Православная азбука. Новые имена в Соборе Саратовских святых. Часть 2

– Два других имени относятся к периоду богоборчества, это люди, пострадавшие в страшные годы гонений. Что о них известно?

– О них известно гораздо меньше, потому что святитель Иоанникий – это человек, который был на виду, занимал виднейшие кафедры, возглавлял крупнейшие духовные школы, и о нем, конечно, информации сохранилось очень много.

Отец Гавриил и матушка София – это сельский священник и послушница не самого крупного монастыря, и в первую очередь их почитают не столько за их жизнь, сколько за их стойкость в конце этой жизни. Но все-таки итог жизни из чего-то должен складываться, и мы сейчас, прослеживая их жизнь, историю их становления как священника и насельницы монастыря, видим то, что действительно закладывалось с детства.

Отец Гавриил родился в священнической семье, пошел по стопам своего родителя, сначала окончил училище, потом семинарию. В 1913 году он был рукоположен во дьяконы, в 1918 году стал священником, в 1920 году получил назначение на свой последний Саратовский приход, и в 1923 году он перешел на служение в Пензенскую епархию. В селе, куда он был направлен, его в 1929 году первый раз арестовали, приговорили вместе с настоятелем его храма к пяти годам заключения. Отец Гавриил отбыл срок заключения, выжил, вернулся и получил новое назначение.

В середине 1930-х годов, когда и у нас, и в Пензе шел один и тот же процесс, когда епархию давили, максимально старались обескровить епархиальную жизнь, владыка Феодор, тоже саратовец по происхождению, перевел отца Гавриила в Пензу, при этом в Пензе к тому времени скопилось столько священников, что отцу Гавриилу даже не нашлось священнического места, юридически он числился псаломщиком, потому что вакансии священника просто не было.

В конце 1936 года целый ряд клириков города Пензы во главе с епископом Феодором были арестованы, в августе 1937 года их приговорили к высшей мере наказания, 4 сентября 1937 года они были расстреляны. За стойкость на последнем следствии, за то, что он не подписал признательных показаний, не признал ту ложь, которая на него была возведена, до последнего сохранил верность своему епископу и отказался от многочисленных предложений уйти в раскол, Церковь назвала его мучеником. А нам, его землякам, интересно, как он рос, как из паренька из сельской поповской семьи вырос мученик.

Семинарию он оканчивал уже практически под грохот канонады, отец Гавриил – выпускник 1917 года, и это был последний год перед разгромом, уже в 1918 году семинария была закрыта. А в 1917 году отец Гавриил Архангельский получил семинарский аттестат. Но он понимал, что не смог доучиться, понимал, что ему нужно это образование. Кусок хлеба у него уже был, к священному служению его допустили, но он чувствовал, что ему не хватало образования. И он доучивается. 1916/1917 учебный год был чрезвычайно тяжелый, многие воспитанники семинарии тогда просто ушли, не смогли выдержать тягот времени, в семинарии очень сильно урезали финансирование, часть помещений семинарии занимал военный госпиталь, где лечились солдаты Первой мировой войны, а вот отец Гавриил все-таки сумел доучиться. Он стремился к священству, получил этот дар священного служения и с этим даром прошел последние годы своей жизни.

Матушка София тоже происходила из крестьянской семьи, она родилась недалеко от Ртищево. Когда ей было всего 10 лет, родители отдали ее в приют для девочек при одном из монастырей Саратовской епархии – Краишевском Тихвинском монастыре Аткарского уезда. Там она приохотилась к ремеслам. И еще совсем маленькой девочкой она смотрела на монашескую жизнь и училась ей. Потом у нее был длинный период в жизни, когда она еще не выбрала монастырь окончательно, но навыки ремесла, которые получила сначала в этой школе, а потом несколько лет прожив в монастыре, ей очень сильно пригодились. И когда она все-таки сделала выбор в пользу монастыря, то поступила в Москве в монастырь во имя Страстей Господних и там получила послушание в рукодельную мастерскую, а во-вторых, так как у нее был серьезный художественный талант, она учила сестер рисованию.

Монастырь был закрыт, послушниц отправили на все четыре стороны, и шесть послушниц Страстного монастыря вскладчину сняли полуподвальное помещение на улице Палеха в городе Москве, продолжали там жить маленькой общинкой, вместе молились, вместе совершали иноческое правило. Монастырь закрыт, стен нет – а монашеская жизнь должна продолжаться. И в этом полуподвальном помещении с 1926 по 1938 год просуществовала эта подпольная монашеская община. В конце концов на них поступил донос, и в конце 1937 – начале 1938 года всех шестерых сестер арестовали.

В итоге из шестерых сестер две были расстреляны на Бутовском полигоне, две погибли в лагерях; и только две смогли этот лагерный путь пройти, выжить и выйти на свободу. Причем судьбу одной из сестер до сих пор не удается проследить. Она получила свидетельство об освобождении из лагеря, и неизвестно, что с ней стало дальше.

