Православный взгляд. Епископ Колпашевский и Стрежевской Силуан отвечает на вопросы

– Владыка, 2 декабря ООН отмечает Международный день борьбы за отмену рабства. Я выбрал именно эту тему, потому что ни для кого не секрет, что в православной вере всех нас называют рабами Божиими, и у многих людей, которые придерживаются атеистических взглядов, это вызывает некий протест. Почему рабы? Почему в одних религиях верующие – это дети Божии, а у нас – рабы?

– Начнем с того, о чем в своей книге «Хроники Нарнии» говорит известный английский писатель Клайв Льюис. Рассуждая на тему слов и того, что они обозначают, он говорит, что в наше время часто приобретают оценочные значения слова, которые в прежние времена их не имели. Он говорит о слове «джентльмен», которое в Англии в глубокой древности было просто обозначением человека, имеющего какую-то собственность. Это не было ни хорошо, ни плохо, просто это был факт.

В современном (и не только английском, но и русском) языке мы называем джентльменом воспитанного человека, и когда мы произносим это слово, оно не значит больше ничего, как только то, что это воспитанный человек. Это слово-дублер, и никакой иной семантической нагрузки оно не имеет.

Нечто подобное произошло и со словом «раб». В Древнем мире (а написание Священного Писания было завершено две тысячи лет назад) слово «раб» не имело оценочной окраски. Оно просто означало факт социального положения человека. По сути, это был экономически бесправный человек, и смысл его положения заключался в том, что он жил не для себя, а для своего господина. Правда, семью он создавать мог, но вся его деятельность была направлена на приумножение благосостояния его хозяина.

Именно этот смысл прежде всего важен в слове «раб», но мы никогда не поймем до конца правильно это слово, если будем вырывать его из контекста Священного Писания, где ученики Христа именуются и детьми, и друзьями, и сынами, и учениками, то есть по-разному. Все эти наименования обозначают лишь разные стороны одного и того же следования за Христом.

В каком же смысле ученики и сыны Божии именуются рабами? Да как раз в том смысле, что вся их деятельность должна быть посвящена Богу. Нет, они могут трудиться и для себя, но так, как для Бога, во славу Божию. Но во славу Божию нельзя совершить греха, то есть раб не оставляет для себя ничего, а это значит, что когда мы служим Богу, это служение должно быть совершенным, абсолютным, не имеющим никакой тени греха.

Греческое слово doulos, как и русское слово «раб», происходит от глагола «работать». То есть тот, кто работает Богу, тот Его и раб. Кстати, у пророка Исайи и у некоторых святых отцов в этом смысле рабом Божиим именуется и Сам Спаситель мира, воплотившийся Бог. Он пришел, чтобы первым пройти этим путем, и, как говорит апостол Павел, не стыдился называть братьями тех, кто создан Его собственными руками.

Все-таки отличие Творца от творения бесконечно больше, чем отличие раба и рабовладельца. Рабовладелец не создает раба. Он может его купить, но создать его он не может. А здесь Творец именует Своими братьями собственное творение. Вот до какой степени умаляет Себя Господь, и, по слову Писания, Он не стыдится этого. Поэтому в слове «раб», так, как оно употребляется в Священном Писании, нет какой-то оценочной окраски. Это констатация того факта, как мы должны служить Богу – беззаветно, всецело, не оставляя для себя ничего.

– Тогда такой вопрос: но ведь Церковь тоже меняется, она тоже развивается. И, поскольку сейчас слово «раб» приобрело некую негативную окраску, мы говорим: «Революция – это удел рабов». Но Церковь – это красота, это своего рода отражение Божьего мира. Даже само убранство церкви – это некое воплощение Царства Небесного. Почему же не может измениться в этом смысле церковный устав, допустим, в плане совершения богослужений?

Приведу пример, чтобы не быть абстрактным. Если бы мы, например, говорили: «Венчается чадо Божие Анастасия с чадом Божиим Алексеем», – это звучало бы гораздо благозвучнее. На Ваш взгляд, это возможно?

