Архипастырь. Координационный центр по противодействию наркомании

В екатеринбургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает епископ Каменский и Алапаевский Мефодий.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Владыка, благословите.

– Бог благословит такую непростую беседу – беседу о моем втором послушании. Первое послушание – это возглавление Каменской епархии, второе – работа в Синодальном отделе по благотворительности, где я с 2010 года возглавляю Координационный центр по противодействию наркомании.

– Насколько я помню, Вы еще с 1998 года начали заниматься реабилитацией наркозависимой молодежи на приходе. Почему Вы вообще начали тогда заниматься этой темой, этой проблемой?

–  С этой темой я познакомился чуть раньше, в 1991 году. Думаю, в начале девяностых с этой проблемой столкнулась вся церковная полнота Русской Церкви. Железный занавес был упразднен, государство, по сути, разваливалось, и пришла такая беда, как эпидемия наркомании. Понятно, что эти люди с какого-то момента стали искать помощи в Церкви, стали обращаться к священникам. Но я служил на глухом сельском приходе, поэтому, наверное, наркоманов никогда бы так и не увидел. Все-таки они больше обитают в мегаполисах, городах, в больших населенных пунктах.

Но промыслом Божиим к нам на приход приехали люди, которые занимались проблемой наркомании. Елена Рыдалевская как раз воцерковлялась и была участницей группы молодых людей, которые помогали наркозависимым. Она, Дмитрий Островский и Анатолий Ильичев стали приезжать на наш приход. Они воцерковлялись, потому что, занимаясь наркозависимыми, увидели, что Церковь оказывает серьезное влияние на них. Они хотели и сами точнее разобраться с тем, что такое церковная жизнь, и приезжали на наш глухой приход. Собственно, они и стали нам говорить о том, что такое наркомания. А потом, приблизительно через год, привезли и наркозависимых к нам на приход – так скажем, для знакомства с этой проблемой. Привезли их под присмотром. А еще через какое-то время нам надо было разобрать одну постройку. Рабочей силы не хватало, и пригласили (опять же в сопровождении) двух наркозависимых, которые помогли нам разобрать ее. Потом –  насколько я помню, в 1992 году, мы пригласили одного из этих двух ребят пожить к нам летом.

Конечно, мы относились к этим людям, как и большинство, с опаской. Мы поселили этого человека отдельно, в отдельном домике, дали ему плитку, он готовил на ней; как бы дистанцировались от него. Но на послушаниях в храме он был вместе с нами, трезвый. Он прожил с нами несколько месяцев, как некий паломник на нашем приходе. Тогда мы убедились, что на самом деле не так уж они и страшны. Его очень полюбили дети прихода, он с ними замечательно играл. Но когда приходил на исповедь, конечно, было что послушать, было чему ужаснуться. Конечно, это знал только я как духовник. На этом наше знакомство тогда и закончилось.

А 1998 год – действительно в каком-то смысле переломный год для нашей деятельности по наркозависимости. Вообще это год кризиса, как вы помните, был большой экономический кризис. Накопления моментально сгорели, остановился транспорт. Так случилось, что мы остались в нашем приходе почти без прихожан. Люди приезжали к нам на транспорте из ближайшего города, ближайших больших поселков. Но весь транспорт моментально умер, и у нас на приходе осталась буквально малая горстка прихожан, точнее прихожанок. Замаячила перспектива умирания прихода. Мне и моим послушникам, друзьям предстояло взять на себя заботу о храме – готовить дрова, убирать на территории и так далее. Но такая перспектива нас не очень вдохновляла: хотелось работать с людьми, быть пастырями, духовниками, а не истопниками и дворниками. Мы думали, как решить проблему. Вспомнили, что у нас на приходе были наркозависимые, с которыми можно общаться. Мы подумали, а почему бы не пригласить, так скажем, выздоравливающих наркозависимых на наш приход, чтобы они нам помогли в материальной жизни прихода, в работах, а мы бы помогли  им справиться с зависимостью. 

В это время Елена Рыдалевская как раз возглавляла достаточно известный центр под Санкт-Петербургом, который назывался «Мельничный ручей». Там наркозависимые проходили реабилитацию в течение трех месяцев, потом, по окончании, возвращались в город. Но в центре появился человек, который захотел поехать на приход после краткой реабилитации и познакомиться с православием. Он подошел к Елене и спросил, не может ли она его куда-то отправить. А мы в это время написали письмо, не могут ли они прислать к нам наркозависимого, чтобы он нам помогал.

