Свет невечерний. Осколки рая

Однако люди, которые переживали войны, революции, эпидемии, бедствия, иногда в своих дневниках благодарили Господа за то, что Он дал им жить в интересное время. Вот именно такие строки написал в своих мемуарах великий русский писатель Константин Георгиевич Паустовский. У него есть огромная книга (в ней больше тысячи страниц, она состоит из шести частей), которую он посвятил своей жизни и попытался вспомнить все мельчайшие подробности того, что он пережил. Этот удивительный по проникновенности текст потрясает каким-то нечеловеческим скоплением бедствий, которые выпали на долю одного человека. Тем не менее в каком-то смысле это исповедь поколения.

Константин Георгиевич родился на изломе эпох, застал жизнь дореволюционной России, видел волнения, которые предваряли семнадцатый год, видел первую русскую революцию, был свидетелем разговоров и споров, которые кочевали между людьми просвещенными, интеллигентными, между русскими писателями, студентами, гимназистами, к которым он сам в юности относился. Он был участником Первой мировой войны, видел жуткие вещи, которые тогда происходили: эпидемии, голод, зверства. Он встретил русскую революцию, волнения в Москве в семнадцатом году. Все бедствия Гражданской войны прошли у него перед глазами вместе с голодом, эпидемиями, разбоем.

Он путешествовал по стране, и у него есть очень интересная зарисовка о жизни в Москве в первый год после революции. Тяжелое, сложное свидетельство о том, в каком состоянии находился город, как люди еле таскали ноги от голода, не могли ни на что опереться, как не хватало тепла, света, электричества. Он описывает, в каком состоянии были городские улицы: грязь, бесконечное хамство, разбой, убийства, кровожадные нападения на поезда. И в этом ужасе жила русская столица. Это было время, когда люди перестали доверять друг другу даже внутри семьи. Разлад происходил внутри родов, семей: между мужем и женой, между отцом и детьми. Часто бывало так, что на баррикадах или на фронтах Гражданской войны отец стрелял в сына из соседнего окопа, брат шел на брата. И в этом нечеловеческом напряжении очень важно было найти хоть какой-то островок человечности, на который можно было опереться.

Константин Георгиевич рассказывает, что в Москве в эти жуткие годы он находил время, чтобы замечать, как цветет липа, какой задорный дождик прошел по улицам. Он пишет, что ему было тоскливо от того, что никто не видит этой красоты, было чувство, что небо и цветы обижаются на людей из-за того, что те их не замечают.

Он находил время и силы в этот голодный год выходить в Ноевский сад, откуда открывался вид на старую Москву. Там еще сохранились остатки старинной оранжереи, в которой трудились несколько старичков, которые из любви к искусству поддерживали жизнь экзотических растений, выращивали цветы, несмотря на то, что все вокруг говорили: «Зачем это? Цветы – это пустышка; лучше бы пшеницу где-нибудь посеяли, хлеб вырастили, чтобы людям было что жрать». Такая была грубость и простота нравов, доходившая до жестокости.

А старичок-смотритель и две старушки продолжали с упорством подвижников выращивать гвоздики, розы. Может быть, цветы были хилые и совсем неуместные в это тяжелое время, тем не менее они ими любовались и, как своему другу, приятелю и вдохновителю, дарили их иногда молодому человеку, Константину Паустовскому.

Паустовский говорит, что он стеснялся нести цветы через голодную, жесткую, ожесточившуюся Москву, боялся ехать с букетом в трамвае, поэтому просил гвоздики плотно заворачивать в бумагу, чтобы не было видно, что это букет. Но однажды в трамвае, в жуткой толчее, пакет неожиданно надорвался, и люди увидели гвоздики. То, что произошло дальше, меня просто потрясает и заставляет все-таки верить в человека, несмотря ни на что. Паустовский страшно смутился, он думал, что сейчас на него посыплется град насмешек, упреков, злобных реплик. Но вместо этого люди стали восхищаться и говорить: «Посмотрите, какая красота! А где Вы взяли в наше время цветы? Молодой человек, так возить цветы нельзя...» Какой-то плечистый матрос стал расталкивать людей, чтобы они не помяли цветы, говорил другим пассажирам, что нужно вести себя прилично, потому что ведь тут цветы.

Паустовский пишет, как почувствовал, что кто-то сзади дергает его за пальто. Он обернулся и увидел десятилетнюю девочку, которая охрипшим от холода и голода голосом сказала: «Дяденька, пожалуйста, дайте мне хотя бы одну гвоздичку». Он протянул ей цветок, и она, боясь, что кто-то сломает эту гвоздичку или отберет, выскочила из трамвая на полном ходу и скрылась на улице.

Кондукторша сказала: «Какая странная девочка! Если бы можно было всем цветы получить, то и мне тоже хотелось бы». И Паустовский, вместо того чтобы оправдываться за этот, казалось, неуместный букет, начал раздавать людям гвоздики в этом грязном трамвае. И он писал, что у людей от прикосновения к цветку вдруг расцветали лица. Удивительная нежность и детская доверчивость вдруг проявлялись на их серых, озлобленных лицах, привыкших к ударам судьбы, потрясениям и каким-то подвохам.

Он дал цветок кондуктору, девушке, которая стояла рядом, в конце концов раздал весь букет. И он заметил, как у пожилого мужчины, который взял у него последний цветок и бережно стал класть его в свой портфель, чтобы не поломать, из глаз покатились слезы. Паустовский говорит, что, наверное, он вспомнил что-то удивительное, очень человечное, очень нежное из своей жизни.

Наверное, не случайно Господь так щедро рассыпал цветы по земле – чтобы мы вспоминали о том, что мы люди, что мы должны не только есть и зарабатывать, но есть что-то очень важное, что по-настоящему делает нас людьми... Вот для этого существуют цветы.

Представляете, даже в то тяжелое время людям нужен был не только хлеб, но и цветы. Людям нужна была не только информация в газетах о том, что происходит на фронтах, но им нужны были стихи, песни, дружба, любовь, нечто вечное, на что обязательно нужно опереться и что нельзя ни в коем случае проглядеть, когда мы боремся за какие-то великие свершения, достижения. Потому что потом оказывается, что в этой борьбе мы вдруг теряем человеческий облик, забываем о том, кто мы такие, для чего существуем на белом свете и ради чего вообще все начиналось.

Слава Богу, что существуют цветы и такие зоркие люди, которые способны различать красоту и дарить ее. Я думаю, не только своими удивительными произведениями Паустовский послужил своему народу, но даже этим простым жестом, свидетелями которого были москвичи, вдруг оказавшиеся с этим гениальным писателем в одном трамвае и в одно время.

Записала Нина Кирсанова