Слово. Художник Василий Иванович Суриков

О художнике и его знаменитой картине мы сегодня поговорим с историком, искусствоведом Юрием Алексеевичем Соколовым.

Оправданна ли слава Василия Ивановича Сурикова? Раньше он был очень популярен, а сейчас как-то забыт.

– Если перечислять всех тех, кто у нас сегодня забыт, о ком не вспоминаем, то будет почти целая энциклопедия; собственно, это и будет наше все. Что касается Василия Ивановича Сурикова, то это явление в нашем искусстве.

Он родился в Сибири в Красноярске. Очень рано у него проявился талант к рисованию. В Петербург он приехал в 1868 году на деньги золотопромышленника Кузнецова (иначе бы он не приехал). Кстати сказать, потом он Кузнецову подарит свою потрясающую, замечательную работу «Милосердный самаритянин», написанную в Академии художеств. А с Кузнецовым его познакомил губернатор. Вот так человек оказался в Петербурге. Наверное, было хорошо, что со второго раза Суриков поступил, потому что так он оказался в мастерской Павла Чистякова, который сам был очень хорошим художником, но еще и учителем от Бога. Чистяков одобрял плотную, корпусную живопись своего ученика и развитие очень своеобразного стиля.

Если говорить о Сурикове как о портретисте (он писал портреты, хотя и не так много), то эти работы очень сильно уступают не только работам Репина, Серова, но и Крамского, и Ге. Он не был очень силен как портретист – для него это было скорее приспособление к работе. У него совершенно замечательные этюды: он в них вдруг обнаруживал какой-то неожиданный ракурс, смысловое значение. Совершенно удивительно, как из этих этюдов, наблюдений он вдруг начинал создавать свои удивительные многонаселенные композиции, которые некоторые критики при его жизни в какое-то время называли «парчовыми ковриками». Мол, уж больно много там людей, много всего на этих работах наляпано: все это узорочье и лица, которые вплотную друг к другу, куда-то смотрят, наблюдают – вся работа вроде бы рассыпается на отдельные эпизоды.

Его работы интересно смотреть отдельными кусками, замкнутыми сценами и вглядываться в лица, плотно, смело, корпусно сбитые, созданные. С другой стороны, они все вдруг неожиданно образуют единое движение к смысловому центру в работе. Это есть и в «Утре стрелецкой казни», и в «Боярыне Морозовой», и в «Переходе Суворова через Альпы» (последнее десятилетие XIX века). Совершенно поразительно, почему этот художник обращался к истории именно так. У нас больше нет такого художника, который с такой силой обращался к истории на моментах эпически страстных. Он не бытописатель, как, скажем, художники Шварц, Нестеров, Иванов. Он обращается именно к страницам эпическим. Если мы будем искать в этих обращениях какую-то актуализированность времени – думаю, это будет неправильно и вульгарно.

Художник становится пейзажистом, или историческим живописцем, или мастером натюрморта, или портретистом потому, что в этом чувствует свое призвание. Можно этому научиться, заставить себя сделать то, к чему ты не призван, но это будет сразу видно. Когда мы видим работы Сурикова, то понимаем, что это его: он так заполнил это пространство, эту тему, что тут больше некому повернуться. (Ну, может быть, Илье Ефимовичу Репину, и то только одной-двумя работами: «Запорожцы» и «Иван Грозный».)

Суриков – мощнейший мастер! При этом жизнь его была не очень счастливой. До 1888 года он был счастлив. Он был счастливо женат на Елизавете Августовне Шарэ. Потом она довольно неожиданно умерла от туберкулеза. Остались две дочери. Одна из дочерей, Ольга, вступит в брак с художником Кончаловским. Отсюда начинается другая художественная династия – Михалковых-Кончаловских. Видите, как все органично связано. И как-то они похожи своей самобытностью.

После 1888 года начинаются довольно сложные для Василия Ивановича годы. Вроде бы работал он ровно, но мы не видим, не чувствуем радости. Хотя, когда у него умерла жена, он уезжает в Сибирь в Красноярск, на родину – как Антей припадает к земле. И там у него возникает задумка самой радостной работы, которая была в его творчестве, – «Взятие снежного городка», не оцененная при жизни художника и, мне кажется, не до конца оцененная сегодня. Она обладает фантастическим мажорным звучанием, звучностью, ясностью, виртуозно написана по живописи.

Он умер в 1916 году в Москве; нельзя сказать, что неожиданно. Умер не очень старым, не молодым, а, как говорят, достаточным. И сразу думаешь: Господь уберег его от того кошмара, с которым многим придется столкнуться совсем скоро.

Он был уважаем современниками. Был ли любим – сложно сказать. Суриков был нелюдимый человек, весь в себе, не сказать, что колючий, но не любезный. Но люди, которые были в очень узком кругу его внимания, которым он доверял полностью, знали, насколько это удивительно душевный и светлый человек.

– Почему в последнюю треть XIX века человека не слишком религиозного все же заинтересовала тема раскола и сама личность боярыни Морозовой?

– Эта работа появилась в 1887 году; это было время Александра III. Как она появилась? Когда самого Василия Ивановича Сурикова спросили об этом, он, как человек не без чувства юмора, сам пустил этот «анекдот» – он сказал: «Я увидел черную ворону на снегу, меня это поразило, и из этого вырос весь замысел». Нет, конечно. Это было время колоссальных страстей; время, когда люди шли на эшафот во имя своей идеи. Эти идеи Суриков не до конца понимал (если вообще понимал), но самоотверженное экстатическое желание подвига он видел и очень хотел понять, что это такое.

И он нашел эту тему, где истовость жажды подвига еще есть в нашей истории, – раскол. Если бы те люди, которые совершали раскол в XVII веке, нашли какую-нибудь идею, которая была бы им близка и позволила бы  реализовать свой социальный протест, свою программу видения будущего, – они бы это сделали. Но у них не было этой идеи, они не нашли идеологии и реализовали свой протест через раскол.

А в XIX веке они нашли эту идею – страшненькую, но весьма перспективную, которая перевернет весь мир и востребует огромного количества жертв. И среди всего этого кошмара будет огромное количество людей, которых мы могли бы назвать героями. Эти герои будут с одной и с другой стороны, среди победителей и проигравших, среди белых, красных, зеленых, махновцев – среди всех мы найдем героев именно потому, что все они были так максималистичны, так хотели победить и так были уверены в правильности своих идей, что готовы были умереть и шли на смерть. Мы получили то, что получили.

Тема «Боярыни Морозовой» – это и есть тема самосжигания, невероятной страсти. Боярыня Морозова – это самый невероятный и самый страшный в своей страстности образ в русском изобразительном искусстве.

– Спасибо, Юрий Алексеевич, за сегодняшнюю беседу. Надеюсь, мы продолжим тему раскола в наших следующих передачах.

Тема раскола остается актуальной и сегодня, а значит, актуальным остается творчество Василия Ивановича Сурикова, пытавшегося через образы ХVII века понять Россию, с ее максимализмом, страстями, непримиримостью, что определяет ее прошлое, настоящее и будущее.

Ведущая Екатерина Соловьева

Записала Людмила Кедысь