Свет невечерний. Светлый двойник Церкви. Проповедь архимандрита Саввы (Мажуко)

В Символе веры мы поем за каждой литургией, что исповедуем веру в Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь. Четыре эпитета, определения Церкви: единая, Святая, Соборная, Апостольская.

Если говорить об Апостольском статусе Церкви, то понятно, что Церковь происходит от апостолов, мы стараемся подтвердить апостольскую преемственность и даже идентичность наших взглядов, нашего богословия. Церковь Соборная потому, что собирается вместе; это не какая-то отдельная элитарная группа богословов или особых священников. Святая она не потому, что мы все святые, а потому, что Глава Церкви – Христос – Свят. Едина Церковь потому, что она едина с Господом, она – единый организм.

Каждое из этих четырех определений, с одной стороны, что-то проясняет, с другой – как-то озадачивает, потому что вызывает массу вопросов. Один из самых важных вопросов – вопрос единства. Когда мы говорим, что Церковь Единая и Соборная, то как это понять: она едина и в то же время собирается? Этот статус, это определение звучит не только в Символе веры, но и в церковных молитвах как призыв. То есть мы сами признаем, что единство и соборность – это некоторая задача; это не просто данность, дар, но задача, к которой нас Господь призывает.

Вот мы зашли в храм, началась литургия. Диакон на мирной (или великой) ектении молится и призывает нас, как участников литургии (а каждый христианин именно таким участником, активным деятелем является), помолиться о том, чтобы в мире был мир: о мире всего мира, благостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех Господу помолимся.

В этом призыве заключены три прошения. Первое прошение: о мире всего мира. В греческом тексте слова звучат так: «Хюпэр тэс эйрэнэс». Слово «эйрэнэс» (греч. εἰρήνης) говорит о внутреннем покое, умиротворении. О мире не как совокупности разных людей, мнений, политических устройств, предметов или же небесных тел, а о мире как внутреннем покое, который мы ищем, об умиротворении. Мы просим умиротворения всему космосу. Первое прошение по-гречески звучит так: «Хюпэр тэс эйрэнэс ту сюмпантос косму». Греческое слово σύμπαντος (σύμ – приставка, παν – корень слова) означает «всё». Например, в слове «паноптикум», которое мы употребляем в русском языке, есть этот корень, и слово означает: видеть всё, оптика всего, зрение всего. «Косму» – «космос». То есть мы просим Господа о том, чтобы мирное, тихое и безмолвное житие распространилось на весь мир. Не только (что очень важно отметить) на православных людей, не только на тех, кто исповедует Символ веры и принадлежит к православной традиции, а вообще на всех людей, даже на все живые существа, на весь космос. Если хотите, можно сказать, что это пожелание, чтобы и кометам хорошо леталось, и инопланетянам (если они есть) жилось хорошо.

Я, конечно, шучу, но доброе христианское сердце мыслит именно так – чтобы всем было хорошо. Христианин в своем правильном развитии приходит к тому, что теряет способность желать кому бы то ни было зла; и это нормально. Поэтому мы хотим умиротворения, спокойной жизни всему космосу.

Второе прошение уже касается Церквей: «Эустатхейяс тон хагион ту Тхеу Экклесион». Тоже знакомые слова. «Эустатхейяс» (греч. εὐσταθείας) – означает «твердость, постоянство», что мы переводим на русский (или славянский) язык как «благостояние». Чтобы была прочная жизнь. У кого? «Тон хагион ту Тхеу Экклесион». «Хагиос» – святой, «экклезиа» – Церковь. «Тхеос» – Господь (отсюда происходит известное слово «теология»). То есть во втором прошении диаконского призыва мы просим прочного, благополучного, спокойного, крепкого жития Божиим Церквам, общинам.

Третье прошение диаконского призыва многих смущает: «Кай тэс тон пантон хэносеос». Тоже знакомые слова, хотя звучат не очень привычно. «О соединении всех» – так это прошение звучит в славянской версии. Часто спрашивают, что здесь имеется в виду. Дело в том, что это прошение многозначно, потому что относится к разным уровням нашего человеческого опыта. Церковная община, которую мы обычно называем приходом, на самом деле не есть какое-то монолитное единство; это, если хотите, ансамбль (или хор, оркестр) небольших общин.