Соответственно, пошло встречное движение, и этот человек к нам приехал. Он прожил у нас восемь месяцев, но теперь уже, в отличие от первого опыта, мы сразу решили, что это будет совершенно иначе. Мы приглашаем его не как некоторого трудника, который живет где-то на задворках прихода, а как послушника, который вместе с нами питается, живет, то есть это изначально новый брат. Это не какой-то реабилитант, а наш воспитанник. Когда он побыл некоторое время и мы увидели, что ситуация очень хорошая, пригласили еще одного, потом еще одного. То есть сложилась уже некоторая группа этих ребят на приходе. С этого, собственно, началось то, что мы впоследствии назвали реабилитацией. Это был 1998 год.

Надо сказать, что самый первый наркозависимый, который приехал из Питера в 1998 году, по окончании жизни с нами вернулся в Питер, защитил там кандидатскую диссертацию, потом докторскую. Он доктор технических наук. Преподает в Питере в очень престижном техническом вузе. Так что первый опыт был очень хороший.

– То есть, можно сказать, произошло чудо в жизни конкретного человека.

– Знаете, исходя из того, что было потом, я бы уже не называл это чудом. В этом есть некоторая закономерность. Когда происходит что-то из ряда вон выходящее, мы говорим, что это чудо. Когда выздоровление происходит в более чем половине случаев приезда на приход, на реабилитацию, о чуде, наверное, говорить не приходится. Все-таки это некоторый опыт работы прихода, Церкви с наркозависимыми.

Надо сказать, что наш опыт был не уникальным, хотя и немногочисленным. В тот период и другие приходы также начинали приглашать наркозависимых. Даже не могу сказать, что в 1998 году мы были первыми. В 1992 году, может быть, да. Тот опыт был одним из самых первых, знакомство с проблемой, с этой темой. А в это время, в конце девяностых – начале двухтысячных, уже целый ряд приходов начинает заниматься этой темой. Заниматься постепенно, все более и более погружаясь в проблему.

– Мы говорим о целом направлении деятельности Русской Православной Церкви – помощи наркозависимым. Если тогда, когда Вы впервые с этим столкнулись, это был некий единичный случай (в 1992 году), а потом уже начала формироваться некая система, то на сегодняшний день это целая программа, разработанное направление?

– Да, надо сказать, что это направление в 2010 году вышло на общецерковный уровень – когда в Синодальном отделе было выделено направление по работе с наркозависимыми, противодействию наркомании. За это время, за шесть лет, сделано очень много. Количество центров за это время практически удвоилось. Если к 2010 году их насчитывалось около сорока (приходов, общин, центров, где работали с наркозависимыми), то сейчас их почти восемьдесят. Цифра заметно увеличилась. Сделано очень много, но мне хотелось бы поговорить об этом во время следующих встреч. А сейчас очень важным мне кажется поговорить о самой наркомании.

– Очень важно вообще понять, кто такие наркоманы.

– Да, кто они такие, почему мы этим занимаемся, что это за люди. Очень важно понять не только почему мы им помогаем, но и можно ли им помочь на самом деле. Потому что по этому поводу существуют разные мнения. Есть большая мифология, которая сложилась вокруг наркомании. Надо сказать, что помогать наркозависимым исправиться, перевоспитаться, так скажем, вылечиться настроена не очень большая часть наших граждан. Большинство все-таки настроено на то, что этих людей надо изолировать, поражать в правах, наказывать. То есть, по сути, предлагается не система поддержки, а система наказания, которая, к сожалению, у нас в стране очень успешно реализуется в ХХ веке, – система наказания, а не система помощи. Проблема в том, что наркозависимые чувствуют это жесткое отторжение общества, потому они, в общем-то, до последнего прячутся, не идут за помощью, в том числе не идут за помощью в Церковь. Когда приходят, бывает иногда слишком  поздно, хотя на самом деле помочь можно любому человеку, было бы его желание. Но об этом отдельно.

