая ему там что-то не то сказала, нагрубила, и он перестал ходить в храм. Я всегда говорю: «Вы зашли в больницу и встретили плохого врача, вы же с медициной не завязываете? Находите силы». А грех поражает всех, и нет такого, чтобы, условно говоря, вирус гриппа попал в больницу, летит и думает: «Так, это главврач – его не трогаем, это заведующий – тоже нет, а вот врачей и больных будем поражать». Грех приходит ко всем, и нет человека, который жив будет и не согрешит. Поэтому везде есть грех и везде есть покаяние.

Мне очень нравятся слова Иоанна Златоуста, когда он дает ответ, почему Господь поставил именно обычных людей, которые прощают и разрешают от грехов, а не ангелов. Он мог поставить ангелов, которые принимали бы людей, исповедовали, но он пишет: «Ангелы не выдержали бы, узнав о таких грехах, они возмутились бы и попалили этих грешников». А Господь поставил простого человека священнослужителем и попускает, чтобы этот священнослужитель впадал в такие-то грехи, чтобы он понимал других. Вот почему Господь попускает. Действительно, такой батюшка совсем другой.

Я знаю один такой приход, где батюшка выпивал, вел себя не очень хорошо, но он был сердечный и всегда говорил: «Простите меня, у меня есть грех, я говорю о нем; я иногда напьюсь как свинья, но всегда прошу у Бога и у вас прощения. Но у вас тоже есть грехи, вы приходите и кайтесь в них, что ж вы уперлись-то?» Народ любил этого батюшку, что он мог с человеком и заплакать, а сам был слаб.

Есть много всего, но это не причина не ходить в храм, если кто-то живет не так, будь то какой-то христианин, священник или епископ. Это всегда было. Христос говорит в Евангелии: «Чему они вас учат – выполняйте, но по делам их не поступайте». Поэтому чаще всего это наша гордость и леность.

Мне нравится генеральная исповедь Димитрия Ростовского. На первом плане он ставит грех гордости и тщеславия, мы все пропитаны этим, эгоизм оттуда идет. Церковь – это некий зал, где нужно тренироваться. И в фитнес-клубы людей не так много ходит. У меня есть один знакомый тренер, он говорит: «Спальный район – посмотрите, сколько здесь домов и сколько у меня людей». То есть то, что требует физического усилия, уже останавливает людей, а то, что требует внутреннего, духовного усилия, – это еще тяжелее. Христианство – религия сильных, потому что ты постоянно себя ограничиваешь. В храме нужно стоять, посты нужно соблюдать, фильтровать речь, мысли, дела, «накосячил» – подойди и попроси прощения. Как один говорит: «Я женился, жил как язычник, потом пришел к Богу. Как мне было тяжело у своей жены попросить прощения!»

– Вопрос телезрительницы: «Скажите, владыка, я правильно понимаю, что в последние времена не будет жертвы Тела и Крови Христовых? Правда это или нет? Правда ли, что в эти храмы нельзя будет ходить? Второй вопрос: я читала, что якобы настоящие храмы, где будет эта жертва Христова, будут как бы в потаенных местах, в пустынях. В общем, спрятаны от людей. Как христианам можно будет найти эти потаенные места, как это все будет известно настоящим, истинным православным христианам? Куда нам обращаться, чтобы была исповедь и причастие?»

– Вопрос действительно злободневный и волнует некоторых христиан. Хочется сказать следующее. Многие отцы Церкви пишут, что под конец все станет явным, то есть при антихристе будет понятно, кто он. Почему избранный еврейский народ вернется к своему Богу? Потому что он увидит, что это не Бог, и белое будет белым, а черное черным. Ведь не случайно Нил Мироточивый пишет о печати антихриста, что она будет ставиться после того, как человек уже отречется от Христа. Не будет того, что тебя обманули и поставили тебе печать, бесу нужна сознательная жертва, сознательное отречение. Даже в Ветхом Завете мы читаем: женщина, которую изнасиловали, не побивается камнями, она не виновата. Человек, которого обманули, не несет той ответственности. Печать – это следствие отречения, а не то, что ты будешь спать, а тебе ее поставят. А на печати будет надпись (пишет Нил Мироточивый) – «Твой есмь аз», то есть: «Я твой». И свидетельством того, что человек принял антихриста и отказался от Христа, будет эта печать.