Например, в нашем монастыре тоже есть прихожане. Я не люблю слово «прихожане», скорее – наши братья и сестры. Они живут в мире, дружбе, мы всех любим, но это группы, которые представляют собой дружеские круги. Например, дружеский круг просфорной (тех, кто работает в просфорне). Дружеский круг тех, кто увлечен пением; тех, кто увлечен благотворительностью. Эти дружеские круги имеют иногда возрастную окраску. Например, сверстник тянется к сверстнику, и это естественно. У древних греков была даже такая пословица: сверстник радуется сверстнику. Это разные дружеские круги, но они представляют собой Единую Церковь. Ни один из этих кругов не может узурпировать право называться Церковью, мол, мы более продвинуты, читаем богословскую литературу, лучше разбираемся в теологии, а все остальные – чернь. Нет, так мы не можем сказать. Но это приходской уровень.

Если же говорить о всецерковном уровне внутри Русской Церкви, то здесь есть определенные проблемы, навязанные в том числе извне. Сейчас у современного человека совершенно не вызывает сомнения формула противопоставления народа и власти, например. Мы говорим: вот народ, а вот власть; они друг друга не понимают, у них есть некие сложности, между народом и властью идет война. Есть церковная община, а есть церковная система, есть церковные функционеры. Есть страна, народ, а есть государство. Мне кажется, это разделение (или различение) верно отчасти, только в своей технической части.

Да, есть люди, которые занимают руководящие посты. Есть бюрократия во всех сферах нашей жизни – без этого никак нельзя, потому что по-другому люди пока еще не научились выживать. Существует государственная система, система внутри учреждений, в том числе внутри церковных учреждений. Есть церковные институты. Но когда мы абсолютизируем это разделение, то всплывает такое определение, которое впервые высказал Сергей Фудель: «темный двойник Церкви». Есть Церковь, община, верующие люди, новомученики или борцы с режимом, борцы с церковной системой. А есть «темный двойник Церкви»: те люди, которые на самом деле не Церковь вовсе, они просто носят митры, крестятся очень усердно, носят белые платочки, а на самом деле они никакая не Церковь, потому что как-то не так просвещены.

Я, конечно, сейчас очень сильно упрощаю, но мне хотелось бы, чтобы мы поняли неправильность этого взгляда. Почему? У Церкви, безусловно, есть проблемы. У разных церковных общин между собой есть недомолвки, потому что одна община идет за таким-то протоиереем, а другая окормляется у другого батюшки, и между ними периодически происходят какие-то пикировки. Может быть, по-человечески это даже и нормально, но все это возможно на едином фундаменте церковной жизни; это очень важно понимать.

В юнгианской психологии есть такое понятие: «архетип тени». Если очень сильно упростить, то можно сказать, что у каждого человека есть тень, его темное «я», где сосредоточены все отрицательные импульсы души (это, конечно, сильное упрощение, но примите хотя бы так): «я» завистливый, мстительный, обидчивый... и много-много других вещей, более глубоких, для которых даже подходящих слов не находится.

Так вот, психологи этой школы говорят о том, что не нужно с тенью бороться. Для того чтобы исправить свои дурные навыки, исправить свою жизнь, нужно сначала признать эту тень частью себя, признать, что это мы и есть. Для того чтобы исправлять ошибки Церкви, церковного руководства, церковной общины, нужно признать, что это часть нашего церковного организма. Не говорить, что это не Церковь, а какой-то, понимаете ли, темный двойник. Не критиковать государство и не говорить, что мы – страна, народ, а они – ненастоящие. Нужно начинать именно с единства, с того, что это – часть нас.

Этот митрополит, который нам не нравится, или церковная структура, или эти чиновники – это часть нас. Для того чтобы исправить эти ошибки, нужно сначала принять это как часть моего тела, моего организма. Простым отсечением, люстрациями или другими радикальными мерами это не исправляется, потому что в нас это все живет. И в первом критике, когда его поставишь на пост руководителя, вдруг проявляются те же самые черты. Потому что в нас это живет.

Поэтому Церковь и призывает нас не делиться, не разделяться, а боль и ошибки своих близких, членов нашей Церкви, наших братьев и сестер во Христе, какие бы должности они ни занимали, принимать как свои ошибки и начинать их исправление внутри себя. Потому что сейчас это проявилось в нем, а во мне дремлет только потому, что у меня нет власти, может быть.

Конечно, я сильно упрощаю, но это то, над чем следует много думать, размышлять, погружаясь в тот мир, к которому Церковь призывает. В мир не как в мирскую суету, а в то покойное, мирное молитвенное состояние, без которого совершенно невозможно понять ни себя, ни близких, ни церковную жизнь. Не разменивать себя на суету бесконечной критики, укоров, взаимных обид, зависти, раздражения, демонстрации своей обидчивости или несогласия. С внутреннего мира следует начинать путь к тому единству, которое звучит в церковных молитвах как задание, задача, как благая цель.

Записала Нина Кирсанова