Все-таки кто такие наркоманы в первую очередь – преступники или несчастные люди, которые попали в беду? Я думаю, что справедливо отчасти и то и другое. Да, преступники, потому что само употребление [наркотиков] – это в любом случае связь с преступным бизнесом, с наркобизнесом, взаимодействие с ним. Даже получение наркотиков не происходит легальным образом (кроме, конечно, случаев медицинского диагноза, медицинского употребления наркотических средств). То есть наркомания – это всегда некоторый криминал, больший или меньший. И часто очень жесткий криминал. А с другой стороны, в эту ситуацию, в эту беду люди погружаются постепенно. Не сразу приходят к этому, а начиная, по сути, с малого, не с преступления. Иногда с некоторого интереса.

Кто такой наркозависимый? Когда люди начинают употреблять наркотики и почему, в каких семьях? Употребляют или пробуют наркотики впервые, как правило, еще дети – 10,12,14 лет. Если человек употребляет в это время алкоголь, даже пиво, от него пахнет. Если более крепкий напиток – его как минимум покачивает, он совершенно неадекватно себя ведет, это слишком заметно. Понятно, что он напрашивается на ремень, на наказание. Это могут увидеть преподаватели в школе, воспитатели, родители. Но когда человек начинает пробовать наркотик, у него также происходит изменение сознания, а вот физически заметить это бывает крайне сложно. Да, ребенок ведет себя немного необычно, но это и без наркотиков происходит время от времени – при определенном возбуждении и так далее.

Поэтому понять сложно. Человек может употреблять в течение многих лет, а ближние, семья могут об этом просто не догадываться. То есть наркомания – это латентная, скрытая болезнь, скрытая от всех. Тем более что права ребенка у нас в государстве очень строго охраняются, поэтому без разрешения родителей вообще невозможно, скажем, протестировать ребенка.   А родители либо боятся этого теста (ведь что делать, если он вдруг окажется положительным), либо просто утверждают, что в их семье такого быть по определению не может. К сожалению, может. Исходя из личного опыта могу сказать, что наркозависимый может появиться в любой, самой благополучной семье. Вот от этого зарекаться практически невозможно, как невозможно, согласно пословице, зарекаться от сумы и от тюрьмы. От наркомании, наркозависимого в кругу ближних зарекаться еще более безнадежно.

– Все-таки наркомания – это заболевание? Это ведь целый комплекс, который включает в себя и физическую зависимость, и какие-то психические расстройства.

– Наркомания  – это сложное явление. Церковь свое мнение по этой теме уже ясно выразила в концептуальном документе об участии Русской Православной Церкви в реабилитации наркозависимых. Там написано, что наркомания – это и грех, и болезнь. И то и другое. Нельзя свести ее ко греху, преступлению или только к болезни. Это и то и другое вместе. Поэтому проблема наркомании, к сожалению, просто не решается. Это биологическое, социальное, психологическое, духовное явление вместе. Соответственно, и работать над этой проблемой даже отдельного человека приходится целому кругу специалистов.

Что я еще хотел сказать о наркомании… Действительно, наркоман – это не какой-то нравственный урод. С тех пор как мы занялись этой темой в 1998 году, через наш приход прошло уже около двух сотен наркозависимых ребят, которые жили у нас подолгу (полгода, год, полтора, три). За это время, пока я был настоятелем, да и сейчас, эти наркозависимые, которые на исповеди говорят страшные вещи, нас ни разу не обокрали. У нас не было ни одной драки на приходе между ними или еще с кем-то. То есть все-таки я бы не преувеличивал греховность этих людей. Когда они собираются спасаться, когда ищут помощи, это люди, с которыми вполне можно взаимодействовать, можно жить вместе, не особенно запирая двери (как, собственно, мы особо их и не запираем у себя на приходе). Это очень важный момент. В конце концов все-таки я пришел к выводу, что наркоманы – это наши украденные дети, которых можно вернуть. Наркоманы – это наши украденные дети, как бы это ни звучало.

В конечном итоге в том, что произошло, виноваты не они одни. Виноваты и взрослые. Мы сами в какой-то степени в той ситуации, которая происходит с молодежью, с наркотизацией,  во многом виноваты. По крайней мере, на суде своей совести мы не сможем сказать, что мы совершенно чисты в этой проблеме.

