Литературный квартал. Владимир Глазунов. Часть 1

Известный российский телеведущий и режиссер Владимир Глазунов уже несколько лет выступает и в качестве чтеца современной поэзии. Причем делает он это как никто другой. Его называют одним из лучших чтецов современности. Виртуозно владея специальными выразительными средствами искусства художественного чтения, Владимир способен передать всю палитру и глубину авторских переживаний, подобрать нужный код к самому, казалось бы, холодному и равнодушному сердцу. Его интонация, удивительный голос покоряют зрителей с первых минут, и эти ощущения не отпускают еще долгое время. В его репертуаре тысячи самых разных стихов, самых разных авторов, известных и неизвестных. С чего же началась его любовь к поэзии?

Владимир Анатольевич Глазунов, актер, режиссер, телеведущий:

–  Мне кажется, поэзию я любил всегда, с самого раннего детства. Уроки литературы были самыми любимыми уроками в школе, часто вызывали к доске, чтобы что-нибудь почитал. Хотя особенно я никогда не готовился, но подспудно знал, что у меня это получается.

Недавно, гастролируя по стране, я заехал в северный городок Мирный, где прошло мое детство, где я учился в школе, и директор школы, она же учитель литературы Екатерина Леонидовна, говорит: «Я помню, как ты замечательно читал Расула Гамзатова, стихотворение о маме». Я это забыл совершенно, а она это помнит, хотя через нее прошло такое количество учеников... Видимо, тогда что-то получалось.

А надо, чтобы в каждом слове – Бог…

И надо, чтобы в каждой мысли – свет.

Тогда и солнце вовремя взойдет,

Тогда и злиться – надобности нет…

 

Бывает, очень сложно воспринять

Чужие недостатки и грехи.

Но стоит ли кого-то исправлять,

Когда от Бога сами далеки?

 

Не научились верить и прощать,

И сострадать мы можем не всегда.

А Бог умеет чудом поощрять

Людей, в ком не исчезла доброта…

 

В ком сохранились детские черты,

Они в душе… Там искренность живет.

И раз не исполняются мечты,

То Бог еще от вас чего-то ждет…

 

Возможно, нужно просто сделать шаг…

Из сердца удалить вагон обид.

И Бог подаст какой-то верный знак,

Что к счастью путь свободен и открыт…

 

                                               Я каюсь, что и сам себе во вред

Жил в плену уныний и тревог…

А надо, чтобы в каждой мысли – свет…

И надо, чтобы в каждом слове – Бог…

                                                                                    (Ирина Самарина-Лабиринт)

Мне кажется, что поэзия у меня началась со старенькой тетрадки отца. Я даже не знал о ее существовании до определенного времени, и впервые ее показываю у вас, на телеканале «Союз», хотя давал уже огромное количество интервью. Тогда, когда не было Интернета, в 1970-е годы, отец записывал полюбившиеся ему стихи, какие-то строки. Все, что мы сейчас можем легко найти в Интернете, тогда собиралось бережно в эту тетрадь. Отца давным-давно нет, а эта тетрадь по-прежнему со мной, и из нее я подпитываюсь поэтическими строками, которые помогают мне жить. И в то же время я как будто и сегодня веду с отцом диалог, через те мысли, те фразы, которые ему казались важными. Быть может, это те вещи, которые он хотел донести до сына. И эта поэтическая тетрадь по наследству мне прививает любовь к поэзии.

Ты даже не веришь, когда тебе двадцать,

Что могут болячки к тебе подобраться,

Что может рука отказать или ноги,

Они же так резво бегут по дороге.

 

Когда тебе тридцать, глаза замечают,

Как мама и папа твои увядают,

Но все еще кажется – все за горами,

И с кем-то другим это будет – не с нами.

 

А в сорок (хотя наплывает усталость)

Ты знаешь, но думать не хочешь про старость –

Когда еще будет… Но время помчится,

И вот пятьдесят уж в окошко стучится…

 

Чуть-чуть тяжелее задвигались мысли,

Чуть-чуть ноет сердце, но бьется – не виснет,

А детям под тридцать – они замечают,

Как мама и папа у них увядают.