– В контексте мною сказанного это несколько искажало бы смысл самого этого священнодействия, ведь здесь употребляется именно то наименование, которое содержит в себе определенный посыл. Они не просто венчаются. Венчание – это не какой-то итог их эмоциональных отношений, это, прежде всего, задача, которая дается им от Бога. Они венчаются, чтобы работать Богу. Семья – это поприще возрастания в любви, когда любовь земная через совместную духовную работу должна постепенно преобразиться в любовь духовную, Христову любовь, по образу любви Христа к Своей Церкви.

– То есть, на Ваш взгляд, даже на сегодняшний день слово «раб» более отражает тот замысел, нежели слово «чадо»?

– Да, в данной ситуации оно более отражает смысл таинства Брака, несет в себе более адекватный этому таинству посыл. Замена этого слова и в данном случае, и в аналогичных случаях будет означать некую редукцию самого богословского понимания этих вещей, а этого Церковь допустить не может. Она не может редуцировать Божественную истину и старается подбирать те слова, которые наиболее адекватно ее передают.

На самом деле проблема не Церкви, а мира в том, что он утрачивает эту семантическую глубину, – глубину осмысленности и в сфере слов, и в сфере поступков. И если люди иногда слишком поверхностно к чему-то относятся, бездумно поступают, то они так же часто бездумно и говорят, не вкладывая должного смысла в свои слова. В результате слова девальвируются, и люди перестают понимать друг друга, и каждый раз нужно прояснять,  что же именно в данной ситуации вы имеете в виду, когда употребляете это слово. Вот до чего может довести поверхностное отношение к словам и бездумное их употребление.

– Но даже если посмотреть с церковной точки зрения на слова «раб» и «чадо», мы же понимаем, что слово «раб» имеется в виду в другом контексте. Потому что Бог Отец не мог отдать Сына Своего на растерзание ради рабов. А ведь Он, по сути, отдал Сына Своего Единородного за тех, кого сейчас называют рабами. Нет ли тут какого-то противоречия?

– Нет. Вы как раз указали тот самый главный критерий, с позиций которого в духовной жизни, в духовном мире и в Церкви все и оценивается. Действительно, мы на все должны смотреть через призму Крестной Жертвы Спасителя. И когда нам кажется, что нас чем-то унижают или оскорбляют, что Бог нас забыл, что Он нас не слышит, что мы Ему безразличны, от этих, в общем-то, искусительных мыслей нас спасает память о Кресте Христовом.

Если Бог так Себя уничижил, что стал творением, Человеком и, не ограничившись этим, еще и пригвоздил Самого Себя ко кресту и все это сделал по любви, то границ этой любви нет. Значит, все, что нам иногда кажется неприятным, непонятным, непонятно лишь до тех пор, пока мы смиренно не склонимся перед этой любовью, не покоримся ей и не ответим на нее любовью взаимной. Вот тогда вопросов, подобных тем, с которых мы начали нашу передачу, не возникает вообще, потому что эти слова обретают подлинный смысл в свете Голгофы. В свете Божественной любви все обретает подлинный смысл.

К Священному Писанию нельзя относиться с позиций секулярных, по сути, атеистических. Там «раб» – действительно унизительное выражение. Но с секулярных позиций в Священном Писании вообще ничего не будет понятно, включая саму Голгофу.

– Для этого мы всё это и затеяли, ведь нас смотрят люди и верующие, и неверующие, и в этом смысле у нас тоже демократия. Как солнце всходит над праведными и неправедными, так и наша программа для всех. Поэтому мы должны обсудить это и понять, чтобы далекие от Церкви люди тоже поняли, в чем смысл сказанного. Люди, далекие от Церкви, часто задают себе вопрос: «Почему священника в храме называют пастырем, а нас овцами? Почему нас сравнивают с животными?»