Поэтому я с этим не согласен, что где-то будет потаенно и не будет вообще возможности христианам исповедоваться и причащаться. Это, может быть, будет совсем краткое время, а так без Тела и Крови Христовых мы не можем жить, не можем иметь в себе жизни настоящей, как сказано в Евангелии. И поэтому, конечно же, будут и Тело, и Кровь Христа Спасителя преподаваться, потому что народ невозможно до конца оторвать, какой-то краткий миг может быть, но он не повлияет на наше внутреннее состояние.

Хочу привести пример. На Соловках сидели люди, и, конечно, там у большинства из них не было возможности причащаться Тела и Крови Христа Спасителя, но Бог Свою Божественную благодать посылал им так явно и они столько испытывали мира, утешения, что потом, вернувшись, описывали это так: «Мы не переживали столько Божественной благодати, когда могли свободно участвовать в таинствах, сколько ее Господь нам давал там». Господь все видит и никогда не оставит человека, поэтому не бойтесь, это самое главное. Мне очень нравятся в Евангелии эти слова: «Не бойтесь».

– Владыка, что следует сказать человеку о храме, о молитве, чтобы ему захотелось идти в храм, молиться?

– Мне очень нравятся слова Макария Египетского. Это удивительный святой, его даже называли земным богом за его кротость и смирение. Он пишет: «Ты не умеешь молиться, и многие не умеют молиться; ты молись кратко, но часто». Действительно, надо, чтобы человек воздыхал от всего сердца. И храм – это место, где действительно Божественная благодать, как мы читаем в Киево-Печерском патерике, рекой идет, а когда ты дома, то она идет по капле. Понятно, что когда человек действительно нуждается в воде, ему нужно напиться, он идет к реке, к источнику. То место, где происходит особое облагодатствование человеческого естества, – это храм Божий. Это место встречи с Богом.

Позавчера мы слышали удивительное Евангелие о Закхее. Он встретился с Богом, и одна встреча изменила человека. Он стал примером не только для своего народа в то время, он пример для нас с вами. То есть он так воспринял Христа, что изменился. Главное, чтобы мы изменились. Ничто так нас не меняет, как храм Божий, храм перенастраивает наше сердце. Мы можем как-то настроить свой ум. Часто мы говорим: «Человек не в духе и в духе». Человек встал – он не в духе, не троньте его. То есть нет с ним духа Божьего, с ним другой дух. Изменить сердце, придать ему мирность, спокойствие, радость – это дело храма Божьего.

Я вспоминаю, когда я был в лавре (семнадцать лет прожил), приезжал один человек, который долго отсидел в тюрьме, потом пришел к Богу. Он с женой ругался, и вот он говорит: «Когда мы поругаемся, я сажусь в машину, еду в лавру. Молиться я и сейчас не умею, а тогда вообще, но я заходил в храм и становился в народ, стоял среди людей. И этот дух от них в меня проникал, я успокаивался, потом садился в машину и приезжал домой». А жена знала, что он раньше блудил, сразу обнюхивала его: «Ага, женскими духами не пахнет, помады нет, ничего нет. Где был?» Но все равно женское сердце чуткое. Жена чувствует, что из другого места он пришел. И потом она говорит: «От тебя каким-то прям добром фонит. Где ты был?» Потом, когда он признался, она сказала, что и она хочет в церковь, просила отвезти и ее. Видите, как меняет наше естество храм Божий.

Единственное, я всегда людям говорю: «Трудно отстоять всю службу, не насилуйте себя, через колено не ломайте, помните о законе постепенности». То есть постой сколько можешь, чуть-чуть себя утесни, заставь, но в меру; и выйди раньше из храма. Уже будет хорошо, чем ты будешь стоять в храме и думать о чем-то постороннем. Поэтому нужно найти свой храм, своего священнослужителя как своего врача, нужно найти, к кому располагается сердце, и всегда иметь поправку, что перед тобой человек, который тоже может быть инфицирован, только не гриппом, а более страшной болезнью. Эта болезнь называется грех человеческий. Поэтому нужно делать всегда поправку, и тогда все получится.