 

Уже шестьдесят… годы катятся с горки,

И что было сладким, становится горьким.

И семьдесят скоро, и ноги слабеют,

А внукам под двадцать, они вас жалеют,

 

Но только не верят, что с ними случится

Когда-то такое… А время страницы

У книги судьбы все листает, листает,

Ты только родился, а жизнь уже тает…

 

К чему я? Чтоб помнить – все так быстротечно,

А жить по-людски надо, раз мы не вечны…

                                                                                                 (Анна Опарина)

Стихи, которые сейчас прочитал Владимир, написаны современными поэтами. Недаром его называют пропагандистом современной русской поэзии. Какие же стихи выбирает мастер для прочтения с большой сцены?

Владимир Анатольевич Глазунов, актер, режиссер, телеведущий:

– Прежде всего, это должно задеть меня внутри, если внутри загорается какой-то огонь, если проходит какая-то эмоция, то я чувствую, что это стихотворение нужно донести до зрителя в обязательном порядке. Если тебе удалось его прочувствовать, если потекли слезы, мурашки побежали по телу или ты рассмеялся, то это тебя задело, зацепило. Мне каждый день присылают огромное количество стихов. С тех пор как я стал публично читать стихи, немного отошел от своей телевизионной деятельности – я понял, что могу выступать на сцене с большими поэтическими моноспектаклями. И как только это получилось – сразу же огромное количество стихотворений посыпалось в мой адрес от самых разных людей, проживающих на всей нашей большой территории. Весь русскоязычный мир, оказывается, очень пишущий сегодня, мне огромное количество стихов присылает. И, как правило, я выбираю какие-то новые, интересные стихи, необычные по форме, содержанию, стилю, – и тогда рождается моноспектакль.

И все, что я поняла сорока,

Что от страданий, увы, не сбежать.

Но можно в сердце носить облака,

А можно солнце внутри воскрешать…

 

Что за падением следует взлет.

За пораженьем – победная дробь!

Что если плохо, то это пройдет.

А наивысшая ценность – любовь!

 

И, разгоняя всю серость тоски,

Благодарю за наставший рассвет.

Ты знаешь, трудности все – пустяки.

А слезы – к силе духовной билет.

 

И все, что я поняла к сорока,

Что не свое не удержишь вовек.

Но если чья-то душа мне близка,

То значит – Господом дан человек…

 

Что простота сердцу доброму – мед,

А вот с гордыней живущий – смешон!

Что если плохо, то это пройдет,

И точно так же, когда хорошо…

                                                        (Ирина Самарина-Лабиринт)

Одна из концертных программ Владимира Глазунова называется «Ностальгия по настоящему». И, рассказывая о ней в одном интервью, Владимир вспомнил, как его сын говорил в детстве – «вкус не попадается». Вот так и сейчас. Мне кажется, «вкус не попадается» в отношениях людей. Мы куда-то спешим, друг друга не замечаем, становимся более корыстными, завистливыми, нам не хватает какой-то чистоты и искренности в отношениях. Вот по всему этому ностальгия, по настоящим жизненным ценностям. Самые теплые чувства у нас вызывают воспоминания о молодых родителях, о музыке, на которой мы выросли. Мы ностальгируем по времени, когда были молодыми и счастливыми. Ностальгируем по себе самому. Наверное, поэтому Владимиру близки поэты-шестидесятники, это было темой его программы «Рожденные в СССР». Ему всегда были интересны Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Римма Казакова, Роберт Рождественский. Но особо любимого, дорогого поэта выбрать очень сложно.