– Здесь то же самое. В данном случае пастырь, паства – это наименования, не имеющие оценочной окраски. По сути, они содержат функциональный смысл. И даже не функциональный, а какой-то сущностный смысл. То есть пастырь – это тот, кто несет ответственность за своих духовных чад. Его еще называют не только пастырем, но и духовным отцом, а паству его называют не только словесными овцами, но и духовными детьми. Это все разные обозначения одного и того же явления. Поэтому он должен быть и отцом, который покрывает немощи своих чад, и пастырем, который ведет свою паству. А паства должна иметь достаточно смирения, чтобы слушаться Бога, действующего через пастыря. Вот оно – подлинно православное понимание.

Являя послушание человеку, облеченному священным саном, мы стараемся явить через это послушание Богу, поскольку видим в действиях пастыря, в самом его служении проявление Божественной воли и Божественного Промысла. Во-первых, Сам Бог, Основатель Церкви, установил церковную иерархию, а не люди ее выдумали; во-вторых, именно этого пастыря нам в наших конкретных обстоятельствах посылает Господь, ведь в нашей жизни ничего не происходит случайно.

Так относится к жизни православный христианин – с позиции Промысла. Все промыслительно, все не случайно, все нам послано от Бога на пользу, в том числе и этот пастырь Церкви. И Господь ждет, как мы ответим на проявление Его Промысла, и мы должны ответить послушанием Церкви и Богу через послушание этому пастырю. Но, разумеется, в той мере, в какой сам пастырь послушен Церкви, потому что с каждого спросится, как он выполнял свою духовную задачу: с пастыря спросится, как он вел паству, а с паствы – как она шла за пастырем.

– Владыка, но для многих людей, которые только приходят в Церковь, становится шоком то, о чем мы сегодня говорим, – смирение, терпение, послушание. Опять же эти формулировки – «овцы», «рабы». Как будто все подчинено тому, чтобы сломать волю человека. Как Вы можете это прокомментировать?

– С одним я готов согласиться, а с другим нет. То, что это шок, – да. Вообще я сам пришел из неверия к вере, и это всегда потрясение, это всегда слом стереотипов, это начало совершенно другого образа мыслей, не только образа жизни. Мир постепенно открывается с другой стороны, уже не как царство вражды и хаоса, а как царство любви Божией и гармонии, которая, несмотря на покрывающую мир тьму, в ней светит, и тьма, по слову Евангелия, этот свет объять не может – свет Божий, свет Христов.

Так что шок есть, конечно. Не случайно в Священном Писании сам процесс следования за Христом сравнивается с умиранием. Если мы с Ним умерли, то с Ним и оживем, говорит апостол Павел. Сам Спаситель уподобляет духовную жизнь сеянию семени: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно. Так что, безусловно, это шок.

Но со вторым тезисом я, конечно, согласиться не могу, потому что Церковь не ломает волю. Она помогает этой воле раскрыться в ее истинном виде – в том виде, в каком она замыслена Богом. Воля – это дар Божий человеку, и поэтому Церковь не отнимает у человека Божественных даров. Но этот дар поврежден грехом, омрачен, искажен, как и все в человеке, и поэтому воля часто действует хаотично, внутренне противоречиво, когда человеческую душу тянет одновременно по разным направлениям. Он уподобляется известному образу из басни Крылова – телеге, в которую запряжены лебедь, рак и щука. Вот так же и желания.

– Причем всю жизнь.

– Да. Так и желания тянут душу в разные стороны, а в результате истощают ее и делают бесплодной. Это болезнь духа. Но больной человек не всегда осознает свою собственную болезнь. И когда человек приходит в Церковь, это происходит именно потому, что он осознал свою болезнь, причем эта болезнь смертельная, некий духовный рак. И, конечно, если человек осознает, что у него рак, то у него шок – первое впечатление, когда он узнает, что болен. Но второе – он хочет исцелиться, и тогда он стремится к Богу и принимает все, что содержит в себе Церковь, потому что она содержит в себе те спасительные средства, которые помогают выздороветь, исцелиться.

– Владыка, давайте перейдем ко второй части нашей программы. Церковная тема: Введение во храм Пресвятой Богородицы. Это событие отмечается 4 декабря. Вот уж Кто действительно доверился Богу всецело.