– Недавно в Москве прошли Рождественские чтения. Что важного было сказано на них о духовном состоянии и о нравственном просвещении нашего народа?

– Это целый доклад Святейшего. Он, конечно, очень удивительный и всегда направлен на духовно-нравственное совершенствование человека. И этот доклад лучше не пересказывать, а прочитать целиком. У нас сейчас все это доступно. Я хочу сказать о другом. Это уже, по-моему, XXV Рождественские чтения. Как народ к этому относится? Это самое главное. Действительно, когда мы собираемся вместе, чувствуется, что мы пришли на пасхальную службу.

Мне очень нравятся слова Игнатия (Брянчанинова), что по своему действию чтение святых отцов и житий святых (я уж не говорю про Евангелия) приравнивается к молитве, воздействует на сердце как молитва. Кому-то тяжело долго молиться, пускай он поменьше помолится, а прочитает что-нибудь из отеческого наследия. Это согревает сердце. И такие встречи, что мы ради Христа собрались, нас изменяют и настолько одухотворяют, что я стоял и смотрел: холодно, народ стоит в этой очереди, у некоторых уже зуб на зуб не попадает, но у всех торжественное настроение, и все приходят заранее. Я тоже пришел за полтора часа до мероприятия, мне просто хотелось пообщаться с людьми, очень многих знакомых встречаешь. И действительно, даже на свадьбе такого не бывает. Вроде бы свадьба – самая большая радость, когда ждут молодых…Такой радости не бывает, потому что это поверхностное, а здесь глубинная, сердечная, духовная составляющая. Народ очень любит приезжать, действительно мы соединяемся вместе ради великой цели служения Богу. А служение Богу не бывает без служения друг другу, своей семье, своей стране, своему народу. Там действительно люди патриоты, любящие свое Отечество.

Мне очень понравились слова Святейшего Патриарха. Он как-то сказал о том, что когда священнослужители выезжали в советские годы за границу (я тоже ездил пару раз, и нас инструктировали перед этим, чтобы мы себя «правильно» вели), за ними следили органы (когда даже не знали об этом), чтобы они были патриотами; и Патриарх говорит, что те, кто за ними следил, сами перебегали. То есть сколько этих людей («следаков») предали нашу страну, Отечество и убежали за границу! А из священнослужителей ни один не убежал за границу, когда выезжали туда. Почему? А потому что ты воспринял Бога и свою страну (наша страна – это данность) как родителей (их не выбирают).

У нас в Архангельске было такое: приехали немцы, у них была какая-то программа, они собирали детей и задавали вопрос: «За что вы любите своих родителей?» У нас один священнослужитель встал и сказал: «Вопрос неправильный. Родителей мы не выбираем, это данность, мы их обязаны любить. Если мы начнем вот так ставить вопрос и выбирать, значит, тогда можно перейти и поменять родителей, если кому-то не повезло». То есть не меняют родителей, не меняют страну, это наше Отечество. А почему мы так держимся за нашу страну? А потому, как писал Пушкин, «любовь к отеческим гробам, к родному пепелищу»… Это пепелище наполнено, как у нас в Архангельске, кровью, слезами, потом наших людей, которые жили там, которые были привезены, их расстреливали, убивали. Это действительно антиминс. Как можно уйти от святых мощей куда-то «на страну далече»? Они же наши помощники, защитники, молитвенники, они нам помогают. Я-то человек приезжий, южный, я из Воронежа, но я очень полюбил Север, потому что это действительно «русский дух и Русью пахнет». Я не променяю нашу страну, потому что здесь спасение, здесь Бог, здесь благодать.

– Вопрос телезрителя: «Есть такие высказывания, что революция произошла из семинарий. Как это понимать? Может быть, даже возразить? Подскажите, пожалуйста».