Владимир Анатольевич Глазунов, актер, режиссер, телеведущий:

– Сложно выбрать любимого, дорогого и особенного поэта. Присылают очень много стихов, и вы меня окрестили «пропагандистом современной поэзии», кто-то называет меня голосом современной поэзии, поскольку я озвучиваю огромное количество стихов современных авторов. Кто-то называет «золотым голосом поэзии», что, безусловно, лестно. Когда через себя пропускаешь такое количество стихов, то сложно остановиться на каком-то отдельном, конкретном, любимом. Я очень люблю творчество Ирины Самариной-Лабиринт, это современный автор, она живет в Украине, в Полтаве, люблю творчество Моники Котовой, Галины Заренковой. Это яркие, современные авторы, я всегда их называю в интервью, чтобы люди узнали о том, что есть современные, яркие, талантливые поэты.

Но на сегодняшний день я абсолютно поглощен творчеством Эдуарда Асадова. Дело в том, что сейчас я нахожусь на этапе подготовки большого поэтического моноспектакля, который будет называться «Асадов. Слепой поэт, который видел сердцем», и, конечно, штудирую огромное количество его литературы, его биографию, узнаю какие-то нюансы жизни этого человека. Поэтому Эдуард Асадов – это тот, кем будет пропитано мое творчество в ближайшие месяцы.

На добрых и честных стихах Асадова выросло не одно поколение молодежи. Он писал о мире и о войне, о животных и о природе, о человеческой подлости и благородстве, о вере и безверии. Но в первую очередь Эдуард Асадов писал стихи о любви. Диктуя другим людям свои строки, он был уверен, что только любовь способна удержать человека на самом краю, спасти и дать новую цель в жизни.

Владимир Анатольевич Глазунов, актер, режиссер, телеведущий:

– Сегодня я с удовольствием прочитаю какое-нибудь стихотворение Эдуарда Асадова, чтобы и вас немного «подсадить» на асадовскую поэзию.

К нему было очень разное отношение, но это был, безусловно, самый популярный поэт в Советском Союзе. Никого так не переписывали от руки. А я вам уже показывал тетрадку отца, здесь много переписано всего от руки, что-то попадалось, что-то нравилось – и тут же заносилось в тетрадь. Купить книги Асадова было в те времена невозможно, хотя он издавался огромными тиражами, и, пожалуй, за всю его писательскую, творческую жизнь вышло порядка 3–4 миллионов экземпляров его книг. Но они расхватывались моментально с книжных полок, достать было невозможно, поэтому их переписывали от руки.

Его цитировали, его передавали из уст в уста, а высокие поэты-шестидесятники, такие же, как он, быть может, не считали его за поэта, себе подобного, поскольку он писал для народа, он писал для простых людей, описывал какие-то бытовые истории. Но в то же время в этих историях было столько глубины, столько чистоты, столько тепла, столько духовности, как мне кажется! Поэтому я считаю, что на данном этапе Асадов незаслуженно забыт, его очень любили в 70–80-е годы, а сегодня он отошел на второй, третий план. А этот год является годом столетия Эдуарда Асадова, и мне очень хочется именно к его столетию подготовить большой поэтический моноспектакль, который будет пронизан исключительно его душераздирающей поэзией.

Когда я слышу о дружбе твердой,

О сердце мужественном и скромном,

Я представляю не профиль гордый,

Не парус бедствия в вихре шторма, –

 

Я просто вижу одно окошко

В узорах пыли или мороза

И рыжеватого щуплого Лешку –

Парнишку-наладчика с "Красной Розы"...

 

Дом два по Зубовскому проезду

Стоял без лепок и пышных фасадов,

И ради того, что студент Асадов

В нем жил, управдом не белил подъездов.

 

Ну что же – студент небольшая сошка,

Тут бог жилищный не ошибался.

Но вот для тщедушного рыжего Лешки

Я бы, наверное, постарался!

 

Под самой крышей, над всеми нами

Жил летчик с нелегкой судьбой своей,

С парализованными ногами,

Влюбленный в небо и голубей.

 

Они ему были дороже хлеба,

Всего вероятнее, потому,

Что были связными меж ним и небом

И синь высоты приносили ему.