– Именно поэтому Пресвятая Богородица, во-первых, является неким эталоном веры, смирения, любви и вообще духовной жизни. А во-вторых, Она самим Своим достоинством превознесена выше Небесных Сил бесплотных, выражаясь философскими терминами, экзистенциально стала выше их самим Своим существованием. По природе оставшись человеком, Она обладает полнотой существования, превышающей полноту существования самих духовных бесплотных Сил. И начинается это как раз с первого Ее шага в храм.

Да, Пресвятая Богородица была даром молитвы. Ее родители, праведные Иоаким и Анна, были бесплодны. Для них это было источником больших скорбей, но так иногда проявляется Промысл Божий. Господь посылает скорби, до времени удерживает какие-то дары, но не для того, чтобы помучить человека, а для того, чтобы подготовить его к принятию даров, несоизмеримо больших, чем те, которые даются другим людям гораздо быстрее.

Вот и здесь великим даром была Та, Которая стала Матерью Самого Бога. И поскольку родители были уже в преклонных летах, встал вопрос о том, что нужно отдать Ее на воспитание. То есть кто-то должен о Ней заботиться, пока Она находится еще в младенческом состоянии, поскольку праведные родители чувствовали приближение кончины в силу своего возраста. Они приводят Ее в храм, и Она остается там на воспитание среди других подобных дев.

В Священном Писании это не нашло отражения, но память об этом хранит Священное Предание Церкви. Это Предание настолько авторитетно, что оно нашло отражение и в нескольких Богородичных праздниках. Наряду с Введением во храм Пресвятой Богородицы это еще и Рождество Божией Матери, и Успение Пресвятой Богородицы. Об этих событиях тоже ничего не говорится в Евангелии, тем не менее память о них Церковь хранит и благоговейно почитает.

Пресвятая Богородица воспитывалась, по Преданию, в храме до 17-летнего возраста, и это было время Ее духовного возрастания. В чем был главный смысл этого возрастания? В том, чтобы то, что Ей было дано от Бога через Иоакима и Анну как дар, Она раскрыла в русле проявления Своей свободы. Дары от Бога даются каждому человеку, но употребляются людьми по-разному – некоторыми во благо и себе, и другим, а некоторыми во зло. И не дары в этом виноваты, и не Бог. Порой гениальные люди,к сожалению, бывают и великими злодеями.

И здесь как раз и была задача – как Пресвятая Богородица раскроет Свой дар. И Она раскрыла его в полной мере. Она явила неподражаемую чистоту, причем не только тела (в этом как раз не было чего-то исключительного, хотя это и редкий дар), но души и ума. Причем настолько, что, по свидетельству преподобного Силуана Афонского, моего небесного покровителя, который получил откровение от Бога об этом в молитве, Божия Матерь никогда не согрешила даже мыслью. Вот это представить трудно, тем не менее это говорит о степени Ее чистоты, и хранили Ее в этой чистоте смирение и любовь.

Современного человека часто унижают слова «смирение», «послушание», мы об этом уже говорили. В действительности в духовном плане нет большей добродетели, чем смирение. Тот же старец Силуан Афонский говорит: «Вся война духовная идет за смирение. Кто смирился, тот победил врагов».

Смирение делает человека абсолютно прозрачным для Божественной благодати. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Чем смиреннее человек, тем больше в нем не его земной, человеческой, всегда ограниченной силы, а небесной силы Всемогущего Бога. Перед смиренным человеком никто не может устоять, даже бесы его боятся. Смиренный человек побеждает даже дьявола. Вот в чем тайна смирения.

Божия Матерь не рационально, а сердцем Своим хорошо осознавала эту истину, поэтому не отступала с этого пути ни на шаг, и, как плод смирения, в Ее сердце возросла совершенная богоподобная любовь, достойная Самого Бога. Господь нашел это сердце и вошел в утробу Пресвятой Богородицы, и это было ответом на Ее чистоту, это был дар Ей свыше.