– Если говорить о помощи наркозависимым, чуть ранее вы говорили, что большинство нашего населения к этой помощи в принципе не готово. К счастью, есть люди, которые могут и даже знают, может быть, как это сделать. Так вот одно дело – мочь что-то сделать, а другое – нужно ли это. Вообще для самих наркозависимых. Многие люди говорят: да, я могу чем-то помочь, но для другой стороны это не требуется. Нужна ли эта помощь?

– То есть наркозависимые помощи не просят, правильно я понял?

– Нужна ли помощь им, потому что помочь им можно…

– Этот вопрос очень открытый – можно ли им помочь, излечима ли наркомания. На самом деле многие считают, что наркоман всегда наркоман, что наркотик умеет ждать. В общем, это тоже относится к мифологии и к догматике этой проблемы. Действительно, можно ли им помочь? Помочь можно, потому что не только наши церковные центры – светские центры, центры, работающие по методике Миннесоты, работающие по методике терапевтического сообщества, оказываются нередко очень эффективными. То есть цифра, что в устойчивую ремиссию уходят до 50% и даже более того, в общем-то, показывает это, об этом свидетельствуют все эти методики. Если работа проходит компетентно, квалифицированно. Поэтому помочь можно.

Но излечима ли наркомания? Здесь ответ двоякий: и да, и нет. С точки зрения медицины, с точки зрения, скажем, высшей нервной деятельности человека, когда человек достиг некоторой степени наркотической зависимости, стал больным наркоманией,  у него в организме происходят необратимые процессы. Действительно, происходит некоторый слом, так что человек этот уже с точки зрения медицины навсегда больной, неизлечимо больной. Но с другой стороны, эту болезнь можно купировать, то есть можно так себя вести, что эта наркотизация, наркотики станут неактуальными. Они просто будут находиться вне жизни человека. Он может их обходить, обходить психоактивные вещества (наркотики, алкоголь), и тогда он ничем не отличается от здорового человека.

Да, бывает иногда тяга ко греху, к употреблению. Но у любого человека есть тяга страстная – есть тяга к блудной страсти, тяга к жадности, эгоизму, гневу и так далее. По сути, все страсти в нас живы в той или иной степени. Но мы как-то с этим живем, не даем им нами обладать, совершать страшные преступления, движимые этими страстями. Мы не говорим, что мы больны. С точки зрения богословия – да, все мы больны изначально после грехопадения Адама. Но если говорить о некоторой норме, то мы не считаем себя больными людьми, если не совершаем страшных преступлений или если, скажем, у нас нет реальной психической патологии. Также наркозависимый в этом смысле может считаться вполне здоровым. С этой болезнью можно жить, преодолеть ее и быть здоровым человеком. То есть наркомания и излечима, и неизлечима одновременно, просто смотря в каком смысле мы об этом говорим.

– У нас есть первый звонок от Александра из Иркутска: «На Ваш взгляд, какой срок реабилитации (а после – ремиссии) необходим человеку алко- или наркозависимому для восстановления душевно и физиологически, чтобы он окреп? Какую практику после реабилитации человека Вы применяете, как его направляете, как работаете? Поделитесь, пожалуйста, опытом.

Я звоню Вам потому, что у нас здесь тоже есть реабилитационный центр, я его посещаю, общаюсь с реабилитантами. Я сам не проходил реабилитацию, пришел к Богу, когда сидел в лагере. Я бывший зависимый, просто когда сидел в лагере, пришел к Господу. Когда я уже освободился, познакомился здесь со священником, стал прихожанином храма, в котором он является настоятелем и настоятелем реабилитационного центра. Делюсь своим опытом, общаюсь, помогаю людям, в том числе знакомым, где-то тоже освобождаются. Но все равно спотыкаются опять, направляю их…»

Здесь сразу несколько вопросов.

– Спасибо, Александр, я так понял, что у Вас действительно целый комплекс вопросов. Хотел сказать, что такое реабилитация с нашей точки зрения. По сути, реабилитация очень похожа на то, к чему призвал Господь – покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное. Реабилитация, которая противостоит этому заболеванию, – это, по сути, перевоспитание. То есть так воспитать (или перевоспитать) человека, чтобы, живя с этой болезнью, он в нее все-таки не впадал, чтобы не было рецидивов заболевания. Как жить с этой болезнью и не срываться вновь и вновь. Поэтому реабилитация по большому счету никогда не заканчивается, так же как никогда не заканчивается покаяние. Это некоторый рост – рост в трезвости.