А в доме напротив, окошко в окошко,

Меж теткой и кучей рыбацких снастей

Жил его друг – конопатый Лешка,

Красневший при девушках до ушей.

 

А те, на "Розе", народ языкатый.

Окружат в столовке его порой:

– Алешка, ты что же еще неженатый? –

Тот вспыхнет сразу алей заката

И брякнет: – Боюсь еще... молодой...

 

Шутки как шутки, и парень как парень,

Пройди – и не вспомнится никогда.

И все-таки как я ему благодарен

За что-то светлое навсегда!

 

Каждое утро перед работой

Он к другу бежал на его этаж,

Входил и шутя козырял пилоту:

– Лифт подан. Пожалте дышать на пляж!..

 

А лифта-то в доме как раз и не было.

Вот в этом и пряталась вся беда.

Лишь "бодрая юность" по лестницам бегала,

Легко, "как по нотам", туда-сюда...

 

А летчику просто была б хана:

Попробуй в скверик попасть к воротам!

Но лифт объявился. Не бойтесь. Вот он!

Плечи Алешкины и спина!

 

И бросьте дурацкие благодарности

И вздохи с неловкостью пополам!

Дружба не терпит сентиментальности,

А вы вот, спеша на работу, по крайности,

Лучше б не топали по цветам!

 

Итак, "лифт" подан! И вот, шагая

Медленно в утренней тишине,

Держась за перила, ступеньки считает:

Одна – вторая, одна – вторая,

Лешка с товарищем на спине...

 

Сто двадцать ступеней. Пять этажей.

Это любому из нас понятно.

Подобным маршрутом не раз, вероятно,

Вы шли и с гостями, и без гостей.

 

Когда же с кладью любого сорта

Не больше пуда и то лишь раз

Случится подняться нам в дом подчас –

Мы чуть ли не мир посылаем к черту.

 

А тут – человек, а тут – ежедневно,

И в зной, и в холод: "Пошли, держись!"

Сто двадцать трудных, как бой, ступеней!

Сто двадцать – вверх и сто двадцать – вниз!

 

Вынесет друга, усадит в сквере,

Шутливо укутает потеплей,

Из клетки вытащит голубей:

– Ну все! Если что, присылай "курьера"!

 

"Курьер" – это кто-нибудь из ребят.

Чуть что, на фабрике объявляется:

– Алеша, Мохнач прилетел назад!

– Алеша, скорей! Гроза начинается!

 

А тот все знает и сам. Чутьем.

– Спасибо, курносый, ты просто гений! –

И туча не брызнет еще дождем,

А он во дворе: – Не замерз? Идем! –

И снова: ступени, ступени, ступени...

 

Пот градом... Перила скользят, как ужи...

На третьем чуть-чуть постоять, отдыхая.

– Алешка, брось ты!

– Сиди, не тужи!.. –

И снова ступени, как рубежи:

Одна – вторая, одна – вторая...

 

И так не день и не месяц только,

Так годы и годы: не три, не пять,

Трудно даже и сосчитать –

При мне только десять. А после сколько?!

 

Дружба, как видно, границ не знает,

Все так же упрямо стучат каблуки.

Ступеньки, ступеньки, шаги, шаги...

Одна – вторая, одна – вторая...

 

Ах, если вдруг сказочная рука

Сложила бы все их разом,

То лестница эта наверняка

Вершиной ушла бы за облака,

Почти не видная глазом.

И там, в космической вышине

(Представьте хоть на немножко),

С трассами спутников наравне

Стоял бы с товарищем на спине

Хороший парень Алешка!

 

Пускай не дарили ему цветов

И пусть не писали о нем в газете,

Да он и не ждет благодарных слов,

Он просто на помощь прийти готов,

Если плохо тебе на свете.

 

И если я слышу о дружбе твердой,

О сердце мужественном и скромном,

Я представляю не профиль гордый,

Не парус бедствия в вихре шторма, 

 

Я просто вижу одно окошко

В узорах пыли или мороза

И рыжеватого, щуплого Лешку,

Простого наладчика с "Красной Розы"...