Божия Матерь никак не проявляет Свое удивительное духовное достоинство, величие в плане господства, гордости. Она проявляет его в плане заботы обо всем мире, попечения о всяком, кто к Ней обращается, как любящая мать, которая сильнее и умнее своего ребенка. Ребенок не чувствует никакого превозношения со стороны матери, он чувствует только любовь. Так же и мы относимся к Божией Матери. В Ней нет никакого превозношения, а есть только любовь.

– У нас есть вопросы телезрителей.

«Владыка, почему в храме очень часто работают неприветливые и склочные люди, которые всегда одергивают и тем самым отталкивают людей от Церкви»?

– Во-первых, статистических исследований никто не проводил, чтобы говорить, что «только» или «в основном». Да нет, на самом деле много и приветливых людей работает в храме. Да, люди бывают в разном настроении, как и на любой работе. В конце концов, храм же не магазин, где улыбка – это обязательный элемент имиджа, но вовсе не проявление некой душевной искренности. Храм приучает к искренности, поэтому деланные улыбки – это, по крайней мере, не то, что культивируется в Церкви.

Конечно, хорошо, чтобы улыбка не была деланной. Но вот те, кто задает эти вопросы, пусть поэкспериментируют и попробуют сохранить такую искреннюю улыбку хотя бы несколько дней кряду. Если им это удастся, тогда вопрос будет справедлив, а если не удастся, то невозможно требовать от других того, чего мы не можем сделать сами.

Это вовсе не означает, что в Церкви поощряется грубость, какие-то оскорбления. Все это не поощряется, мы с этим работаем. Но мы снисходим к немощи человека, ведь у него могут быть разные проблемы. Эти проблемы иногда отражаются на его лице и даже в его словах и поступках, и таких людей много. Кроме того, через них постоянно проходят люди, и это тоже трудно, не каждый к этому бывает готов.

Мы ограничены в своих возможностях. Далеко не всякий человек, даже посещающий храм, участвующий в богослужениях, готов принять на себя это тяжелое бремя – помогать постоянно в храме, пусть даже и за какое-то жалованье. Очереди из таких людей нет, и нам порой приходится еще и упрашивать их. Тем не менее труд этих людей необходим. Кто-то должен убирать в храме, следить за подсвечниками, кто-то, в конце концов, должен быть в церковной лавке. Так что тут есть проблема, и она была всегда, но это проблема общая – духовного возрастания человека. Эти люди верующие, и мы с ними работаем в разных форматах – и в административном порядке, и в духовном, как пастыри.

– «Нарымский край – земля мучеников. Не рассматривали ли Вы возможность организации крестного хода по особо памятным местам? Наверное, он бы получился не простым, но с духовной точки зрения интересным».

–Уже сейчас мы осуществляем некоторые первые опыты совместно с педагогическим университетом, так что такой замысел есть. Но это действительно непросто, поскольку расстояния большие, и природно-климатические условия тоже непростые.

– «Если Бог есть любовь, как же Он может отправлять грешников в муку вечную? Может быть так, что грешник, помучившийся какое-то время в аду и тем самым искупивший свою вину, после этого попадет в рай?»

– «Ад – это действие Божественной любви», – говорит Исаак Сирин. Бог никого никуда не отправляет. Человек сам определяет место своего вечного пребывания. Бог не меняется, Он всегда любовь, но для одних эта любовь желанна, а для других нет. Те, для кого она желанна, стараются в дни своей земной жизни усвоить эту любовь и ответить на нее взаимной любовью, и тогда они идут в то место, где пребывает Бог, – в Царство этой любви.

Но человек, который тяготится любовью Бога на земле, не будет чувствовать себя в раю блаженно. Поэтому ад – это то место, которое Господь дает грешникам, не желающим быть в Царстве Его любви. Это все, что Он может им дать. В этом месте человек не может испытывать блаженство, поскольку блаженство только от Бога. И человек испытывает мучения, но эти мучения он порождает сам своим отторжением любви Божией.

Ведущий Виталий Стёпкин

Записала Людмила Белицкая