Вопросы веры. 13 апреля 2023. Собор пензенских святых. Священномученик Василий Смирнов

Если говорить о священномученике Василии, то, как и о многих других новомучениках нашей Церкви, информации о нем крайне мало?

– Не только информации о нем мало, мы до сих пор не имеем его изображения. И тот образ, который у нас изображен на иконе Собора Пензенских новомучеников, – это портрет его брата. В ходе работы над его биографией мне удалось найти потрет и другого, младшего брата Петра, а изображения самого Василия Сергеевича так и нет у нас. Поэтому, конечно, сведений было крайне мало. Собственно, поскольку он священник, есть клировые ведомости, есть какие-то формуляры. Вот и все сведения, которые были до революции. А после революции добавились рассказы, воспоминания и дела НКВД, допросы. Но опять же протоколы допросов составлялись следователями, которые обязаны были найти факты для обвинения, то есть найти состав преступления. А что на самом деле говорил Василий Сергеевич и что  в итоге было записано в протоколах – это все на совести следователя. Это достаточно шаткие факты, но других нет.

Поэтому приходилось пользоваться и биографиями, и какими-то свидетельствами священников, которые рядом с ним были, биографиями его братьев, а это была большая и очень достойная семья. Собственно, даже дату его рождения мы не знали точно, их было две.

– Получается, до вас кто-то занимался этой темой, исследовал его биографию?

– Конечно. Прежде всего это церковные историки Сергей Зилев и Александр Игоревич Дворжанский, которые составили вместе с отцом Владимиром Клюевым эту замечательную красную книгу, мартиролог «Праведной верою жив будет». И вот там были сведения о Василии Сергеевиче, те, которые из клировых ведомостей и из следственных дел НКВД. Но это всего лишь половина столбца. От этого пришлось отталкиваться – и дальше уже быть в свободном плавании.

Но, надо сказать, удалось найти довольно много. И главное – в итоге получилась история не только самого Василия Сергеевича, но и история его отца, который был убит 25 февраля 1918 года. Как сам Василий Сергеевич говорил, он был убит большевиками, то есть фактически был чуть ли не первой жертвой из числа пензенских священников. Он был убит за то, что выступал против советской власти.

А дальше уже судьба самого Василия Сергеевича. Его старший брат Николай, с которого и писана икона Василия Сергеевича, служил в Тамбовской епархии. Он 10 лет отсидел в лагерях. Василий Сергеевич-то был расстрелян, а у его брата было 10 лет лагерей. Он отсидел почти весь срок, вернулся, продолжил стезю священника  и потом стал духовником Тамбовской епархии, дослуживал  уже в главном соборе Тамбова.

Следующий брат Дмитрий младше Василия Сергеевича на 1 год и 8 месяцев, то есть фактически они вместе росли. Он окончил краткосрочные курсы и добровольцем ушел на Первую мировую войну.

Еще один его брат, Александр, тоже ушел добровольцем, был ранен в Брусиловском прорыве, и, комиссовавшись по ранению, он стал священником.

Две сестры Василия Сергеевича вышли замуж за священников. И, наконец, самый младший брат, Петр Сергеевич, до революции 1917 года не успел окончить Пензенскую семинарию, где он учился. Он не стал священником, а стал заслуженным учителем России, был директором школы №4.

– Откуда родом Василий Сергеевич?

– Теперь мы знаем это точно, потому что мы наши метрику. Василий Сергеевич родился 2 декабря 1889 года в семье священника. Он родился в селе Казеевка, где его отец был настоятелем Варваринского храма. До недавнего времени от этого храма были только руины, но уже в последнем номере «Епархиальных ведомостей» есть информация о том, что храм в Казеевке начал восстанавливаться. И именно потому, что этот храм связан с рождением и первыми тремя годами жизни священномученика Василия, потом его отец получил новое назначение. Поэтому храм там сейчас восстанавливается, это большая радость.

Затем семья уехала в Салтыково, там тоже сохранились руины храма; может, он тоже будет восстановлен. Детство его прошло в Салтыково, и детство, как у всех священнических детей, было типичное. Он очень рано оставил семью, потому что поступил в Пензе в Тихоновское духовное училище, затем в семинарию. Еще когда он учился в духовном училище, у него умерла мать, отец остался с детьми мал мала меньше. У них всего было 10 детей, но двое умерли во младенчестве, осталось восемь детей. К тому времени самостоятельным уже был только один, а остальные учились, и все они выучились. Их выучил отец.

После семинарии Василий Сергеевич собирался жениться, поэтому он получил назначение псаломщиком в Чембарский Покровский собор. Года не прошло, как он женился на Ольге Михайловне Добровольской и получил назначение в Куликовку. В Куликовке он прослужил почти два года, без двух месяцев. Там сейчас стоит памятный крест с табличкой, что на этом месте был храм, где служил священномученик Василий Смирнов.