А вот у тех четырех сестер, которые погибли, жизненный путь удалость проследить. Две были расстреляны на Бутовском полигоне – матушка Вера (Морозова) и матушка София (Селиверстова), и две сестры отправились в лагеря и там сгинули. Удивляет их стойкость, их желание продолжать монашескую жизнь, а ведь они формально даже не были пострижены, они так и оставались до самого закрытия монастыря послушницами. То есть им по букве закона ничто не мешало вернуться в мир, они не принесли обетов, не обязаны были соблюдать весь этот монашеский уклад, но внутри себя считали, что они-то как раз это обязаны были сделать.

И, создавая этот подпольный монастырь на улице Палеха, они для себя решили вопрос, как продолжать монашескую жизнь, если нет монастыря: общим житием, молитвой и взаимным послушанием. Вот три обета, которые дает монах: послушание, общее житие и молитва до конца своих дней. И матушка София, несмотря на то что юридически монахиней не была, эти обеты выполнила,  поэтому, когда ее прославляли в лике святых, ее прославили как монахиню, как преподобномученицу, потому что по своей жизни, по складу этой общины все они оказались действительно монахинями. Фактически ее почитание началось тогда, когда стала известна история этого подпольного монастыря, когда уже из документов гонителей мы узнали об этой небольшой общине. И чувство общности, чувство сопричастности к тому, что наша землячка прошла таким путем, фактически дали толчок к ее почитанию на родине.

Ее не помнили, но это бывало часто с очень многими мучениками, потому что за советские годы, когда сменились три, а то и четыре поколения, память о тех, кто когда-то в детском или юношеском возрасте уехал из этих мест, не сохранилась. Зачастую даже не помнили священников, которые служили в этих селах. И мы сегодня, приезжая в села, говорим, что в вашем храме, от которого не так много осталось, но который еще стоит, служил святой. Это было 80–90 лет назад, но вы знайте, что в вашем селе жил и служил святой.

– А какое это на людей производит впечатление?

– По-разному. Но самая частая реакция – ошеломление. Как? На нашей земле, в нашем захолустье, в нашей глухой деревне – был свой святой? И это на самом деле людей сплачивает, именно осознание того, что святой – твой земляк. Порой находятся родственники, которые не помнят совершенно про эту ветвь семьи, но теперь знают, что они – родственники. И начинается почитание святого в семье, среди его потомков, среди, может быть, каких-то боковых ветвей этой семьи, среди прихода.  Узнав о том, что в этих стенах служил святой, прихожане заказывают его икону.

Точно так же в храме, где я служу, висит икона священномученика Василия Горбачева. Это святой, который служил в нашем храме. И прихожане знают – это наш батюшка, они так и говорят: поставить свечку батюшке Василию. И когда мы добиваемся включения новых имен в Собор Саратовских святых, то в первую очередь нас радует эта сопричастность, то, что это не просто почитание святого. Святых у нас очень много; если мы берем только новых мучеников за веру XX века, то у нас их почти 2 000 в календаре. Но из этого огромного перечня мы можем выбрать те имена, которые что-то скажут нашей земле.

И они действительно громко говорят о том, что они служили здесь, здесь родились, учились, остались здесь мучениками, как святой Феодор (Богоявленский) в Балашове, здесь были их родные, села, где они когда-то служили на простых, маленьких сельских приходах. И это чувство сопричастности к ним, чувство общности как раз то, что дает возможность сначала нам подобрать документы для включения их в список Саратовских святых, а потом, уже объявив об этой новости Саратовской митрополии, рассказать людям: «Смотрите, вот наша семинария, в этой семинарии учились святые, и среди них – отец Гавриил. До сих пор выходит журнал – и этот журнал основал святой». И это память, причем не просто вообще о святых, а именно о святых нашей земли, о святых, связанных с конкретными точками на карте, конкретными явлениями нашей жизни, будь то епархиальная деятельность, учеба или что-то еще. И это как раз то, что нас наполняет радостью при добавлении новых имен в соборный список.

– По традиции нашей программы – небольшое пожелание для наших зрителей.

– Сегодня у нас радость, мы добавили новые имена в Собор Саратовских святых. И мне хочется пожелать, чтобы эта радость дошла до вас, дорогие телезрители, чтобы вы могли ощутить эту общность, эту близость, эту сопричастность с нашими святыми, которые жили у нас, учились в учебных заведениях, стоящих до сих пор, служили в наших храмах, ходили по тем же улицам, по которым сегодня ходим мы. И, быть может, ощутив эту сопричастность, и мы сможем пройти тем же путем, по которому шли эти святые в Небесное Царство.

Ведущая Ольга Бытко

Записала Полина Митрофанова