Именно такой пронзительной лирикой наполнен новый моноспектакль Владимира Глазунова «Асадов. Слепой поэт, который видел сердцем». Это история о драматичной судьбе поэта сквозь призму исторических и литературных событий. О том, что помогло выстоять, быть бесстрашным и честным в самых трагических обстоятельствах жизни. И, конечно, он – о героическом подвиге поэта во время Великой Отечественной войны. О травме головы, несовместимой с жизнью, о многочисленных поклонницах и предательстве любимой, о фантастической популярности и неприятии коллег, о ранней потере отца и смене фамилии. О детстве в Туркменистане и последних днях в Одинцово под Москвой. Погружаясь в мир поэзии, Владимир Глазунов порой делает и для себя потрясающие открытия.

Владимир Анатольевич Глазунов, актер, режиссер, телеведущий:

– Во-первых, поэзия меня самого вдохновляет на творчество, поэтому это безусловное открытие. Несмотря на то, что стихи я писал только в юности, когда пора влюбленности и обязательно рифмуются какие-то строки, – сейчас я вновь потихоньку возвращаюсь к этому и начинаю понимать, что самому мне тоже хочется складывать слова в рифмы и писать стихи. Вот, пожалуй, это одно из открытий, которое я сделал, когда начал читать стихи.

Второе – это, конечно, момент воздействия поэзии на аудиторию. Я вижу своих зрителей, слышу тех, что выходят после поэтических моноспектаклей, и понимаю, что они выходят измененными людьми. Кто-то признается в том, что я помогаю им справиться с какими-то жизненными ситуациями, некоторые подходят и говорят, что они хотели уже разводиться, будучи 30 лет в супружеском браке, и благодаря одному стихотворению (а есть такое стихотворение Натальи Задорожной, оно называется «Он хлопнул дверью») они остались вместе.

Кто-то говорит: «Вы спасли мне жизнь», кто-то еще каким-то образом выражает свои эмоции, и для меня это тонкая и очень красивая мера воздействия на широкую аудиторию, возможность донести до нее то, что сам чувствуешь и хочешь передать. И порой это чувствуют и зрители в зале. Но, быть может, эти эмоции где-то глубоко скрыты, их стесняются выразить. Но когда ты находишься в темноте зала, вжимаешься в кресло и слушаешь пронизывающие, до боли знакомые тебе строки, объясняющие твои чувства,  то  понимаешь, что внутренние скорлупки твоей души приоткрываются в этот момент.

И мужчины очень часто говорят, что не ожидали, какое это воздействие на них произведет, они говорят, что я прорвал их броню. Они приходят в броне, железобетоне на поэтический вечер – а выходят другими людьми. Женщины часто говорят, что они жалеют, что мужа не привели на эти поэтические моноспектакли, поскольку и мужчине важно было бы сидеть рядом и слушать то, что говорится со сцены.

У человека есть жена. Он недоволен ей.

Ему как будто бы нужна получше, поумней.

Но если Бога нет внутри и в сердце пустота,

Хоть всех вокруг перебери: не та, не та, не та.

 

У человека есть страна. Он недоволен ей.

Ему как будто бы нужна получше, посильней.

Но если Бога нет внутри и в сердце пустота,

Все страны мира обойди: не та, не та, не та.

 

У человека есть судьба. Он недоволен ей:

Потери и за жизнь борьба, не все как у людей.

Но если Бога нет внутри и в сердце пустота,

Все судьбы мира рассмотри: не та, не та, не та.

 

Но если Божьи семена взошли и расцвели,

По нраву жизнь, друзья, страна и все края земли,

И прекращается борьба, хоть сотни лет живи,

Не воспрепятствует судьба течению любви.

                                                     (Ярослав Климанов)

Автор программы Елена Сетник

Записала Полина Митрофанова