– А здесь не возразишь, это действительно факт. Мне очень нравятся слова  игумена Никона (Воробьева), он отвечает на вопрос, почему все так произошло. Во-первых, ушли в обрядовость. Обрядовость – это хорошо, но при этом должно быть за этим внешним главное, внутреннее. Матушка Арсения, настоятельница Усть-Медведицкого монастыря, говорила сестрам: «Почему вы не живете духовной жизнью?» И тогда некоторые сестры, живущие в монастыре, возмущались и говорили: «Как это мы не живем? Мы пришли в монастырь, отреклись от своей воли, сохранили девство, живем на послушании, ходим в храм и трудимся как пчелы, исполняем правило. Почему же мы не живем духовной жизнью?» Она говорила о большем: «Почему вы осуждаете друг друга, сплетничаете, питаете злобу, имеете памятозлобие?» То есть внутреннее делание ушло на второй план.

Большинство народа стало жить именно этой внешней, обрядовой жизнью: зайти в храм, совершить формальную исповедь, абы как причаститься. И человек не менялся при этом. Действительно есть такое состояние, о котором говорят: «Ни Богу свечка, ни черту кочерга». Вот в таком состоянии человек жил. И его легко обмануть, он сердцем не почувствовал Бога, в храме он Его не нашел, он шел туда по привычке.

Я вспоминаю одного известного священнослужителя, который писал в своем дневнике: «Зашел в храм, постоял на литургии (он пришел просто помолиться), решил две математические задачи». То есть человек даже не стесняется об этом писать. Но священнослужитель должен быть в первую очередь внутренним делателем.

Часто мы видим такое разделение: вот эти – священники, им так нельзя; а эти – монахи, им так нельзя. Мне нравятся слова Иоанна Златоуста, он пишет: «Мирянин от монаха отличается только одним: одному дано право иметь жену, а другому нет. А ты меня спрашиваешь, – продолжает Иоанн Златоуст, – а как же обеты? А я тебе скажу, что мы все эти обеты дали в крещении, сказав кратко: отрекаюсь от сатаны и от всех дел его». А здесь просто акцентирование на других обетах, которые есть, необходимы в данный момент, а так ведь отличия-то нет. Значит, мы все должны жить этой жизнью. Перестали жить внутренней жизнью – и внешняя жизнь вот к чему привела.

– Как с этим бороться?

– Вернуться опять к борьбе со страстями. Сейчас есть возможность про них прочитать, больше всего я рекомендую святителя Игнатия (Брянчанинова). Это просто какой-то огромный экскаватор с огромным ковшом, который всё вобрал в этот ковш, все драгоценные камни. Понятно же, что нужно бороться постоянно и постепенно. Ведь когда приходишь в фитнес-зал, сразу видишь, как девушка гантелями качает бицепсы. Говоришь: «И я хочу такие же». Отвечают: «Нет, нет, тебе еще рано, возьми вот эти маленькие». Великое начинается с малого.

Чуть-чуть молиться, но от всего сердца, не математические задачи при этом решать, как у нас часто получается: стоишь у престола Божия, и куда только мысли не унесут! Олег Газманов как-то пел песню: «Мои мысли, мои скакуны». Ох, какие скакуны! Как ускачут… Но что делать-то? Очень помогают труды нашего земляка Иоанна Кронштадтского. Он пишет про себя, зная, что это будет достоянием народа: «Прости, Господи, разозлился, разгневался на литургии, кадило не подал пономарь, я его осудил, потом пришел в себя: Господи, прости! От всего сердца возопил к Богу, и Бог простил». Так же и здесь.

То, что мы рассеялись, – это простительно, когда мы просим прощения у Бога: «Господи, прости, хотел помолиться, а вышло вот так». Как Иоанн Грозный вышел из храма и гордо произнес: «Как хорошо мы сегодня помолились»… А рядом Василий Блаженный тут же сказал ему: «Кто-то молился, а кто-то на Воробьевых горах охотился». И Иоанн Грозный опустил голову (другому бы голову отрубил, а тут он свою опустил), потому что понял, что этот человек его просканировал как рентгеном, увидел, где он был, а он действительно в мыслях охотился на Воробьевых горах. А если бы Иоанн Грозный сказал в конце службы: «Господи, прости меня гадкого, грешного мерзавца» (и вышел бы спокойно, и не говорил бы этих слов, как хорошо помолились), – Господь бы его простил.