С какого-то периода действительно срывы становятся реже или вообще прекращаются. У некоторых прекращаются сразу после реабилитации и их больше никогда не бывает. У некоторых бывают, а потом, через какое-то время, люди крепко встают на ноги и живут дальше без рецидивов наркотизации. Поэтому окончания я бы не назначал. Есть некоторая перспектива шествия в вечность. По большому счету, после того как происходит реабилитация, где-то в реабилитационном центре, происходит период возвращения в социум, ресоциализация, как мы говорим, затем происходит сопровождение человека по жизни. Человек приходит, как Вы, к какому-то священнику, а священник помогает ему жить трезво, вне греха – не только этого греха, но и вообще вне греха.

То есть можно говорить о Церкви как о системе сопровождения в Царство Небесное, в том числе и сопровождения людей, которые впали в зависимость от психоактивных веществ. Поэтому можно сказать о начале реабилитации, некотором обращении, но трудно сказать о конце. Так же как трудно сказать, когда человеку надо прекратить работать над собой, заниматься собой. Можно сказать, никогда. Да, действительно, многие люди просто живут на самотек. Но если мы христиане, то на самом деле мы постоянно занимаемся самовоспитанием, стараемся совершенствовать себя в исполнении воли Божией. Это процесс, который не кончается.

А период, достаточный для того, чтобы войти в устойчивую ремиссию, у одного человека один, у другого – другой. Но даже если человек спотыкается и до конца жизни, все равно нельзя сказать, что он потерян для Бога и для жизни. Такое тоже иногда случается, человек периодически срывается, но потом встает, идет дальше. По сути, мы так и спасаемся. Как говорил один святой, мы идем к Богу не от победы к победе, а через поражения – все равно встаем и идем дальше. В этом смысле не надо отчаиваться, даже если вдруг споткнулся. Отчаяние в таких случаях просто говорит, что у нас есть гордость и недостаточно смирения. Надо, начав, идти дальше по жизни, постоянно понимая, что мы всегда можем споткнуться. Могут споткнуться даже те, кто никогда не спотыкался. Кто-то спотыкается в своей жизни в первый раз. Даже наркозависимый в какой-то момент впервые в жизни споткнулся. Потом еще раз, потом еще, а потом просто по самые уши влез в эту проблему, тяжело заболел.

– Наш постоянный зритель Михаил Лукашкин спрашивает в социальной сети «ВКонтакте»: «Насколько убедительно в глазах наркозависимого человека выглядит язык Церкви, ее примеры и предлагаемые жизненные обстоятельства? Или они сами приходят к вере и готовы принять ее постулаты?»

– Надо сказать, что Церковь, конечно, в каком-то смысле не является общиной для всех. Только часть населения действительно является церковной. Если мы говорим о нашей церковной методике, она связана с тем, что мы, как я говорил, принимаем людей в свою церковную общину. Приехал наркозависимый – мы его приняли как брата, как воспитанника, как соработника, и в самом процессе приходской жизни он перевоспитывается. Конечно, с ним идет отдельная работа по зависимости, мы понимаем его проблему, стараемся с ней работать, но в целом это не какой-то отдельный брат, это процесс общего воцерковления.

К нам приходили и некрещеные люди. Мы, собственно, не настаивали, чтобы они приняли веру глубоко, но в любом случае мы должны были создать некоторые принятые у нас правила, иначе просто невозможно принять человека в общину, в сообщество. То есть он должен следовать каким-то правилам. Но когда все вокруг в церковной общине ходят на молитву, участвуют в таинствах, соблюдают пост, слушают определенные проповеди и так далее, человек не может не увлекаться. Бывает, дурной пример заразителен, но так же заразителен и пример благочестия, как написано: «с преподобным преподобным будеши, с избранным избран будеши, а со строптивым развратишься». Это совершенно справедливо. Поэтому когда к нам приходят за помощью, мы принимаем человека вне зависимости от того, какова была его прежняя жизнь, если он соглашается с набором правил, без которых мы просто не можем принять его. А уже потом, как показывает практика, по крайней мере в пределах церковной общины, все они постепенно воцерковляются.

