Свет невечерний. Понять свою судьбу

В декабре 1922 года его (с супругой и детьми) выслали из страны. Сначала он оказался в Константинополе, потом в Праге, а в 1925 году переехал в Париж. Почти двадцать лет – с 1925 по 1944 год – он отдал парижскому Свято-Сергиевскому православному богословскому институту, который собрал гениальных беженцев из России, выдающихся богословов, историков, философов. Отец Сергий был деканом богословского факультета.

Более двадцати лет, проведенных на чужбине, наложили отпечаток на мысли отца Сергия Булгакова. Ключом к его богословию, как я думаю, являются его автобиографические воспоминания, в которых он с каким-то особым чувством настоящего глубокого мыслителя размышляет о корнях человеческого рода, о том, что человеку нельзя без родной почвы. Он об этом говорит не как лирик, не как философ (хотя чувство ностальгии давно монополизировано именно поэтами, философами, писателями), но как богослов. И для нас это очень важно; нам очень интересно богословски осмыслить чувство родной земли, родных могилок.

Отец Сергий Булгаков родился в крошечном городке Ливны Орловской губернии. Там протекает маленькая речка Сосна. Город простой, рядовой, пыльный. В своих воспоминаниях отец Сергий говорил, что там особенных красот не было, но при этом он постоянно мыслью возвращался к Ливнам. Это говорил человек, живущий в Париже! Париж – это же мечта любого интеллигента, культурно развитого человека. Это же центр мира. В начале XX века Париж еще оставался центром моды, центром философии, центром науки, центром антиковедения и многих других вещей. Но, находясь в Париже более двадцати лет, отец Сергий почему-то все время думал о Ливнах, о городке, в котором даже показать нечего. Там остались какие-то маленькие полуразрушенные храмы. Что же в нем было такого особенного?

Отец Сергий говорит, что человеку очень важно поддерживать связь с родной почвой. Как он говорит, это момент самопознания. Мы не можем себя понять и познать, если не поймем и не примем свой род, свою историю, свою почву. Это очень хорошо понимают люди, которые эмигрировали (даже в наше время) в более развитые страны, а потом вдруг сидят на антидепрессантах, не понимая, что с ними происходит. Ведь есть такая странная манера (даже у современных молодых людей, которые, казалось бы, должны быть более развиты, чем их предки) – стесняться своего происхождения, своей фамилии, своей семьи, своего рода. Но как бы мы ни прятались от своего рода, он все равно в нас остается, и его нужно правильно понять и принять. О чем и говорит Сергий Булгаков.

В классической литературе есть образ, который, мне кажется, наиболее ярко, выпукло, пластично передает эту идею. Это образ Энея, который спасает из горящей Трои свою семью. Это очень красивое и трогательное место из большой поэмы Вергилия, где сам Эней, свидетель и участник этих событий, рассказывает со слезами на глазах, как горела Троя. Когда читаешь, такое чувство, что ты сам присутствовал при этом пожаре; ощущение, что теряешь собственную семью. Без сердечного сокрушения невозможно читать эти строки.

У Вергилия образ принятия судьбы своего рода, своих предков и включение ее в свою судьбу изображен в виде Энея, который бежит от пожара, неся на плечах своего отца Анхиза и держа за руку своего сыночка Аскания. Сзади плелась жена, которую он все-таки потерял. Но это уже частности римского мировосприятия и самого стиля этой поэмы.

Сын на своих плечах выносит из пожара отца, а отец держит в руках святыни семьи, к которым сын не дерзает прикоснуться. У Вергилия это тоже подчеркивается, потому что Эней только что сражался, держал в руках меч. И он говорит отцу: «Возьми родные пенаты, я не могу к ним прикоснуться, потому что только что пролил кровь». Хотя это кровь врага; кажется, он совершал священное бранное дело, защищая свою землю, свой род. Но он понимает, что убивал людей, проливал кровь, поэтому не смеет прикоснуться к святыне. Это тоже интересная черта – здоровая интуиция людей древности, которую мы, по-моему, начинаем забывать.

Сын, который несет на плечах своего отца, – это образ, который показывает судьбу каждого из нас. Мы несем в себе своих предков, свою страну, свою почву, на которой мы выросли. Мы, как деревья, в буквальном смысле растем из родной почвы, вбираем ее в себя. Поэтому люди, даже не искушенные богословием, философией или другими гуманитарными сферами знания, чувствуют, что нужно возвращаться к родным могилкам, нужно обязательно принять свой род. Пусть даже ты в большой обиде на отца, на предков; может быть, и родина с тобой поступила не совсем красиво и тебе за нее в каком-то смысле бывает стыдно, но это часть тебя, и ты не можешь с этой частью сражаться. Если ты ее правильно не примешь (как себя самого, как свою часть, как свой портрет, свой профиль), ты не сможешь понять себя, свои желания, свою судьбу, не сможешь понять, куда идти и что дальше делать.

Я из этого делаю очень простые выводы. Мне кажется, что только в редких случаях нужно разрешать себе отрываться (даже физически) от своей почвы. Ведь родина, родная земля обладает удивительным даром – она лечит человека, залечивает его раны. Я считаю, что свободное путешествие в другие страны, особенно с целью создания семьи, сродни суррогатному материнству, когда женщина рожает для другой страны, другой нации человека, который уже не является частью ее семьи по большому счету. Но это уже другая история, о которой нужно говорить отдельно.

Образ Энея, который выносит на плечах отца, – это иконическое, если хотите, изображение, над которым следует поразмышлять, пытаясь осмыслить свою судьбу, судьбу своего рода, все то, что мы в своем роде и своей семье ненавидим. Тем не менее это часть нас, мы все равно это несем, это все равно в нас есть. И нужно научиться с этим жить, понять это и принять как часть себя, чтобы понять, куда идти, понять свои желания и свою судьбу.

Записала Нина Кирсанова