А дальше отец Ольги Михайловны, жены Василия Сергеевича, по болезни оставил свое место служения в селе Вражское, и муж дочери, как это часто бывало, перешел служить в этот собор. И вот так Михаило-Архангельский собор села Вражское стал постоянным местом служения Василия Сергеевича.

В 1917 году грянула революция. Василий Сергеевич был последним священником этой Вражской церкви, ее закрыли в 1931 году в связи с тем, что там не стало священника, а священника там не стало потому, что его в 1930 году два раза арестовывали.

В 1919 году Василия Сергеевича арестовали в первый раз, это был арест за набатный звон. А в 1930 году его арестовали снова. Арестовали уже за сопротивление постановлениям советской власти и невыполнение заданий советской власти. В переводе на русский язык это называлось невыплатой налогов. Мы все знаем, что у священников, как правило, были большие семьи, матушка нигде чаще всего не работала, она была при семье, и если церковь закрывалась – они все по миру ходили. Но тем не менее их облагали очень большим налогом, который они выплатить не могли, и за это их арестовывали.

Правда, если, кроме налогов, никаких больше наветов не было, их довольно быстро выпускали, и Василия Сергеевича тоже выпустили быстро, он просидел всего два месяца. Тут можно сказать, что за многих священников суммы их налогов вносили прихожане, они сами их собирали. Может, и у Василия Сергеевича так случилось, мы этого не знаем. Его выпустили, но только до конца года. 25 ноября 1930 года его второй раз за год (и третий раз по общему счету) снова арестовали.

На этот раз его арестовали, уже на основании свидетельских показаний, за контрреволюционную деятельность, которая заключалась в том, что он агитировал против колхозов. И он получил 10 лет лагерей, отбывал срок в Беломоро-Балтийских лагерях, видимо, на строительстве канала. Там он приобрел специальность фельдшера, и, видимо, не совсем тяжело ему там жилось, возможно, он работал где-то при лазарете, при госпитале. Скорее всего, он хорошо себя зарекомендовал, достойно трудился, потому что, не отбыв полного срока, весной или летом 1935 года он возвратился уже в Пензу. В селе Вражское в 1931 году все закрылось, и он об этом знал, ему совсем некуда было возвращаться.  

В Пензе жила его семья, у него в 1922 году родилась дочь Татьяна, а в 1924 году – сын Александр, и жена его жила с детьми. Кроме того, мы знаем, что в Пензе жил его брат Петр Сергеевич, который в это время работал учителем. Итак, Василий Сергеевич приехал в Пензу. В 1930 году он был в официальном разводе с женой. Из следственного дела мы знаем, что он в 1930 году разошелся с женой, видимо, после второго ареста, перед ссылкой. Потому что автоматически его жена стала бы женой врага народа, ей было бы негде работать, а у нее было епархиальное образование. Конечно, с таким епархиальным образованием в школу учителем ее не приняли, и в документах написано, что дети находились на иждивении отца, Василия Сергеевича, до его ареста. И этот формальный развод давал возможность Ольге Михайловне где-то работать, она работала санитаркой в больнице. Скорее всего, они и жили вместе, хотя официально у Василия Сергеевича было два адреса. Один – это адрес, где жила бывшая жена с детьми, где он бывал. И второй адрес – там, где была его квартира.

И вот, вернувшись в 1935 году в Пензу, он часто бывал в храме святителя Митрофана Воронежского, это был единственный незакрытый храм, потому что там с 1936 года находилась кафедра епископа Пензенского Феодора, в миру Василия Алексеевича Смирнова, его однофамильца. Он был посвящен в сан епископа и стал епископом Пензенским Федором, а его кафедра находилась при единственной незакрытой церкви, и, естественно, все священники собирались там, это было местом их встречи и обмена новостями. 

Епископа Феодора и Василия Сергеевича арестовали практически вместе, с небольшой разницей во времени, они проходили по одному делу. По свидетельским показаниям, якобы Василий Сергеевич служил в храме и его даже в алтаре видели, но они оба это упорно отрицали.  Их знакомство нельзя было отрицать, но Василий Сергеевич говорил, что приехал в Пензу для того, чтобы прививать от оспы, потому что в церковь ему было нельзя.