– Вопрос от телезрительницы Аллы из Московской области: «Могу ли я как мать что-то сделать для своего сына, если вижу, что он только начинает, но мне очень страшно. Он не считает себя зависимым, говорит, что просто пробует, что это в любой момент…»

– Понятно, в любой момент прекратит.

– Телезрительница: «Но я просто боюсь за него и не знаю, как ему помочь. Спасибо Вам большое».

– Думаю, что прежде всего необходимо постараться с этой проблемой прийти к духовнику. У нас есть возможность прийти на консультацию, если Вы в Московской области, конкретно к нам в Координационный центр. Здесь более подробно постараются разобраться с Вашей конкретной ситуацией. Но очень важно не думать, что если есть проблема в семье, тем самым семья уже как-то виновата. То есть не надо брать на себя грех, что Вы виноваты в том, что он это делает. Надо освободиться от этого чувства вины, но при этом разобраться в том, что такое, собственно, зависимость, немножко разобраться в этой проблеме.

Есть такие книги, которые говорят о семейной болезни созависимости, то есть о том, как это проявляется в самой семье, нет ли с Вашей стороны каких-то поводов, которые провоцируют его на наркотизацию или потакают его наркотизации. Потому что  прямые уговоры или речи оказываются бездейственными. Может быть, следует сделать что-то иное. Но я думаю, что есть возможность обратиться в наш центр. Можно позвонить по телефону, договориться о конкретной встрече с нашими сотрудниками, которые с Вами пообщаются. И конечно, возможно поговорить с ним самим, если он не будет отказываться от этого общения.

– Сообщаем для наших зрителей адрес сайта: http://www.protivnarko.ru, телефоны горячей линии: 8-968-712-30-30, 8 (499) 704-61-69, куда можно позвонить тем, кто столкнулся с такой проблемой. Там направят и подскажут, куда двигаться дальше.

– Более того, я могу сказать, что можно позвонить по этим телефонам из любой точки России и получить телефонную консультацию. Тем более что у нас по России есть немало консультационных кабинетов, где проходят встречи и с наркозависимыми, и с родственниками, где работают специалисты. На нашем сайте есть информация о том, где находятся такие центры и кабинеты по всей территории России, в каких епархиях, указаны местные телефоны, туда тоже можно обратиться за советом, помощью, поддержкой. Но в принципе, можно звонить нам по указанным сейчас телефонам и с помощью наших сотрудников приступить к решению этой проблемы, которая вдруг возникает.

– Чуть ранее Вы говорили о способах навязывания и убеждения от близких. Это нехорошо, вредно и для организма, и для психики. Это может встретить негативное восприятие человека, который в той или иной степени уже зависим. А вообще если человек понимает, что в его семье с близким что-то не так, начинает подозревать, что он употребляет какие-то вещества, с чего начать? Что в этом случае действенно, какие могут быть первые шаги у такого человека?

– Первые шаги – это попробовать восстановить контакт с человеком, который начинает пробовать наркотики. Родительский контакт, к сожалению, бывает, утрачивается на долгие годы. Надо постараться найти его, понять проблему, из-за которой это происходит. Может быть… даже не может быть, а скорее всего обратиться за поддержкой к тем, кто компетентен в этой теме и может дать какие-то практические советы именно в результате собеседования с человеком. Потому что когда долго беседуешь с человеком, начинаешь понимать как духовник его проблемы, где он совершает ошибки. Но надо сказать, что ошибок, может быть, особо никаких и нет. Не всегда можно помочь человеку, но стараться помочь, конечно, необходимо. Это тоже один из аспектов.

В отдельных случаях, если есть сомнения, можно предложить пройти тестирование на наркотики. Это тоже возможно, но здесь, конечно же, нужен очень глубокий такт, потому что иногда неаккуратное предложение может разорвать и тот контакт, который еще может оставаться.

– Разорвать его полностью.

– Да, разорвать окончательно. Так что вопрос действительно непростой, он скорее экзистенциальный. Иногда поступают жестко, иногда мягко, иногда подсказывает интуиция. Здесь необходима молитва. Молитва в каждом конкретном случае – что Бог подскажет. Когда человек приходит к священнику, к духовнику за советом и помощью, духовник тоже не выдумывает ответ. Он молится, слушает ответ, который приходит к нему на сердце от Бога. Конечно, он вникает и в то, что говорит человек. Сострадательное сердце зачастую находит ответ, но в любом случае отчаиваться не стоит. Отчаяние, паника нисколько не помогают делу.