Вот если бы фарисей в храме попросил прощения, что осудил, ведь он жил якобы праведно… Что было неправильно в фарисействе? Они законники, соблюдали больше, чем положено, но вот это лицемерие, внутренняя гордыня: «я лучше»… А если бы фарисей осознал и сказал бы: «Господи, я сейчас столько наговорил гадостей, прости меня, мерзкого», – он бы вышел оправданным из храма. Можно выходить из храма оправданным, а можно нет. То есть эта борьба со страстями показывает, что мы действительно никогда их не сможем победить своей силой, только с Богом, только на время. Чуть носик поднял – и опять в лужу. Поэтому внутреннее духовное делание – вот что должно быть, потому что нам «без Бога не до порога».

– Владыка, расскажите, как ведется духовно-просветительская работа в Вашей епархии?

– Она ведется так, как и везде. Все зависит от тех людей, которые этим занимаются, и у каждого свой талант. Я подхожу очень дифференцированно к людям, особенно к священнослужителям. У каждого свои таланты, и нельзя требовать того, чего у человека просто и не может быть. Люди делятся на «вагоны» и «локомотивы». Вагоны могут быть самые лучшие и дорогие (царский вагон был с золотом и стоил дорого), а локомотивы уже «зачуханные», старенькие, но без них никак. Хороший вагон так и остается вагоном: пока его не зацепишь, не потянешь, он не поедет.

– «Вагонов» много, а «локомотив» один.

– «Локомотивов» у нас тоже немало, но «вагонов» намного больше. Есть люди, которым Бог дал этот дар; неси тогда немощи других, тащи других за собой, не ругай их, благодари Бога и старайся нести слово Божие. Какие у нас проблемы? У нас огромная территория, и с дорогами совсем плохо, и климат тоже не сахар. И когда все это суммируешь, то понимаешь, почему люди уезжают. Но есть люди по-настоящему православные (степень нашего христианства у всех разная, нет такого, что поднимаюсь на тысячную ступень и там остался, вроде поднялся, а потом опять лежишь, это естественное состояние христианина), есть те, кто действительно борется со страстями. Они, как на Западе говорят, практикующие христиане (есть христиане, которые числятся, а есть те, которые действительно живут этой жизнью), и они в меньшей степени уезжают и покидают Север, стараются жить и приносить пользу своей земле.

И даже более того скажу: у меня есть священнослужители – жители Москвы, но они уехали из нее, имея квартиру, работу, блестящее образование, приехали жить и служить сюда и служат от всего сердца. Один из них, к сожалению, вчера вечером очень сильно заболел, и я сегодня имею возможность обратиться ко всем людям, чтобы помолились за раба Божьего иеромонаха Артемия, у него инсульт. Это человек, который полностью отдал себя Северу, и вот с ним случилась эта болезнь, он находится сейчас в реанимации, в Архангельске, поэтому я, пользуясь случаем, прошу: братья и сестры, помолитесь.

– Совсем скоро, 1 февраля, будет годовщина интронизации Святейшего Патриарха. Не могли бы Вы несколько слов сказать о вкладе Святейшего в духовно-нравственное просвещение народа?

– На моем кратком веку было три патриарха: патриарх Пимен, патриарх Алексий и Патриарх Кирилл. Как люди все разные, так и патриархи – все разные. Дело в том, что у Бога нет копий, Бог, как великий художник, творит оригинал. И каждый прекрасен по- своему, каждый отдавал всего себя народу, жизни Церкви.