Тем не менее в 1936–1937 годах, когда пошла очередная волна арестов и когда уже по второму разу арестовывали тех, кто ранее был арестован, – в эту волну арестов опять попал Василий Сергеевич. Про него уже все было известно. Надо сказать, что его арестовали в октябре 1936 года в Свищевке, он туда уезжал от Горздрава по делам дезинфекции. Он ареста ждал, его арестовали 23 октября и оттуда повезли сразу на допрос. А 20 октября, зная, что его нет дома, у него на квартире произвели обыск. Он был готов к обыску, потому что единственное, что там нашли, – это книжку по истории коммунистической партии 1925 года издания. Больше ничего там не нашли. А вот когда пришли уже в семью жены, туда, где жили его дети, – там нашли 19 Требников, книг служебного содержания, то есть было совершенно ясно, что он практиковал как священник. Там нашли Библию, его переписку, но все было так аккуратно, что эта переписка никак в допросах и в деле не фигурирует, то есть даже в его переписке ничего не могли найти. Все, что не было нужно, он уничтожал сразу. Человек был крепкий, знал, чем он занимается, и знал, что ему грозит. И никого не подвел.

Вот так, в октябре, его привезли из Свищевки, устроили допрос, и еще один допрос был через три дня, 27 октября, а потом до середины января никаких допросов у него не было, но в это время активно допрашивались свидетели. Так получилось, что Василий Сергеевич появился в Пензе именно в 1935 году, вслед за ним появился там и будущий епископ Феодор, в 1936 году, во время его посвящения во епископы, в Митрофаниевской церкви собралось много священников, и повторно арестованных священников чекисты стали объединять в контрреволюционную организацию.  А это уже было очень серьезно, потому что если за единичные контрреволюционные выступления тогда давали 10 лет исправительно-трудовых лагерей, то за контрреволюционную организацию по закону – уже статья 58-11, а это смертная казнь.

Так вот, чтобы отличиться, чекисты стали из этого дела раздувать контрреволюционную организацию. Эти документы сейчас невозможно читать. Там же должны были быть организаторы, они должны были вербовать, а люди с трудом вымучивали свидетельские показания о том, что якобы два раза в год они с Василием Сергеевичем встречались на улице, на Пасху, и Василий Сергеевич какие-то вел разговоры о том, что советской власти жить недолго, что скоро должна напасть фашистская Германия и Япония, а мы здесь якобы должны подняться навстречу фашистской Германии…

И вот на основании этих абсолютно вымученных, лживых показаний их судили. На очной ставке епископ Феодор ничего не говорил ни о каких организациях, потому что их и не было. Василий Сергеевич сам никого поименно не называл, и только когда следователь напрямую его спрашивал, знает ли он такого-то, который показал против него,  он говорил, что он с ним встречался, они вместе учились в семинарии. То есть человек был предельной идеологической крепости, предельной собранности и хладнокровия, предельной смелости и знал, на что шел.

В итоге все-таки контрреволюционную организацию им вменили в приговоре. Их проходило семь человек, в их числе был еще один священномученик, Гавриил Иванович Архангельский. Но контрреволюционную организацию вменили только Василию Сергеевичу и епископу Феодору, он ее как бы возглавлял, а Василий Сергеевич был у него на подхвате и активно вербовал. И это все было настолько шито белыми нитками, что когда это обвинение перед заседанием суда ушло в спецколлегию в Самару (центр в 1930-е годы был в Самаре, Пензенской области тогда не было), проверяющий прокурор написал, что этого не может быть, потому что обвинение не доказано. На что последовал протест, что все очень хорошо доказано, а сам прокурор не туда смотрит и не так мыслит. Все эти люди с октября 1936 года сидели в тюрьмах, и тогда было решено все-таки назначить суд, этапировать их всех в Самару и там, прямо в ходе суда, подтвердить или опровергнуть обвинения в контрреволюционной организации, а эти обвинения влекли за собой смертный приговор, расстрел.

Заседание областного суда было назначено, по-моему, на 7 августа, а 30 июля появляется знаменитый Приказ НКВД № 00447. Согласно ему, всех вредителей советской власти нужно уничтожать, потому что обстановка в мире очень серьезная, наша страна одна воюет против всего мира – и нечего с этими людьми возиться, что-то там выяснять. Их нужно уничтожать, чтобы они не стояли на пути у советской власти и народа, который строит социализм и коммунизм. И понятно, что не было уже никаких заседаний с разбором виновности. Утверждают тот приговор, который есть, никуда их не этапируют – и 4 сентября 1937 года Василия Сергеевича, епископа Феодора (Смирнова) и Гавриила Ивановича Архангельского расстреливают. Сохранились документы о том, что приговор приведен в исполнение. В Пензе их расстреляли. Именно поэтому 4 сентября – это день памяти епископа Феодора (Смирнова), Гавриила Ивановича Архангельского и протоиерея Василия Сергеевича Смирнова.

– Если вернуться к его родственникам, его братьям, Вы говорили, что Петр Сергеевич мог с ним встречаться. А нет никаких воспоминаний, оставленных самим Петром Сергеевичем? Может, его детьми, его близкими?