Как правило, не помогают семейные сцены – наоборот, усугубляют проблему. Все-таки если мы столкнулись с проблемой, надо в ней сначала немного разобраться, а потом действовать уже более выверенно, аккуратно, с привлечением, может быть, друзей этого человека, его авторитетов, если такие есть. С Божьей помощью. Все-таки каждый конкретный случай требует внимательной работы.

– Если говорить  о молитве, Александр Смирнов в соцсети «ВКонтакте» спрашивает: «Разрешается ли молиться за наркозависимых крещеных людей об избавлении от этой дури, кому молиться, или это уже бесполезно?»

– Молиться никогда не бесполезно. Это во-первых. В любом случае молиться полезно. Сказать, что есть какие-то особые молитвы… Да, есть прошения, которые утверждены даже Священным Синодом на день памяти усекновения главы Иоанна Предтечи, есть чин молебна о страждущих от наркотической или алкогольной зависимости. Конечно, можно молиться Богу, святому, ангелу-хранителю этого человека, чтобы он его наставлял, хранил и поддерживал. В любом случае молитва – это, конечно, вмешательство Бога в ситуацию. Вмешательство Бога может быть очень спасительным.

С другой стороны, надо понимать, что и Бог в отношении человека действует по каким-то правилам. Он не нарушает свободы человека, его выбора. То есть если человек упрется, то в каком-то смысле бессильным становится и Сам Бог – бессильным нарушить Свои собственные правила по отношению к человеку.

– В этом вопросе говорится именно о крещеных людях. Думается, помолиться в келейной молитве можно и обо всех.

– Я думаю, помолиться можно обо всех. Конечно, нельзя совершать литургийное поминовение, скажем, на проскомидии, но даже на литургии, на ектеньи, во время литургии оглашенных, вполне можно поминать любого, даже некрещеного человека. Первая часть литургии так и называется – литургия оглашенных, когда люди, еще не крещенные, находятся вместе с верующими в храме. О них, конечно, происходит молитва, а потом, согласно древнему канону, они исходят из храма, когда служба приближается к великому входу.

– Есть еще один звонок, Евгений: «Во-первых, с днем памяти апостола Фомы. Я хотел бы спросить: человек возвращается после реабилитации, там он был в определенных условиях, огражден. А когда снова возвращается в эту бурную жизнь, какие главные вещи нужно сделать для него, чтобы он снова не сорвался?»

– Это очень хороший вопрос, отчасти специфический. Хотел чуть-чуть на нем остановиться. Наркозависимый человек подготовился к выезду в реабилитационный центр, приехал туда (или в какой-то приход, монастырь), прожил там полгода, год, полтора. Конечно, жизнь в монастыре, на приходе структурирована, она в каком-то смысле безопасная.

– Становится понятной, да?

– Безопасной, там, по сути, все за человека решено. Он живет в рамках некоторого распорядка, кругом его если не совсем праведники, но все-таки благочестивые люди, поэтому здесь он находится в защищенной среде. Когда он возвращается, то он должен навыки, приобретенные им на приходе, как-то реализовать в том месте, где он жил и даже наркотизировался, то есть вел совсем другой образ жизни. Иногда, конечно, человек возвращается в другой город и там начинает с нуля. Это нужно для того, чтобы выбрать, вернуться в другой город или уехать куда-то дальше. Это представляется рассуждению самого человека и также его духовника, наставника.

Но вот человек возвращается в город. Что ему надо решить? Ему надо решить вопрос трудоустройства (на что-то он должен жить), вопрос жилья (снимать отдельную комнату, как снимать, будет ли он жить с родителями), вопрос взаимоотношений с родителями, потому что пока он проходил реабилитацию, родители помнили его наркоманом, употребляющим, они не знают его в новом качестве, не готовы его принять, относятся к нему как к вернувшемуся наркоману. Психологически это почти всегда так. Поэтому эта встреча может нанести серьезную травму человеку. Родителям, даже если с ними занимались, необходимо какое-то время привыкания к наркозависимому человеку в новом качестве.