Святейший Патриарх – это действительно такая глыба, такая личность, которая показывает нам всем пример. Человек отдает себя так, как никто другой. Я знаю конкретные вещи. Когда Святейший приезжал на Соловки, два раза на Сахалин, мне хотелось сказать: «Ваше Святейшество, хватит». Мне хотелось как-то изолировать его на час, на два, чтобы он подкрепил свои силы и потом опять пошел на служение. Он себя не жалеет. И Бог дал ему огромный талант, это действительно гений. Бог ему дал такое сердце, он так чувствует! Особенно когда с ним молишься (для того чтобы понять человека, нужно главное – вместе с ним помолиться)… Раньше так и было: приходил монах к другому монаху – а как узнать, в благодати человек или нет, еретик он или нет? Начинали вместе молиться. И ты чувствуешь тогда, легко ли тебе молиться: «Ой, как хорошо». Или же: «Нет, что-то не то с твоей душой, с тобой невозможно…»

Я вспоминаю один случай на Сахалине, мне было очень трудно, были сильные искушения. Я приехал в Великий пост на Крестопоклонной неделе и служил вместе с Патриархом. И вот после такой литургии, когда человек всего себя отдает, я почувствовал такую силу, что все эти искушения мне показались бурей в стакане. Я сразу вспомнил, как приходили древние монахи к старцам. Вот один пришел и молчит. Такой интересный случай описан в патерике. Ему старец задает вопрос: «А чего ты молчишь, ничего не спрашиваешь?» И тогда этот монах сказал: «Отче, мне достаточно смотреть на тебя». Действительно, достаточно бывает с человеком поговорить, пообщаться. Но гораздо больше ты воспринимаешь от человека (и лучше воспринимаешь самого человека), когда с ним служишь, молишься вместе.

Божественная литургия с Предстоятелем Церкви – это нужно только пережить. Поэтому, конечно, я Святейшего поздравляю и сочувствую ему, потому что это самый тяжелый крест. Крест Предстоятеля самый тяжелый, всей тяжести которого мы никогда не сможем понять, потому что понять можно тогда, когда это пережил. Мы это не переживаем. Как и я не понимал архиерейского служения, когда жил в этом аквариуме, в этой оранжерее, как пишет Игнатий (Брянчанинов): «Жизнь в монастыре – это жизнь в оранжерее, в теплице». А когда я попал в другую среду, я многое пережил, осознал и понял. И сейчас, когда я приезжаю в лавру (я ее очень люблю, это моя обитель, я ученик преподобного Сергия), встречаюсь с братией, некоторые вопросы я не могу им прокомментировать, я только говорю: «Братия, вы поверьте, что это так, а это так; то, что я пережил». Действительно, нужно пережить.

Поэтому Святейшему, конечно, очень сейчас трудно. Потому что ведь не было таких нападок на патриарха Алексия, он был больше в Церкви, а Святейший пошел в народ. Сколько к нему приходит людей! Он действительно проповедник. Я вспоминаю нашего покойного сахалинского губернатора Фархутдинова, когда он встретился со Святейшим один раз и послушал его. Настолько Святейший говорит от сердца, что пробивает все сердца! Наш губернатор вернулся из Москвы (а Святейший тогда был еще митрополитом) и говорит мне восторженно: «Владыка, давайте пригласим владыку Кирилла, он так проникновенно, правильно и просто говорит, что изменит сердца многих наших сахалинцев». Один раз человек пообщался с ним и сразу изменился. Невозможно дать того, чего у тебя нет. Пустоту, фальшь люди чувствуют, и наоборот: они чувствуют, когда человек отдает себя, чувствуют эту божественную благодать, которая даже с одного раза меняет сердце губернатора.

– Что все-таки обнадеживает в духовном состоянии народа? Какие есть светлые моменты?

– Обнадеживает еще то, что нас очень мало здесь, на русской земле, по сравнению с тем количеством наших замечательных людей, которые сейчас находятся там и они нас видят. Часто показывают фильмы про следователей, где есть стекло, через которое видно только с одной стороны, а с другой не видно. Мы как вот этот преступник, а с той стороны не один человек, не два – целый сонм святых угодников Божиих, которые день и ночь молятся за нас; и особенно это новомученики и исповедники Русской Церкви. Такого количества исповедников нет ни в одной современной стране мира, поэтому их молитвы всегда дойдут до Бога. И Бог создаст нам все условия для того, чтобы мы пришли и вернулись к Нему. Это самое главное. У нас есть будущее, и мы должны этим шансом пользоваться.

– Благословите наших телезрителей.

– Бог да благословит и помилует всех нас!

Ведущий Денис Береснев

Записала Елена Кузоро