– О детях Петра Сергеевича мы ничего не знаем. Мы знаем о его жене, она тоже была учительницей школы №4. Мы знаем, что у самого Василия Сергеевича было двое детей. Дочь Татьяна вышла замуж, сменила фамилию – и потерялась навсегда, это участь родственников-женщин. А сын Александр, 1924 года рождения, отца видел считанные месяцы. Он родился в 1924 году, первые шесть лет он жил с отцом. В 1930 году отца два раза арестовывали, значит, хорошо, если сын его видел полгода. Затем, в 1935 году, отец возвратился, и буквально через год с небольшим его опять арестовали, и уже безвозвратно. То есть он отца больше по рассказам и картинкам знал. А были ли эти картинки, раз мы до сих пор не нашли ни одной фотографии?..

Причем Александр рос как сын врага народа, и тем не менее в 1942 году его призвали в армию, он отлично служил, его имя даже есть на портале «Подвиг народа». И с того же места и в то же время призывался и Петр Сергеевич. Виделись ли они на этом призывном пункте? Знали ли они друг друга? Александр без единой царапины, с медалью «За отвагу» прошел всю войну. Вернулся живой, без ранения – а дальше он пропал. Если бы у него фамилия была какая-нибудь редкая… Но фамилия Смирнов – это почти как Иванов. И зовут Александр Васильевич…

Из всех родственников прослеживается только линия Николая Сергеевича, никаких других линий мы не знаем. Родственники не знали о Василии Сергеевиче ничего. Они знали только, что кто-то в их семье, кажется, был расстрелян или раскулачен. Мы знаем, что у Василия Сергеевича был убит отец. В 1936 году, совсем перед расстрелом священномученика Василия, один из свидетелей в своих показаниях сообщил, что Василий Сергеевич говорил ему, как весной 1936 года к нему приехали крестьяне из Салтыково и сказали, что когда они разрывали могилу батюшки (я так думаю, что клад искали, ведь на батюшке крест серебряный был, а время-то было страшное, голодное), то обнаружили его останки нетленными. Через 18 лет после смерти! И Василий Сергеевич этому свидетелю сказал тогда, что его отца расстреляли большевики, но он настолько был крепкий, что и мощи его нетленные. И он сам такой же крепкий. И он всегда подчеркивал, что ни лагеря, никакие другие превратности судьбы его не изменят. Отсидел – и вернулся с теми же самыми убеждениями.

Может, что-то из этого и знали потомки Николая Сергеевича из соседней Тамбовской губернии. Но когда вернулся из лагерей Николай Сергеевич, он не стал бы, конечно, тут же выяснять, кто еще из его родственников сидел. Он был тогда тише воды, ниже травы, чтобы опять под арест не загреметь, время-то было дикое. А вот когда уже все можно было расследовать – кто бы ему об этом сказал?

Знал ли что-нибудь Петр Сергеевич? Не уверена. Они ведь просто ушли – и сгинули. И родственникам, когда они пытались добиться правды, просто ничего не говорили. Мы сейчас, конечно, тоже мало что имеем. Те документы, которые первоначально были раскрыты (и мы, слава Богу, успели ими воспользоваться для составления мартиролога), сейчас уже не все доступны. Слава Богу, было время, когда ими можно было воспользоваться.

Все было сделано для того, чтобы от этих людей ничего не осталось, чтобы родственники ничего не знали, потомки о них ничего не знали. Эту нормальную человеческую память из рода в род, память о потомках – убили на корню. Потому что если бы ребенок проболтался, что у него дед где-то сидел в лагерях, то хорошо, если бы просто для беседы пригласили… А то могло и по-другому закончиться… Обрубали память. Советская власть стремилась сделать все, чтобы от этих предельно стойких, верных присяге, долгу, своим убеждениям, Богу, Царю и Отечеству людей только пыль осталась. И что мы теперь имеем? Восстановление храма в Казеевке, поклонный крест в Куликовке, сохранившийся храм в Салтыково...

Жаль, что не получится сейчас внести в список священномучеников и отца Василия Сергеевича, потому что мы имеем единственное свидетельство о нетлении его мощей. На основании одного свидетельства невозможно ничего сделать, доказать ничего нельзя, но раз слух такой был – он же на пустом месте не рождается. И получается так: есть икона, есть день памяти 4 сентября, есть день памяти 12 июня, есть Собор Пензенских святых. Не получилось ничего у советской власти.  Оказались правы люди, которые из пыли, из праха, как феникс, возродились. А богоборческая власть со своим огромным репрессивным аппаратом ничего не смогла сделать.

– Спасибо большое, Лариса Викторовна, за очень интересный и содержательный рассказ о житии священномученика Василия Смирнова.

Автор программы Наталья Зыкова

Записала Полина Митрофанова