Потом, когда он уезжал, он был, в общем-то, в состоянии заморозки, потому что наркотик – это, как правило, некоторое вещество, которое снимает, устраняет боль. Он, будучи глубоко больным, в состоянии такой анестезии, уехал и не чувствовал боли. По возвращении ему надо еще восстановить здоровье, на это тоже нужны силы, время. Затем ему надо найти новых друзей, потому что с прежними общаться нельзя. А хорошие, добрые друзья, как правило, были в период наркотизации потеряны. Значит, надо восстановить отношения с добрыми друзьями, с прежними, ведущими здоровый образ жизни, и разминуться, найти способ ходить мимо прежних друзей, так чтобы они сразу отстали. Иногда они встречают с распростертыми объятиями и дозой. Первая бесплатная, конечно, по традиции.

Затем, если он воцерковился, надо там найти приход, куда он будет ходить. Бывает очень сложно найти духовника. Привык к одному, и найти себе другого отца бывает очень сложно, потому что все духовники друг от друга в той или иной степени отличаются. Тем более городские священники, как правило, крайне заняты и не могут зачастую уделять должного внимания. А многие из них и не знакомы с темой зависимости, могут дать недолжный совет. Все эти проблемы даже на одной руке не умещаются, чтобы их перечислить. Каждая из них может спровоцировать срыв. Поэтому, когда человек возвращается, мы понимаем, что необходим некий промежуточный этап – «дом на полпути», центр ресоциализации. Например, то, что мы делаем в Москве, что делается в Питере, в некоторых других местах. Человек приезжает на так называемую адаптационную квартиру, которая уже снята, получает там жилье.

– То есть некоторые проблемы уже решены.

– Да, жилье уже есть. В первое время он не платит за квартиру, потому что еще никуда не устроился. Ему помогают устроиться на работу. Он еще не находится в тесном взаимодействии с родителями, но встречается с ними, приходя к себе домой, и они также приглашаются на эту квартиру, где общаются не только со своим ребенком, но и со специалистами, которые подсказывают, как правильно себя с ним вести сейчас, в новом качестве. Специалисты помогают человеку найти приход, дать добрый совет. Духовник, который окормляет эту квартиру, может дать добрые советы в отношении поиска духовника. Как правило, духовник знает духовенство своего города. И так далее. Там ему могут помочь решить проблемы со здоровьем в этот период. В конце концов, на этой же квартире он может найти новых друзей, первых друзей, которые также занимаются этой проблемой, знают ее и настроены жить трезво. И конечно, сотрудники этого заведения. То есть процесс постепенно происходит.

Практика показывает, что когда человек ресоциализируется посредством этого «дома на полпути», этой квартиры, срывы происходят в два раза реже. Эффект выхода в ремиссию значительно повышается, чуть ли не вдвое. Помогает решить все эти проблемы в данный период. Период этот длится около полугода, по необходимости может и дольше, человек и целый год может жить в адаптационной квартире, в «доме на полпути».

– То есть в случае, если человек не может попасть в такое адаптационное место, то хотя бы нужно близким постараться создать для него такие условия, когда ему (по крайней мере, первое время) не потребуется решать вопросы, где жить, что есть и где взять деньги?

– Конечно, надо понимать проблематику. По крайней мере, он должен быть к этому готов. В любом случае хотя бы частично эти проблемы желательно решать. Конечно, то, что имеется в Москве, Питере, есть пока что не во всех больших городах, мегаполисах. Но мы стремимся к тому, чтобы такие квартиры открывались как минимум во всех мегаполисах на территории России.

– В завершение программы еще раз напомним зрителям сайт: http://www.protivnarko.ru, куда они смогут зайти и, может быть, найти для себя ответы на возникающие у них вопросы, а также телефоны горячей линии, куда можно позвонить. Может быть, там вас направят в какой-то конкретный реабилитационный центр, помогут в конкретной жизненной ситуации.

– Да, помогут начать решать эту проблему.

– Благодарю Вас за эту беседу. Надеюсь, что мы эту тему затронем не единожды, потому что, к великому сожалению, это в некоторой степени бич нашего времени. По некоторым данным,  миллионы человек в нашей стране страдают такой зависимостью.

– Порядка семи-восьми миллионов пробуют наркотики, а около двух с половиной миллионов являются наркозависимыми.

– Поэтому тема важная и нужная.

Ведущий Дмитрий Бродовиков
Записала Маргарита Попова